— А, это вы, — произнесла она без всякого выражения.
Девушка казалась еще более уставшей и подавленной, чем в тот раз, когда он разговаривал с ней в кафетерии для персонала. Эрленд подумал, что Рождество для нее, как и для него, не самое счастливое время в жизни, и у него сорвалось с языка:
— Рождественские праздники утомляют вас?
Не ответив, она толкнула тюк к следующей двери, постучалась, подождала немного, прежде чем открыть своим ключом. Войдя в номер, Осп еще раз спросила, есть ли кто в помещении, на случай, если постоялец не услышал стука. Потом она приступила к уборке: застелила кровать, поменяла полотенца в ванной, побрызгала спреем зеркало. Эрленд блуждал по номеру, наблюдая, как она работает, и только через некоторое время Осп заметила, что он все еще тут.
— Вы не должны заходить в номер, — сказала она, — это частная территория.
— Ведь это вы убираете этажом ниже, в триста двенадцатом? — спросил Эрленд. — Там жил чудаковатый англичанин. Генри Уопшот. Вы не заметили в его номере чего-нибудь необычного?
Она взглянула на него, точно не понимая, о чем он говорит.
— К примеру, окровавленного ножа? — продолжил Эрленд, изобразив подобие улыбки.
— Нет, — ответила Осп, — ничего такого.
Потом, немного подумав, добавила:
— Какой еще нож? Это он убил Деда Мороза?
— Я не помню, какие именно слова вы употребили, когда мы с вами разговаривали в прошлый раз, но вы высказались в том духе, что некоторые постояльцы «лапают» вас. Мне кажется, вы имели в виду сексуальные домогательства. Он был тоже из таких?
— Нет, я видела его только один раз.
— И ничего…
— Он разозлился, когда я вошла в номер, — сказала Осп.
— Разозлился?
— Я побеспокоила его, и он выставил меня вон. Я поинтересовалась у администрации, что происходит, и выяснила, что он специально просил не убирать его номер. Но мне никто ничего не передал. Эти чертовы придурки никогда нас не предупреждают! Поэтому я и вошла в номер, а он, как увидел меня, вышел из себя. Набросился на меня, старый козел! Как будто это я устанавливаю правила в отеле. Пусть бы высказывал свои претензии директору.
— Он немного скрытный.
— Больной!
— Я говорю о Уопшоте.
— Оба больные.
— Так что, вы ничего необычного в его номере не заметили?
— Там был полный бардак, но в этом нет ничего необычного.
Осп оторвалась от работы, постояла некоторое время и задумчиво посмотрела на Эрленда.
— Вы что-то выяснили? По поводу Деда Мороза? — спросила она.
— Почти ничего, — ответил Эрленд. — А что?
— Этот отель со странностями, — сказала Осп, выглянула в коридор и понизила голос.
— Со странностями? — Эрленд вдруг почувствовал: не так уж она и самоуверенна. — Вас что-то пугает? В этом отеле?
Осп не ответила.
— Вы боитесь потерять работу?
Она взглянула на Эрленда:
— Ну да, конечно. Такую работу кому ж захочется терять.
— Тогда в чем же дело?
Поколебавшись, Осп, похоже, приняла решение. Как будто то, что она собиралась ему поведать, не стоило слишком уж напряженных размышлений.
— На кухне воруют, — сказала она. — Столько, сколько смогут. Не удивлюсь, если им целый год не нужно покупать для себя никаких продуктов.
— Воруют?
— Все, что не привинчено к полу.
— Кто «они»?
— Не говорите, что это я вам рассказала. Шеф-повар. Он в первую очередь.
— Как вы узнали?
— Мне сказал Гулли. Он знал обо всем, что происходило в отеле.
Эрленд припомнил, как он стащил говяжий язык из буфета, а шеф-повар застукал его и отчитал, и представил себе его суровый голос.
— Когда он вам сказал об этом?
— Месяца два назад.
— И что? Это беспокоило его? Он собирался жаловаться? Почему он поделился с вами? Я полагал, что вы были едва знакомы.
— Я плохо его знала.
Осп помолчала.
— Ребята с кухни подшучивали надо мной, — сказала она, — дразнились. «И как тебе внутри?» и все в таком духе. Всякие гадости, какие только можно выдумать. Это дошло до Гулли, и он поговорил со мной. Посоветовал не обращать внимания, потому что все они воры и он может, если захочет, их всех заложить.
— Он грозился их сдать?
— Да нет, просто хотел подбодрить меня.
— Что же они воровали? — спросил Эрленд. — Гудлауг упоминал что-то конкретное?
— Директор в курсе, но ничего не предпринимает. Он сам ворует — покупает контрабанду для бара. Метрдотель тоже замешан. Это мне все Гулли сказал.
— Гудлауг рассказал вам все это?
— Они прикарманивают разницу.
— Почему вы умолчали об этом, когда мы с вами разговаривали в прошлый раз?
— А разве это важно?
— Возможно.
Осп пожала плечами:
— Откуда ж я знала? К тому же я была не в себе, после того как нашла его, Гудлаута, заколотого ножом, да еще и с презервативом.
— Вы не заметили деньги в его комнате?
— Деньги?
— Незадолго до убийства он получил довольно солидную сумму, но я не знаю, были ли деньги при нем, когда на него напали.
— Я не видела ни кроны.
— Точно? Это ведь не вы взяли деньги, когда зашли к нему? — спросил Эрленд.
Осп снова прервала уборку и опустила руки.
— Вы хотите сказать, что я их украла?
— Так иногда бывает.
— Вы полагаете, что…
— Это вы взяли деньги?
— Нет.
— У вас была такая возможность.
— Так же как и у того, кто его убил.
— Верно, — заметил Эрленд.
— Я не видела ни кроны.
— Что ж, ладно.
Осп стала наводить порядок дальше. Она побрызгала чистящим средством на унитаз и принялась усердно его тереть, будто Эрленда и вовсе тут не было. Некоторое время он наблюдал за ней, потом поблагодарил за беседу.
— Что вы подразумевали под словами «побеспокоила его»? — спросил он уже в дверях. — Я о Генри Уопшоте. Вряд ли вы вошли бы в номер, если бы вначале не позвали хозяина, как вы сделали только что здесь.
— Он не услышал меня.
— Чем же он занимался?
— Не знаю, должна ли я…
— Это останется между нами.
— Он смотрел телевизор, — сказала Осп.
— Возможно, он не хотел, чтобы об этом узнали, — прошептал Эрленд тоном заговорщика.
— Скорее, видео, — поправилась Осп. — Порно. Омерзительное.
— В отеле показывают порнофильмы?
— Такие фильмы запрещены повсюду.
— Какие такие?
— Это было порно с детьми. Я доложила директору.
— Порно с детьми? Какого рода?
— Как «какого рода»? Вам в подробностях описать?
— В какой день это было?
— Чертов извращенец!
— Когда это было?
— В тот день, когда я нашла Гулли.
— Что сделал директор?
— Ничего, — сказала Осп. — Велел мне держать рот на замке.
— Вы знаете, кем был Гудлауг?
— О чем вы? Швейцаром он был. Или… кем-то еще?
— Да, кем-то еще, когда был маленьким. Он обладал очень красивым голосом. Я слушал его записи на пластинке.
— Он был певцом?
— Настоящим чудо-ребенком. Из-за этого вся его жизнь пошла кувырком. Он вырос, и все кончилось.
— Я не знала.
— Никто уже не помнит, кем был Гудлауг, — сказал Эрленд.
Они помолчали немного, думая каждый о своем.
— Вас не угнетает рождественская суматоха? — спросил Эрленд. Ему показалось, что он нашел родственную душу.
Она отвернулась:
— Рождество для счастливых.
Эрленд посмотрел на Осп, и едва заметная улыбка осветила его лицо.
— Вы бы сошлись с моей дочерью, — сказал он, вытаскивая телефон.
Сигурд Оли удивился, услышав от Эрленда о деньгах, якобы находившихся в каморке Гудлауга. Они решили, что необходимо проверить, действительно ли Уопшот бродил по антикварным лавкам в момент убийства. Звонок Эрленда застал Сигурда Оли как раз перед камерой, где сидел Уопшот. Он описал боссу, при каких обстоятельствах у англичанина взяли анализ слюны.
Камера, в которой пребывал Уопшот, предназначалась для разного рода неудачников, начиная с убогих пьяниц и заканчивая насильниками и убийцами. Они разрисовали стены граффити и исцарапали изречениями относительно своего жалкого существования в тюрьме. Унитаз находился прямо в камере, кровать была прикручена к полу. На ней лежал тонкий матрас и твердая подушка. Окно отсутствовало, но на потолке, прямо над заключенным, постоянно горел ослепляющий неоновый свет, чтобы тот не мог отличить день от ночи.
Генри Уопшот, выпрямившись, стоял у стены напротив тяжелой металлической двери. Его охраняли два полицейских. Элинборг и Сигурд Оли тоже присутствовали; у них было разрешение судьи на снятие отпечатков пальцев и прочие анализы. Здесь же находилась и Вальгерд с ватной палочкой в руке, готовая взять образец слюны.
Уопшот смотрел на нее так, будто она воплощение дьявола, явившееся за ним, чтобы унести в преисподнюю на вечные муки. Его глаза вылезали из орбит, он уворачивался от нее изо всех сил и, несмотря на все усилия полицейских, не давал открыть себе рот.
