Авгурова смотрела вдаль.
Впереди на аллее носились и орали взбалмошные изрильские школьникимладшеклассники…
Фриде не было до них дела:
— А наша начальница… Я буду еще говорить о ней в Москве… Она полностью от всего устранилась. Пришлось самостоятельно дать отпор…
Так и было. Активистки, вроде Фриды, в самолете разбились на группки. Ставку сделали на тощих затравленных старух-горянок. Тем все еще казалось, что советская власть имеет над ними силу, по крайней мере в воздухе. Старухи нервничали, подозревали подвох…
Контакты с ними активистки прекратили, едва шасси авиалайнера коснулись бетона.
Авгурову все это не трогало.
Бывших соотечественников сразу отделили от других пассажиров. Но и тех, и других, ждала еще одна совсем короткая — последняя — встреча. Делегация получала багаж, когда горцы появились снова — новая родина раздала им первые деньги и теперь развозила на такси по гостиницам.
— Счастье, что мы не оказались вместе с ними…
Путешествие по Саду Роз затянулось. Время от времени Остроносая прекращала расспросы, нарочито умилялась:
— Смотрите! Какая красота…
Между двумя розариями впереди показался крохотный белый домик — два маленьких окошка, забранные решетками, две красные симметричные дверцы с ключом в каждой…
Вокруг, побросав свои рюкзачки, бесились израильские младшеклассники.
— Как романтично! Что это?
— Думаю, туалет.
До здания Высшего Суда Справедливости было уже рукой подать.
Горбоносый гид и миротворки были уже далеко впереди.
— Не прощу себе, если не воспользуюсь… Извините, — Остроносая открыла одну из дверей.
Израильские дети вокруг буквально ходили на головах.
На одном из семинаров делегаткам рассказывали, что полное попустительство малышам — составляет тут едва ли не самую суть здешнего воспитания.
Лет до пятнадцати дети делали, что хотят. Потом — перебесившись в детстве, они уже не представляли особой угрозы для окружающих. Поэтому ночью, рассказывали, тут можно было без опаски проходить мимо стоящих кружком израильских подростков.
Эти, у туалета, еще не не достигли критического возраста.
Орали, носились. От них можно было ждать чего угодно.
Две молоденькие израильские учительницы, сопровождавшие детей, даже не пытались что-либо предпринимать, невозмутимо трепались в сторонке…
Не долго думая, Авгурова подошла к двери, за которой только что скрылась Остроносая, осторожно повернула ключ. Происшедшее можно было потом легко объяснить шалостью израильских баловников.
Отделавшиссь от слежки, она, не оглядываясь, быстро двинулась вдоль аллеи. Внутренний дворик Верховного Суда Справедливости был уже рядом.
Здание усиленно охранялось. У входа внизу у Авгуровой тщательно проверили сумочку. Авгурова быстро поднялась наверх.
Ей было не до осмотра здание, хотя оно оказалось и в самом деле достойным восхищения.
Главным его архитектурным достоинством была искусно созданная игра света и тени за счет естественного освещения лобби и залов. Свет проникал в здание через окна и проемы в потолке. Но это ее интересовало лишь поскольку-постольку.
Телефоны-автоматы оказались на втором этаже.
Как и все здешние аппараты, вплоть до уличных, они имели выход на спутниковую связь и соединяли со всем миром, в том числе и с Москвой.
— Алло!
Было хорошо слышно, словно они находились в соседних комнатах.
— Все хорошо. Запиши…
Передача шестизначного номера валютного счета и трех цифр — номера отделения банка «Апоалим» уложилась в считанные секунды. У супруга на столе перед телефоном были всегда наготове карандаши и бумага.
Он все быстро усвоил.
— Сегодня же распоряжусь. Завтра все будет. Как у вас там погода?
— Весна…
— А у нас еще зима… И вообще…
От нее не укрылось: Авгуров неспокоен.
«Телефон прослушивается…»
Нынешний брак ее мало походил на прошлый — красивый, похожий на сказку — с постоянными местами в Большом и в Консерватории, с дачей в Жуковке, с постоянными приемами на самом высоком уровне, приглашениями, знакомствами…
Теперешний напоминал союз единомышленников. Оба вели в общем-то незаконную — если брать рядовых граждан, а не тот круг, в котором она привыкла вращаться, — яростную борьбу за выживание.
В связи с этим у теперешнего ее мужа могли возникнуть проблемы не только по службе.
«КГБ Хуже, если на местном уровне…»
Многих из нынешних Первых людей Комитета Госбезопасноона хорошо знала еще по той — другой — своей жизни.
«Те в обиду не дадут…»
Она вспомнила помощника мужа — Саида Саидова. Тот должен был позвонить кое кому, если бы с супругом что-то произошло.
«Будем надеяться…»
— В следующий раз я свяжусь с тобой с Кипра… Чао!
АВГУРОВ
Авгуров действительно был расстроен.
Ему позвонили перед рассветом. Подниматься не пришлось. Как у большинства его коллег, телефонный аппарат стоял у самой постели.
— Слушаю…
— Это телефон номер… — Звонивший уточнил порядок цифр.
Голос был незнакомый.
Было заметно, что абонент чуть басит, изменяя тембр.
Авгуров сразу насторожился. Он поздно лег спать, и потом долго еще ворочался, не мог уснуть. Днем он ждал звонка жены из Тель-Авива — но она не позвонила.
В целом ее поездка проходила успешно. С часу на час она должна была открыть счет в банке Израиля и сообщить счет, на который можно было спокойно перевести валюту из любой страны.
Впереди у жены было не так уж много времени, а ведь до ее отъезда из Израиля туда на ее банковский счет должны были поступить на первые поступления.
Авгуров беспокоило и другое.
Неожиданно исчез Саид. Он уехал еще утром на Белорусский вокзал в милицию и с тех пор не объявился. На квартире его тоже не было.
И вот теперь этот ранний звонок.
Авгуров ответил осторожно:
— Вы правильно набрали номер… Здравствуйте. Кто вы?
— Мы не знакомы. У меня для вас небольшое послание.
— Слушаю.
— Вам тут просили передать…
— Да-да.
Неизвестный прочитал короткий текст. Он состоял целиком из цифр: номер телефона плюс сумма в рублях.
— Что это? — Авгуров не был готов был к разгадыванию головоломок.
Звонивший объяснил:
— Я списал это со стены в боксе…
— Где?!
— В следственном изоляторе.
Авгуров сразу понял, что это правда.
— В «Матросской тишине»?
— В Бутырке.
— Там женщина? — Авгуров подумал о жене.
Исключать ничего было нельзя. КГБ был способен на любые комбинации. Жену могли заставить звонить и из следственного Изолятора.
— Нет, это мужчина.
У него отлегло от сердца.
Он начал догадываться.
— Молодой человек?..
— Да, мент.
«Саид!»
— Что с ним?
— Я смотрел его личное дело. Вымогательство взятки у работника торговли. Злоупотребление должностным положением…
Авгуров вспомнил.
Саид что-то говорил горячо и невнятно о порнокассете, которую свободно демонстрирует продавец мясного магазина, защищенный коррумпированными ментами.
«Вот, значит, как все обернулось…»
Оставалось уточнить:
— Кто дал санкцию на его арест?
— Московский транспортный прокурор.
— А доставило Управление транспортной милиции…
— Да.
«Скубилин с Жернаковым…»
Звонивший на том конце провода покашлял. Он не мог находиться у телефона слишком долго. Авгуров вернулся к разговору.
— Все будет так, как написано в боксе на стене. Я не забуду. Позвоните на телефон… — он продиктовал номер. — Вы меня поняли?
— Главным для меня было даже не это, — прозвучал ответ. — Я тоже старший лейтенант. Как и он.
— Солидарность?
— Обида. Ну в самом деле… Сколько можно?! Компостируют мозги! «Служите честно…» «Вы — новые центурионы!» «Спасители отечества» «Ни одного пятнышка на мундире не должно быть!» У нас в школе милиции вся стена была в цитатах… А министр сам воровал вместе с Первым заместителем и вешал лапшу на уши… Вы из нашей системы?
— Да.
— А звание, извините?
— Полковник.
— Оскорбительно, товарищ полковник. Оказались никому не нужны. Народ презирает. Жулики — тем более. Начальству — плевать… Кто же мы наконец? Что нам остается?
Проблема была не нова.
— Самое порядочное — ментам держаться друг друга…
— Поэтому и звоню.
После звонка из следственного изолятора Авгуров больше не мог уснуть.
Побрился. Включил радио.
— «Главной задачей отныне становится… — читал диктор, претворение в жизнь принимаемых Съездом исторических решений…»
«Исторические решения» были все зараннее известны.
