Повернувшись к сервировочному столику, уставленному бутылками, Борис Романович весело спросил:
— Ну что, девчонки, — зажжем?
— Легко, — улыбнулась Ксюша.
— Вы что пить будете?
— Я мартини, — сказала Ксюша. — Женька, а ты?
— Я?.. — Женя уставилась на бутылки с разноцветными этикетками и растерянно пожала плечами. — Даже не знаю.
«Джейн бросила в стакан пару кусочков льда, плеснула джина и разбавила его тоником», — вспомнила она эпизод из какой-то книжки и робко проговорила:
— Если можно, джин с тоником и со льдом.
Борис Романович вскинул брови, затем перевел взгляд на Ксюшу и весело ей подмигнул:
— А ведь соображает!
Хозяин разлил спиртное по стаканам.
— Девчонки, давайте выпьем на брудершафт, а? Я ведь вышел из рабочего класса и терпеть не могу «выкать» своим друзьям. Вы как?
— Я «за», — сказала Ксюша.
— Я тоже, — смущенно пробормотала Женя.
И Борис Романович принялся «зажигать». Выпив с гостьями на брудершафт, он мгновенно перешел на «ты» и стал травить байки, перемежая их такими солеными и крепкими выражениями, от которых стеснительной Жене, воспитанной на дамских романах, делалось немного не по себе.
После третьего тоста мобильник олигарха — «Нокиа» самой последней модели — запрыгал на столе и хрипло заголосил:
— «Владимирский централ — ветер северный»…
Борис Романович сгреб со стола телефон и поднес его к большому розовому уху:
— Слушаю!..
Несколько секунд олигарх слушал, сдвинув брови. Затем, буркнув в трубку: «Погоди секунду», улыбнулся девушкам и сказал извиняющимся голосом:
— Девчонки, я отлучусь на минутку, а вы пока тут выпейте и поболтайте, хорошо?
С этими словами Борис Романович быстро поднялся из-за стола и вышел в соседнюю комнату.
— Ну? — тихо спросила Ксюша. — И как он тебе?
— Ничего, обаятельный, — ответила Женя. — Старый только. И лысина в полголовы.
— Далась тебе эта лысина. — Ксюша отхлебнула мартини и пожала плечами: — Мне вообще лысины у мужиков нравятся. В этом есть что-то трогательное. Сразу хочется такого мужчинку к груди прижать и по плеши похлопать.
Женя вспомнила, что во всех романах, которые она читала, мужчины почти всегда были красавцами и брюнетами, а волосы у них были либо «густые, как шерсть дикого зверя», либо «крупной волной спадали на мускулистые смуглые плечи». Вспомнила и, насмешливо наморщив нос, фыркнула:
— Скажешь тоже.
— Ты пойми, молодых и красивых олигархов — раз, два и обчелся, — объяснила Ксюша. — Им сейчас всем за сороковник. Все плешивые и тертые жизнью. У этого хоть брюхо небольшое.
— Ну, не знаю, — с сомнением сказала Женя. — Мне больше нравятся молодые…
Ксюша фыркнула и поморщилась:
— Молодые ей нравятся, а! Ты лучше посмотри на полотно Айвазовского, которое висит у тебя над головой, и представь себе, сколько оно стоит! Тогда и про лысину забудешь, и про брюшко.
— Ты что, хочешь выйти за него замуж? — удивленно спросила Женя.
— Ну почему сразу замуж? — передернула плечами Ксюша. — Необязательно. Можно и по-другому. Эти дядьки — народ щедрый. Для них подарить подружке машину или квартиру — как сигарету закурить!
По лицу Жени пробежала тень. Она поставила на столик стакан с джин-тоником, поправила пальцем очки и сурово заявила:
— Мне такая машина на фиг не нужна.
— Да ну? — весело воззрилась на нее Ксюша. — А какая нужна?
— Такая, чтобы я сама на нее заработала, — отчеканила Женя. — А если и приму столь дорогой подарок, то только от родного человека.
— От мужа, что ли?
Женя нахмурилась и кивнула:
— Можно и от мужа.
Ксюша засмеялась.
— Ой, не могу! И где же ты такого мужа отыщешь, сексапильная ты наша? У тебя какой рост?
— Неважно, — угрюмо ответила Женя.
— А бюст-талия-бедра?
— Тоже неважно.
— Ну а вес? Весишь-то ты сколько?
— Что ты ко мне пристала с этими глупостями? Какая разница, сколько я вешу? Я добрая и умная, вот.
— Есть! Есть разница! Пойми же ты, дуреха, этих боровов вовсе не интересует твой супермозг, им нужна твоя супергрудь, твои суперноги и суперулыбка!
— Звучит здорово! — пробасил за спиной Жени голос Бориса Романовича. — Простите, что заставил вас скучать, дамы. Бизнес не отпускает. — Он подошел к столику и брякнулся на диван. — О чем спорите, девчонки?
— О своем, о женском, — хмуро ответила Ксюша.
— Ну-ну. — Борис Романович разлил спиртное по бокалам и обвел девушек насмешливым взглядом: — Так на чем мы остановились, красавицы?
— На Шишкине и Брюллове, — сухо ответила ему Ксюша, обиженно поглядывая на нахохлившуюся Женю.
— Ах да. — Борис Романович кивнул. — Это интересная история. Давайте выпьем, и я вам ее расскажу!
Ксюша подняла бокал, а Женя тихо сказала:
— Мне уже хватит.
— Как хватит? Почему хватит? — удивился Борис Романович.
Женя покраснела и открыла рот, чтобы ответить, но Ксюша ее опередила:
— Она больная, ей нельзя.
— Больная? — еще больше удивился олигарх. — А с виду и не скажешь.
— У нее проблемы с мозгами, — пояснила Ксюша. — У всех обычные мозги, а у нее — супермозг. Это такая большая серая штука, которой не нужны ни машина, ни квартира, ни драгоценности.
— Хватит нести чушь! — рассердилась Женя. — Борис Романович, вы хотели рассказать про Брюллова!
— Про Брюл… Ах да. — Лицо олигарха снова повеселело. — Купил, понимаешь, неделю назад рисунок. Дурацкий рисунок — большой лист, а посередине — глаз. И подпись: «Се я рисовала. Девятнадцатое марта тысяча девятисотого года». А на обратной стороне еще одна: «Рисовала Лидия Брюллова». Читаю, блин, и фамилия такая знакомая. Тут и эксперт один подвернулся. Говорит: «Брюллова — помните? «Последний день Помпеи». — «А! — говорю. — Точно! В школьном учебнике истории репродукцию видел!» Ну, думаю, надо брать. «Сколько, — спрашиваю, — стоит картинка?» А он на меня глазенками поверх очков зыркнул и говорит: «Точную цену назвать не могу, но где-то в районе двадцати тысяч долларов». Тю, думаю, какая дешевка. Ну и, натурально, предлагаю ему двадцать пять кусков, но чтобы сразу — не дожидаясь аукциона.
— А он? — спросила Ксюша, нарочито широко улыбаясь и не глядя на Женю.
— А он дает мне экспертное заключение: так, мол, и так: рисунок нарисовала Лидия Брюллова в тысяча девятисотом году. Печать и подпись эксперта. Вроде все в порядке, так?
— Так, — кивнула Ксюша.
— Вот и я так же подумал. Заплатил деньги, притащил рисунок домой, окантовал в дорогую рамку, повесил на стену. Сижу, любуюсь. А нормально, думаю, тетка нарисовала. Похоже.
Борис Романович отхлебнул из стакана, облизнул толстые губы и продолжил рассказ:
— Ну вот. А тут ко мне приятель приходит, тоже коллекционер. «А это, — спрашивает, — у тебя что за картинка висит?» — «Да вот, — отвечаю, — приобрел. Брюллова. Лидия». Он на меня посмотрел так странно и спрашивает: «А ты знаешь, кто такая эта Брюллова?» — «А то, — говорю. — Она «Последний день Помпеи» нарисовала».
Женя хмыкнула и поправила пальцем очки, но Борис Романович не обратил на ее жест никакого внимания. Он продолжал рассказ:
— «И сколько ты за этот рисунок заплатил?» — спрашивает приятель. Я ему: «Да недорого. Всего-то двадцать пять тысяч баксов». Ну, приятель мой давай ржать. «Кинули тебя, — говорит. — Развели, как полного лоха. «Последний день Помпеи» Карл Брюллов нарисовал. А эта Лидия — всего-навсего его внучка. Четырнадцатилетняя девчонка!»
Тут Борис Романович хохотнул и сам — чуть спиртное не расплескал.
— Представляете! — зычно и весело воскликнул он. — Мне вместо Карла Брюллова его внучку подсунули! Четырнадцатилетнюю девчонку! И главное — не подкопаешься. Заключение эксперта подлинное, ни слова, мерзавец, не соврал!
Ксюша нарочито громко засмеялась и зыркнула глазами на Женю. Та тоже позволила себе улыбнуться — насмешливо и слегка снисходительно — с видом отличницы, случайно попавшей в компанию тупых двоечников.
— Вот так и лоханулся, — философски заключил Борис Романович. — Главное, что Карла Брюллова-то я потом вспомнил. Меня фамилия с толку сбила. Хорошо хоть всего на двадцать пять штук кинули. Я бы больше дал, если бы попросили.
Олигарх уже основательно захмелел. Он взял со столика пульт и нажал на кнопку. И тотчас из динамиков огромной стереосистемы заголосила «ВИА Гра»:
Я мало кого любила.
Второй надоел, третьего забыла.
Четвертый исчез во вторник.
О первом почти ничего не помню…
— Ну что, девчонки, оттопыримся в танце? — Борис Романович встал с кресла и, притоптывая в такт музыке, протянул руку Жене: — Женечка, вы позволите вас пригласить?
Она неуверенно посмотрела на Ксюшу.
