— Зачем вы пришли к Серпокрылову?
Неизвестно к кому обращается Вольдемар, ко мне или к Вано, поэтому, как люди воспитанные, мы предпочитаем хранить молчание. Альварес — тот вообще лежит лицом вниз, без всяких признаков жизни, то ли на самом деле ему хорошо досталось, то ли решил, что легче косить под бездыханное тело.
— Слушай, Вован, — говорит тот, о котором я пытался вспомнить, где мог видеть его харю раньше. — А я ведь этого хмыря знаю. Это же мент. Гадом буду. Мы мента взяли!
— Что ты несешь, Хотабыч?
Хотабыч — услышав это погоняло, я вспомнил и человека. Гена Жуков, таковы его настоящее имя и фамилия. Мне даже приходилось его задерживать, когда он с дружками вымогал деньги у частных предпринимателей. С тех пор я его ни разу не видел.
Заявление Хотабыча, что я мент никого не радует. Видно, что они бы предпочли иметь дело с конкурирующей фирмой, нежели с милицией. Только Вольдемар пытается оставаться невозмутимым.
— Мы у него изъяли удостоверение и ксерокопию лицензии, — успокаивает он своих костоломов. — Про этого длинного не знаю, у него документов не было, а другой — частный сыщик Лысков.
— Точно Лысков. Капитан Лысков, — опять вспоминает Хотабыч.
— Когда ты с ним встречался?
— Да уж давно. Лет пять-семь назад, я думаю.
— Что, Лысков, не понравилось ментом-то быть? Частным сыщиком лучше? Башляют больше?
— Не в этом дело, — говорю я. — Пидриле одному, на тебя похожему, глаза на жопу натянул. Ну и выгнали.
— За пидрилу ты, Лысков, еще ответишь, — обещает Вольдемар. — Говори, на кого работаешь?
— Этого тебе лучше не знать. А то раньше смерти от страха подохнешь.
— А чё так?
— А вот так. Напросишься, увидишь.
— Если твой работодатель такой крутой, то чего ж он частного детектива нанял, а не сам разбираться стал?
— Потому-то и крутой, что он в кабинете сидит и по телефону базарит.
— Гонит он, Вован. Его тот мудак Жердецкий нанял, не иначе, — встревает Хотабыч. — Говорил я, хлопнуть его надо было и все дела.
Вот еще одно имечко, которое я совсем недавно ловил своими ушами. Жердецкий… Жердецкий… Кто же это такой? Это не про него ли сообщалось в криминальных новостях от Никиты Баландина-Христофорова из «Трех С». Когда мы с Альваресом сидели в кафе, и я рассказывал ему про смерть областного прокурора. Кажется это какой-то любитель живописи и коллекционер, которого ограбили. Интересный, однако, поворот событий. Они думают, что он наш клиент. Да широкий у этой компашки профиль, и по произведениям искусства они выступают, и по всему остальному.
— Скажи, как ты вышел на Серпокрылова? Кто тебе его сдал? — спрашивает Вольдемар.
Признаться, теперь я даже и не знаю, что и говорить. Может попробовать напугать, жаль только, что я не знаю имени законника, который дал архиепископу деньги.
— Вы взяли кое-что, что вам не принадлежит, — говорю я.
— С этим трудно не согласиться. Конкретнее.
— Прежде всего, я не знаю, никакого Жердецкого и никаких картин. Речь идет о деньгах. Сто тысячах евро, которые вы, с подачи вашего любезного Серпокрылова, и еще кой-кого, присвоили себе.
— Не фига себе, — присвистывает Хотабыч и смотрит на остальных. — Что это все означает, а Вован?
— Хрен его знает, — отнекивается Клюев.
— Это еще не все: за деньгами, которые вы присвоили, стоит один очень важный человек, — подливаю я масло в огонь. — Не завидую я вам, ребятки.
— Кто этот человек?
— Вова Бельмондо, знаете такого? — бросаю наугад я, имя первого подвернувшегося уголовного авторитета, который по возрасту вполне может оказаться дарителем. — Он дал деньги одному человеку, а вы их уперли. И наводчика мочканули.
Теперь уже настает очередь Вольдемара. Он подозрительно смотрит на своих подручных.
— Хотабыч, твоя работа?
— В первый раз слышу, — открещивается Хотабыч. — Я думал ты сам без нас дело провернул.
— Ничего я не проворачивал. Одно из двух: или мент нам лапшу на уши повестить пытается, или кто-то из вас крысятничает с режиссером на пару.
Эта их перепалка озадачивает меня больше, чем их самих. Во всяком случае, видно, что самого Вольдемара сейчас больше волнуют украденные картины, чем деньги архиепископа. Между бандитами продолжает возрастать нервозность: с одной стороны, это очень неплохо, с другой — я очень опасаюсь, что теперь за нас с Вано примутся всерьез и, в надежде докопаться до истинны, будут избивать до тех пор, пока мы не испустим дух. По глазам вижу, что они так и намерены поступить.
— Послушайте, — говорю я. — Мне наплевать на картины и все такое прочее. Мы ищем деньги. В своих поисках мы и вышли на Серпокрылова. При делах вы или нет, я не знаю. Почему бы вам не поговорить с ним?
— Значит, речь идет о ста тысячах? — впервые заинтересовано спрашивает Вольдемар.
— Да. О девяносто восьми, если быть точным.
— И к ним приложил руку режиссер?
— Я в этом уверен, — говорю я, хотя если признаться честно, уже ни в чем не уверен, главное сейчас тянуть время. Лишь бы не замочили нас сразу. А там, если повезет, что-нибудь придумаем.
Вольдемар обводит взглядом свою гвардию.
— Хотабыч и Кислый останетесь здесь, — приказывает он, — а мы поедим за режиссером. Если он взял деньги, то почему мы об этом не знаем? А ведь обязан был поделиться, не так ли?
Все согласно кивают.
— А с этими что делать? В бетон закатать? — говорит тот, кого назвали Кислым.
— Это от них никуда не денется. Пока закройте в гараже. Да, а этому, Лыскову, врежьте, как следует. За пидрилу.
Упомянутый Кислый дважды просить себя не заставляет — толстая подошва опускается мне на голову. Я проваливаюсь в темноту.
Кто-то сильно лупит меня по щекам. Слух возвращается чуть раньше, чем зрение, потому что сначала я только ощущаю удары, совсем не звонкие, а хлюпающие и теплые.
— Лысый вставай, вставай! Да очнись ты, мать твою!
Я открываю глаза, и некоторое время тупо смотрю перед собой.
— Лысый, вставай. Двигайся, быстрее, иначе хана!
Это Альварес. И не просто Альварес, а Альварес со свободными руками! Его пальцы все в крови, кровь и на моем лице, отсюда и хлюпанье. Мало того, я вдруг понимаю, что и мои руки тоже свободные. И в эти свободные руки Альварес пытается сунуть ствол. Но что это за ствол, где он его раздобыл и почему у нас свободные конечности — с этим еще предстоит разобраться.
Я сажусь на пол и осматриваюсь: в трех шагах от меня в луже крови лежит распростертое тело Гены Хотабыча. Нога его рефлекторно колотится по паркету. Картина мерзкая, как и вся наша жизнь. Отворачиваюсь.
— Соображать можешь? — быстро спрашивает Вано.
— Надеюсь, — отвечаю я, еле двигая опухшими губами. — Как ты ухитрился его уделать?
— Потом расскажу. Сейчас возьми пистолет. Через минуту сюда вернется второй бандит. Который с автоматом. Застрели его. Я-то все равно не попаду. Там в доме у Серпокрылова я четыре раза стрелял пластиковыми пулями с четырех метров. И все время мимо.
Что верно, то верно — Робин Гудом Вано никогда не станет. Стрелок из него никудышный. Я беру в руки ствол. Восемьсот граммов приятно утяжеляют руку, это действует как анестезия, так что я на какое-то время забываю о своих болячках.
— Этот, который с автоматом, только один в доме?
— Похоже на то. Остальные уехали вместе с Вольдемаром.
— Ладно, разберемся.
Я проверяю ствол на готовность к стрельбе. Ждать приходиться совсем недолго. Скоро мы слышим шаги. Кислый, второй надзиратель, возвращается. Сначала я подумал просто вырубить его ударом по макушке, но потом решил не рисковать. Кто его знает, быка здорового. Поэтому как только он, ничего не подозревая, переступает порог комнаты, моя пуля пробивает ему бедро в десяти сантиметров выше колена. Кислый взвывает от боли и падает назад. Вано уже тут как тут. Подскочивши к раненому бандиту, он вырывает из его рук автомат и отвешивает такой сильный удар по хлебальнику, что даже все еще продолжающееся гудение в ушах не мешает мне услышать, как трещат, ломаясь, его передние зубы. Засунув пистолет за пояс, и взяв у Вано автомат, я занимаю пост возле дверей, на тот случай, если на звук выстрела появится еще кто-то непредвиденный. Вано обыскивает поверженное тело, находит мобильный телефон, тут же соединяется с конторой, чтобы обрисовать ситуацию, в которой мы с ним оказались. Царегорцев на месте. Он молча слушает и только в конце задает вопрос, насчет нашего местоположения.
— Да пес его знает, — отвечает Вано. — За городом. У нас тут один пленный есть. Только он пока в отключке. Вы пока объявляйте срочную мобилизацию, а мы его в чувство приведем, уточним наши координаты и еще раз выйдем с вами на связь.
«Пленный» в чувство приходить не желает. Альварес перестарался, врезал ему как следует. Его можно понять — это тот самый бандит, который больше всего бил его.
