— Не понимаю, что смешного?
— Сейчас поймете. В раздевалке хоть шаром покати. Есть только шорты из желтой лайкры.
Он покачал головой.
— Почему никто ее не предупредил?
— Кого?
— Вашего тренера. Придется, мне, видимо, надеть желтые шорты, чтобы ее не подводить. Зато какое сразу возникнет внимание к баскетболу!
Брэнда расхохоталась.
— Я, конечно, очень постараюсь вести себя спортивно. Но я всего лишь человек, поэтому, когда вы будете пробегать мимо, выпятив задницу в желтых лайкровых шортах, могу не выдержать и ущипнуть за нее.
— Я вам не игрушка, — сказал Майрон, — и приехал сюда отнюдь не ради вашего удовольствия.
— И очень плохо. — Брэнда последовала за ним в раздевалку. — Ох, вылетело из головы, как звали адвоката, который писал моему отцу, — сказала она. — Кажется, Томас Кинкейд?
— Совершенно верно.
— Вспомнила, где раньше слышала это имя. В учительской, когда мне вручали первую в жизни школьную стипендию. Мне тогда как раз исполнилось двенадцать лет. Ну так вот: в те годы Кинкейд был адвокатом, отвечавшим за стипендии.
— Что значит «отвечавшим»?
— Он подписывал мои чеки.
Майрон остановился.
— Вы получали чеки на образование из социального отдела муниципалитета?
— Именно. Стипендия, которую мне выплачивали, покрывала расходы на обучение, школьное питание, учебники. Я составляла список своих расходов, а Кинкейд подписывал чеки.
— И как называлась эта стипендия?
— Не помню точно. Кажется, социально ориентированная — или что-то вроде этого.
— И как долго Кинкейд распоряжался вашей стипендией?
— Вплоть до окончания школы высшей ступени. Я поступила в колледж по именной спортивной стипендии. Соответственно все расходы на мое образование взял баскетбол.
— А как насчет медицинского института?
— Там я получала другую стипендию.
— Но на тех же основаниях?
— Это была институтская стипендия, если вам так уж важно это знать.
— Но она покрывала те же расходы? На образование, пансион, лабораторные работы?
— Точно так.
— А чеки тоже выписывал адвокат?
Она согласно кивнула.
— Вы, случайно, не помните его имя?
— Помню. Рик Питерсон. Он работал в Роузленде.
Майрон обдумал ее слова. Кажется, кое-что начинало сходиться.
— Хочу попросить вас об одолжении, — сказал он. — Мне необходимо срочно кое-куда позвонить. Не могли бы вы отвлечь от моей особы вашу фрау Брух?
Брэнда пожала плечами:
— Могу попробовать. — И Брэнда удалилась.
Раздевалка оказалась на удивление большой и просторной. За похожим на прилавок столом расположился восьмидесятилетний мужчина, который задал Майрону вопрос относительно его размеров. Майрон сообщил ему всю необходимую информацию. Через две минуты старикан выложил перед ним на стул целую кучу спортивной одежды. Бордовую фуфайку, черные, с голубыми полосками, высокие носки, белую поддерживающую повязку для мошонки, зеленые тапочки, ну и, разумеется, желтые шорты из лайкры.
Майрон нахмурился.
— По-моему, по части цветов вы несколько переборщили…
Старикан, подмигнув ему, сказал:
— Есть еще красный спортивный бюстгальтер. Возьмешь?
Майрон некоторое время обдумывал эти слова, после чего решительно отверг предложение старца и начал облачаться в свои доспехи. Натянув фуфайку и поддерживающую повязку, он напялил проклятые желтые шорты, надевать которые было все равно что влезать в водолазный костюм мокрого типа. Впрочем, секундой позже, немного попрыгав, он подумал, что не так уж плохо, когда у тебя все стянуто и подтянуто. Закончив переодевание, Майрон взял мобильный телефон и отправился в помещение для тренеров. По пути увидел зеркало, не удержавшись, глянул в него и решил, что похож на коробку с обрезками цветной бумаги для детского творчества.
В комнате для тренеров Майрон улегся на лавку и набрал номер своего офиса.
Трубку сняла Эсперанса.
— А Синди где? — спросил Майрон.
— На ленч пошла.
Он представил Годзиллу, пожирающую несчастных жителей Токио.
— Между прочим, ей не нравится, что ты называешь ее Синди, — заметила Эсперанса. — Сказала, что ее всегда звали Верзила Синди.
— Извини за душевную черствость. Был не прав… Кстати, ты список абонентов Хораса Слотера со стола еще не убрала?
— Нет.
— Тогда ответь: он звонил адвокату Рику Питерсону?
После короткой паузы Эсперанса откликнулась:
— Ты как будто этот список перед собой держишь… Еще как звонил. Целых пять раз.
В голове Майрона снова начали проворачиваться шестеренки, цепляясь именно за те зубья, какие надо. Интуиция и логика его не подвели. Пока все шло как по-писаному.
Продолжая размышлять над полученной информацией, он машинально спросил:
— Кто-нибудь звонил?
— Были два звонка. От Профуры.
— Прошу тебя, не называй ее так, — попросил Майрон.
На самом деле обычно Эсперанса называла Джессику еще хуже. Профура являлась сокращенным вариантом слова «профурсетка», смысл которого ни у кого не оставлял сомнений. Майрон надеялся, что лед между Джессикой и Эсперансой когда-нибудь растает, и даже попросил с этой целью Джессику пригласить Эсперансу на ленч. Но теперь он окончательно убедился, что лед между женщинами может растопить разве что ядерный взрыв. Сторонний наблюдатель, возможно, принял бы это за ревность, но ни о какой ревности здесь и речи быть не могло. Просто пять лет назад Джессика, скажем так, «обидела» Майрона, и Эсперанса отлично об этом знала. Она вообще считала, что они совершенно не подходят друг другу.
Кроме того, Эсперанса отличалась злопамятностью. Когда один человек плохо относится к другому, говорят, что он имеет на него зуб. Ну так вот: зубов на самых разных людей Эсперанса имела великое множество. И сейчас получила возможность пустить один из них в дело.
— Какого дьявола она вообще сюда звонит? Не знает, что ли, номер твоего мобильного?
— Джессика поступает так только в экстраординарных случаях.
Эсперанса издала какой-то булькающий, захлебывающийся звук.
— Экстраординарных? Ха! Вы уже столько лет знаете друг друга, что подобных случаев в ваших отношениях просто не должно быть.
— Можешь просто передать ее сообщение — без комментариев?
— Она хочет, чтобы ты ей позвонил. В отель «Беверли Уилшир», номер шестьсот восемнадцать. Должно быть, этот номер у них специально резервируется для профур.
Вот и толкуй после этого об улучшении отношений между женщинами. Эсперанса назвала номер телефона, Майрон быстро записал его.
— Что-нибудь еще?
— А еще твоя мама звонила. Не забудь — сегодня вечером ты у нее обедаешь. Твой папаша по такому случаю даже отправился в парикмахерскую. Ожидается визит целой кучи тетушек и дядюшек.
— О'кей. Спасибо. Принял к сведению. Мы с тобой сегодня днем еще увидимся…
— Жду не дождусь, — усмехнулась Эсперанса и повесила трубку.
Майрон приподнялся и сел на лавке. Джессика звонила ему дважды. Хм-м-м-м…
Тренер принесла Майрону повязку для колена и помогла затянуть ее на больном месте и зафиксировать застежкой-липучкой. Пока они возились с повязкой, Майрон думал: звонить Джессике прямо сейчас или повременить, но когда тренер вышла, снова лег на скамейку и, набрав номер, который дала ему Эсперанса, попросил соединить его с комнатой шестьсот восемнадцать. Джессика отозвалась сразу, как будто ее рука лежала на трубке.
— Слушаю!
— Привет, красавица, — произнес Майрон, включив, по выражению Норма, свое болитарское обаяние. — Что поделываешь?
— Да вот, разложила на полу дюжину снимков с твоей физиономией. Теперь сижу и думаю, не раздеться ли мне донага и не предаться ли самообладанию, глядя на них.
Пришла тренер.
— Мешочка со льдом не найдется? — спросил Майрон.
На лице тренера появилось недоуменное выражение. Джессика рассмеялась.
— Мне нравится выражение: предаться самообладанию, — сказал он. — По-моему, неплохо.
— Что ж, на то я и писатель.
— Ну как там на левом побережье? — «Левым побережьем» на сленге хиппи называлось побережье Тихого океана.
— Солнце светит, — сказала Джессика. — Даже слишком ярко, на мой вкус. Здесь вообще слишком много солнца.
— Ну так возвращайся домой.
В трубке установилось минутное молчание. Потом Джессика произнесла:
— У меня хорошие новости…
— О?!
— Помнишь ту продюсерскую компанию, которой понравилась «Контрольная комната»?
— Разумеется.
— Ее руководство хочет, чтобы я участвовала в продюсировании картины и одновременно выступила как соавтор сценария. Круто, правда?
