— Вылазьте, петушки, базар есть! — Слизняк покачивал из стороны в сторону головой, производя впечатление пьяного, из последних сил борющегося с алкогольной дремой.
— Что вам надо? — Саша отпрянул внутрь салона. — Вы же человека зарезали! Уезжайте, пока вас не повинтили!
— Ты, сосок, за нас не переживай! — Хомут говорил мягким, каким-то перинным голосом. — Вы хоть въезжаете, на кого руку подняли?
— Вылазьте из точила, а то мы вас в салоне на ремни порежем! — Тесак довольно приветливо заглянул внутрь машины.
Молодые люди вышли на мостовую. Вслед за ними предстала перед бандитами и Наташа. Тесак смерил Бросову взглядом:
— Прыгай в машину, сейчас отрабатывать будешь!
— Это моя девушка! — слишком громко для ночного города воскликнул Кумиров. — Оставьте ее в покое. С нами разбирайтесь!
Не успели Сашины слова растаять в туманном воздухе, как Хомут резко хлестнул его по щеке — хлестнул вроде бы небрежно, но юноша от этого удара провернулся вокруг своей оси и, приложившись спиной о корпус «Нивы», упал на асфальт. После этого Наташа покорно поместилась в «БМВ».
— Запорю, гады! — закричал вдруг Ваня и направил на Хомута, как самого мощного из всей банды, длинную отвертку.
— Сказал — делай! — Хомут вперевалку подошел к Ремневу. — Ну что, сопля гребаная, слабо? Да ты сам, как кровь увидишь, от страха обоссышься!
Ваня представил себе, что же произойдет, если он действительно пырнет этого гиганта? Да ему это как слону дробина — такого надо ломом таранить! А дальше? Они его убьют? Наверняка. Юноша опустил отвертку и тотчас получил удар по уху, от которого только что спикировал на асфальт его друг. Ремнев провалился в никуда, а когда очухался, то увидел перед собой радостное лицо Слизняка.
— Ты, гондон, за свой гнилой базар тоже с нами поедешь, заложником будешь! — Бандит потряс перед лицом Ремнева кулаком, который вдруг бросил вперед и ударил юношу по губам, отчего те лопнули, и Ваня ощутил во рту соленый вкус крови.
Саша тоже пришел в себя и со страхом смотрел на бандитов. Тесак присел рядом с ним на корточки и дружески посмотрел в глаза:
— Бабу трахнем и выкинем, а кореша твоего прибережем, пока ты нам пять тонн баксов не притаранишь. Негде взять: точило продай, почку сними — врачами обеспечим. Думай, голова! Ждем сутки, предел — еще двенадцать часов. Потом включаем счетчик. Дернешься в ментуру — кончим всех! Вот тебе визитка: по этому адресу привезешь бабки и получишь своего дружбана: мы пока, так и быть, потерпим.
Кумиров был готов умереть со стыда, но его охватила столь непосильная жуть перед этими злодеями, что даже чуть не прослабило. Больше он никогда не сможет посмотреть в глаза Наташке или пожать Ванькину лапу — все; он трус и подлец, и нет отныне на свете более ничтожного создания, чем Александр Кумиров. Но что же делать, как быть, если от ужаса весь трясешься и даже слова не можешь произнести: вот что значит столкнуться с настоящими хищниками! Саша жалко что-то промямлил и сел в машину.
* * *
«БМВ» уже умчалась, а Кумиров был вес еще не в состоянии управлять машиной. Он решил покурить, чтобы успокоить нервы, сунул руку в карман, достал пачку «ЛМ» и вспомнил, что Ваня на ней что-то нацарапал. Саша зажег в салоне свет и стал вертеть пачку, на одной из поверхностей которой вскоре прочитал: «Софья Тарасовна Морошкина, милиционер, поможет». Далее следовали два телефона, очевидно рабочий и домашний.
— Боже мой! — удивился и обрадовался Кумиров. — Да это же тетя Соня — одноклассница отца!
Глава 20. Последний трамвай
— Циклоп, ты чего, сегодня ничего еще не жрал, что ли? — Махлаткин с нарочитым изумлением отпрянул от Нетакова, которого сам только что угостил сосиской в тесте, купленной в ларьке напротив метро «Пионерская». Задумав новую шутку, Коля доверительно шепнул жадно жующему Денису в его плотное, как оладья, ухо: — А ты в бандиты пойдешь?
— Еды не будет — пойду, но чтобы на реальную работу — киллером хочу стать, авторитетом. — Нетаков продолжал есть, иногда осматривая выпечку, словно любуясь и запечатлевая ее вид на будущее голодное время.
— Возьми-ка паспорт моей бабули, подержи у себя, мы потом за него денег попросим, когда она спохватится. — Махлаткин засмеялся и вытащил что-то из кармана. — Я с тобой поделюсь, и ты себе на эти деньги глаз стеклянный купишь, а то что ты как урод какой-то ходишь. Как ты в барыг целиться-то будешь? Один глаз закроешь. А второй вытек давно — смотри промахнешься, так денег не заплатят.
Колька сунул Денису в карман брюк завернутый в целлофан документ и достал сигареты. Вообще, Махлаткин был и добрый, и злой: когда как. Многие из-за внезапных перемен в настроении считали его чокнутым и старались держаться подальше, потому что никогда не знали, чего от него в следующую секунду ожидать. Денис Нетаков обычно терпел Колькины выходки, потому что тот ему часто помогал: и едой, и куревом, и даже деньгами. Другое дело, каким путем Лохматка все это добывал: во всяком случае, Денису такой промысел не правился. А что касалось Колькиных шуток, хотя бы и над одноглазостью Дениса, то другие шутили еще злее, а Махлаткин, может быть, где-то и всерьез готов был помочь Нетакову поставить на место потерянного глаза какой-нибудь протез.
Вот уже лет пять, как Денис стал Циклопом, а все вышло из-за его безнадзорности. Болтался как-то по линиям, когда Ленин с Шаманкой да с собутыльниками дома кровавую бойню устроили, ну его и заловили какие-то фраера и усыпили сонной тряпкой, а когда очухался на берегу Смоленки — что-то не так: ай, боль какая! А глаза-то и нету!
— Хватит жрать, Циклоп, пошли к парку, а то опоздаем. — Колька сунул Денису в рот сигарету и пододвинулся вплотную, не вынимая своей сигареты изо рта. — Да не чешись ты, мудило, а то твои вши на меня перепрыгнут! Давай прикуривай, и айда!
— Не, Колян, я сегодня — домой. Хочу завтра на заправке поработать, а то жрать совсем нечего. Если на метро не успею, так пешком доберусь. — Денис привычно затянулся и выпустил дым через расширившиеся ноздри. — Инспектор, ну эта, тетя Соня, говорит, вроде Ленина должны скоро выпустить: хоть он Шаманку и грохнул, а следов-то никаких не сыскать. Да ладно, ее все равно не воротишь: хоть с отцом поживу, а то так я вне закона на своей хате ночую.
— Ну давай, Циклоп, греби! — Махлаткин протянул приятелю растопыренную пятерню. — А я пойду над ребятней поприкалываюсь, а потом, может, к Носорогу шлепнусь: он хоть накормит, а то у меня в кармане уже одна мелочевка.
* * *
Ребята простились и разошлись в разные стороны: Нетаков направился к переходу через проспект, а Коля пошел к Удельнинскому парку, на ходу высматривая вдоль трамвайных путей знакомые контуры. Так уж повелось, что если ребята застревали на Комендантке, то каждый раз рассеивались между кольцом и двумя встречными остановками и бестолково гадали, с какой стороны может нынче появиться последний трамвай да где он остановится, если вообще соизволит это сделать. Фары могли озарить пространство под мостом — значит, транспорт движется со стороны Выборгского района от Светлановской площади. Свечение с противоположной стороны означало приближение состава из недр Приморского района. Впрочем, трамвай мог вынырнуть и от кольца, что располагалось напротив Удельнинского парка, посредине между метро «Пионерская» и железнодорожным мостом. Причем в этом случае транспорт мог уйти в любом из двух направлений.
Чтобы наверняка перехватить трамвай, развозивший рабочих, ребята старались подойти к кольцу и уже здесь ожидать решения своей ночной участи. После опознания желанного состава ребятам еще надо было в нем очутиться. Тогда их цель была достигнута и они имели все основания надеяться провести ночь в салоне.
Вагоновожатые, конечно, встречались разные, но многие допускали ребят к ночным странствиям по пустынному городу. Правда, если в салоне находились начальство, люди, жалевшие безнадзор, делали вид, что знать их не знают и даже сурово требовали покинуть вагон. Но это, к счастью, случалось довольно редко, и обычно, опознав своих старших друзей, дети могли дремать под скрип и мерное покачивание одинокого состава до самого утра.
Сегодня ночью ребят собралось человек десять. Было довольно холодно, и они очень надеялись, что трамвай спасет их от необходимости мерзнуть в подвалах или дубеть от стужи в картонных коробках на рынке. Когда кто-то начинал ныть, что, мол, никакого трамвая уже не будет, Колька Махлаткин юморил и так высмеивал нытика, что тот сам начинал хохотать и высматривать долгожданный свет.
Олег Ревень отчего-то был нынче грустный и молчаливый, курил и не реагировал на Колькины примочки. Правда, он оказался самым зорким и первым угадал появление трамвая.
