В том, что она мне посоветовала, не было никакого смысла, потому что в фирме, на которую я работала, имело значение лишь общее количество проданных товаров, но отнюдь не время, за которое эти товары были проданы — за десять минут или за десять часов. Поэтому я поначалу даже не пошевелилась, чтобы что-то там записывать. Но потом я увидела, что «роковая женщина» с напряженным выражением лица смотрит то на накладную, то на меня. Я написала на накладной: «Время продажи: 12.00». «Роковая женщина» с облегчением вздохнула. Я дала ей копию накладной, она сложила ее вдвое и сунула в карман. Я обратила внимание на то, что она положила ее именно в карман, а не в ящик какого-нибудь шкафа.
— Я сейчас поеду в центр города, — сказала она. — У тебя ведь нет машины, правда? Хочешь, я тебя подвезу? Могу отвезти тебя туда, куда скажешь. Мне нравится водить автомобиль.
Я невольно подумала, что «роковая женщина» ведет себя сегодня как-то странно. Очень странно. У меня возникло опасение, что я могу ввязаться во что-то нехорошее, однако я собиралась поехать в школу «Эсфера», добираться до которой на общественном транспорте с моими тяжелыми чемоданчиками пришлось бы не менее часа, а потому, если бы «роковая женщина» подвезла меня туда, это было бы очень даже кстати.
Я сказала ей адрес.
— Мне нужно в этой школе кое с кем встретиться.
Когда мы сели в автомобиль — «мерседес» с обивкой из бежевой кожи, — «роковая женщина» швырнула жакет, который перед этим достала из стоявшего в прихожей причудливого шкафа, на заднее сиденье и включила музыку. Я еще никогда не видела ее такой спокойной. Ее руки, небрежно лежащие на руле, уже не дрожали и, обнаженные до плеч, выглядели довольно крепкими. Кожа на них была блестящая: она наверняка намазалась кремом, содержащим жемчужный порошок. Этот крем был таким дорогим, что его обычно использовали только для брачной ночи.
— Ты не должна таскать такие тяжести, — сказала она, — а то надорвешь себе спину.
— Мне осталось таскать их не так уж и долго, — ответила я. — Через три месяца мне исполнится восемнадцать, и я смогу водить машину.
— Ты просто прелесть! А у меня никогда не было детей. Были только мужчины.
Мама говорила мне, что клиенты обычно любят о чем-нибудь поразглагольствовать и что их нужно стараться слушать по возможности молча, даже если и самой очень хочется что-нибудь сказать.
— У тебя есть жених? — спросила меня «роковая женщина».
— Да, есть парень. Не знаю, кто он для меня, потому что я встречалась с ним только один раз.
— Сейчас молодые люди знают, как надо жить. В мои времена любовь была обманом.
Я пристально посмотрела на собеседницу. На ее лице не было морщин: благодаря мазям, которые она покупала у мамы и у меня, ее кожа была мягкой и шелковистой.
— Вы никогда не влюблялись? — спросила я, нарушая правила, которых должна придерживаться хорошая продавщица.
— Я всегда была рабой любви. А вот теперь… — она увеличила громкость музыки, — теперь я чувствую себя свободной. Все закончилось.
Меня начали пугать ее манера говорить, ее спокойствие, ее благодушное настроение. Она уже была совсем не похожа на женщину, которую я привыкла видеть в шелковом халате.
— Вы замужем?
— Нет, красавица. Я всю жизнь была грешницей.
Я обрадовалась, увидев, что мы уже подъехали к нужной мне школе. Наш разговор, слава богу, закончился. Интересно, что могло произойти сегодня в комнатах на втором этаже ее дома?
Она сказала, что может меня подождать. У нее была назначена встреча на половину третьего, и до этого времени делать ей абсолютно нечего.
— Пока я тебя жду, мне не придется тратить деньги, — сказала она.
Мне подумалось, как это все-таки замечательно, что я сейчас не обременена чемоданами и могу осмотреть школу при дневном свете. Она показалась мне больше и новее. На баскетбольной площадке поблескивало выкрашенное в красный цвет бетонное покрытие. Я пересекла школьный двор, направляясь к главному зданию. Почти все школьники сидели по своим классам, лишь некоторые из них с отрешенным видом слонялись по двору. Мне вспомнилась моя школа. По-видимому, школьная жизнь Лауры не очень-то отличалась от моей. Независимо от того, в какой семье она бы жила, в нашей или какой-то другой, ее жизнь была бы одинаковой. Ходить в школу, есть, спать, разговаривать с родителями, обманывать их, когда это действительно необходимо, любить их, мечтать — вот такая у нее в любом случае была бы жизнь, которая иногда кажется скучной, а иногда — интересной. Однако для мамы тут все было далеко не одинаково. Да и для отца тоже, хотя ему и хотелось бы перевернуть эту страницу жизни и забыть о ней.
Я спросила в приемной, могу ли поговорить с кем-нибудь из административных работников. Когда один из них подошел ко мне, я объяснила, что уже разговаривала с секретарем директора школы, и рассказала ему то же самое, что и этому секретарю: серьезно заболевшая мать разыскивает свою дочь. Он посмотрел на меня, ничего не понимая и не желая ничего понимать. Я сказала ему, что дочь зовут Лаура, что она училась в этой школе до двенадцати лет и что ее перевели в другую школу семь лет назад.
— У нас в компьютере нет данных семилетней давности. А без фамилии вообще невозможно ничего найти.
Взгляд у него был абсолютно бесстрастным, а выражение лица — равнодушным. Он, видимо, решил, что не хочет усложнять себе жизнь проблемами других людей. Ему, наверное, хотелось разложить сегодня по порядку личные дела школьников, навести порядок в других документах, выполнить еще какую-то бумажную работу, а по окончании рабочего дня уйти отсюда и отправиться вечером с друзьями или подружкой туда, где течет по-настоящему интересная жизнь. Здесь же, в школе, для него была не жизнь, а так, скучное времяпрепровождение, и я казалась ему частью этой скукотищи.
— А может, кто-то из нынешних учителей работал здесь семь лет назад, и тогда не придется рыться в личных делах. Ее наверняка кто-нибудь помнит.
Он чуть насмешливо улыбнулся, чтобы подавить в себе даже проблески сочувствия.
— Я не знаю, кто работал здесь в то время.
— У вас есть, наверное, учителя, которые устроились в эту школу недавно, и учителя, которые работают здесь уже давно. Мне хотелось бы поговорить с кем-нибудь из тех, кто работает уже давно.
— Это не так-то просто. Я не могу предоставить подобную информацию.
Я, не желая настаивать и тем самым сердить его, поблагодарила за то, что он уделил мне внимание. Мне, однако, показалось, что легкость, с которой он от меня избавился, привела его в опасное для меня настороженное состояние. Я сделала вид, что ухожу, но, как только он опустил взгляд на свои бумаги, быстренько юркнула в коридор и отправилась на поиски учительской. Найдя ее, я открыла дверь, зашла и поздоровалась. Двое, мужчина и женщина, одновременно оторвали взгляд от бумаг, которые просматривали, и уставились на меня. Хотя я обращалась к ним обоим, больше смотрела на мужчину, потому что он был намного старше женщины. У него были кое-как расчесанные густые седые волосы, большие усы, старомодные очки и такая же старомодная одежда. Мне подумалось, что он вполне мог сидеть за этим же столом в учительской и семь лет назад.
— Извините, что отвлекаю вас от работы. Секретарь директора сказала, что я могу зайти сюда и спросить у вас, не были ли вы знакомы лет десять назад с девятилетней девочкой, которую звали Лаура. Она училась здесь до двенадцати лет.
— Хм! — сказала молодая учительница. — Десять лет назад я еще даже не закончила университет. А вообще у меня сейчас урок. Всего хорошего!
Она встала и, взяв бумаги, направилась к выходу в своих туфлях без каблуков и юбке со складками, которая доходила ей до середины икр. Ее худосочная фигура чем-то напомнила мне стоящие в витринах манекены.
— Лаура? — переспросил мужчина. — Вроде бы припоминаю. А что с ней произошло?
— Это мы и хотели бы узнать. После того как она ушла из этой школы в силу целого ряда внутрисемейных событий, о которых я говорить не буду, ее забрали у матери. Сейчас ее мать почти что при смерти и хочет разыскать дочь, чтобы с ней проститься.
Пока я все это рассказывала, мужчина, судя по выражению его лица, напрягал память — память учителя, в которой зачастую сохраняется просто невероятное количество различных мелких деталей.
— У нее была бабушка с напористой манерой поведения и волосами голубого оттенка?
Я не могла ответить ему, что не знаю этого, поэтому кивнула.
— Как же эту бабушку звали? — сказал мужчина, обращаясь к самому себе. — Когда она пришла со мной поговорить, я с трудом мог сдерживать ее натиск.
— Именно эта бабушка и забрала Лауру у матери. Возникли кое-какие юридические проблемы, связанные с внутрисемейными делами…
— Насколько я помню, эта девочка ушла из нашей школы в какую-то другую.
