- Доктор, подскажите, как мне перебраться в московскую больницу. Яша, как сумел, изобразил лояльность, хотя в данный момент ему хотелось пришибить невозмутимого хирурга. - Мне нельзя залеживаться в загородной больнице.
- Если оплатите принадлежащее больнице оборудование, сумеете найти машину, в которую поместитесь вместе с кроватью и всей этой громоздкой системой вытяжения, и удастся перевезти вас так, чтобы костные отломки не сдвинулись, - ради Бога. Я буду только рад. По вашей милости пришлось потеснить других пациентов, и они с радостью вернутся в эту палату. Не вижу целесообразности в том, чтобы цветущий молодой мужчина лежал в отдельной палате, а немощные пожилые больные ютились в палате по пятеро-шестеро.
- Но я же вам заплатил за то, чтобы вы перевели отсюда все это воняющее мочой старичье и больше никого ко мне не клали!
- Мне? - изумился врач. - Мне вы ничего не платили.
- Ну, не вам, а вашему заведующему. Позовите его ко мне, - потребовал Яша тоном, каким обычно отдавал приказы своей секретарше.
- Викентий Михайлович делает обход по понедельникам и четвергам. А сегодня суббота.
- Ну и что? Пусть придет, - тем же требовательным тоном произнес Яков.
- После суточного дежурства он ушел домой.
Хирург смотрел на него с откровенной издевкой - мол, ты приказывай своей секретарше, а у нас тут свои порядки, ты - хозяин в своей конторе, а у нас никто.
"Сговорились, суки, - с ненавистью подумал Яша. - Как бабки брать так всегда пожалуйста, а как что-то сделать, так отнекиваются, будто чистенькие и неподкупные".
- Мне плевать, ушел он или нет. Я заплатил, чтобы быть в палате одному, и буду здесь один.
- И сколько же вы заплатили? - ироническим тоном поинтересовался Алексей Павлович.
- Сто долларов, - не моргнув глазом, ответил Яша. А что? Сотку баксов за то, чтобы старичье убралось в другие палаты, - нормально. Другие за эти бабки месяц работают. Эти доктора, к примеру, вряд ли получают больше. А тут - ни за что, ни про что, слупили сотку зелени. Неужели мало?
- Да уж, это очень большие деньги, - усмехнулся врач. - Знаете ли вы, Яков Борисович, сколько стоит одноместная палата в московской клинике?
Яша насупился, но промолчал, подумав: "В московской больнице, может, и побольше стоит, а в этой задрипанной лечебнице и сотни зелени выше крыши".
- Сто двадцать долларов в сутки, - ответил Алексей Павлович, видя, что пациент не намерен вести диалог. И подчеркнул: - В сутки. И это только за пребывание в одноместной палате. Лекарства, перевязочные материалы, врачебная помощь, консультации специалистов, анализы и все прочие мероприятия оплачиваются отдельно. Определенная категория пациентов получает медицинскую помощь по страховому полису. А состоятельные пациенты и те, кто не имеет страхового полиса, должны пользоваться платными услугами. У вас страхового полиса нет. Да и вообще мы не обязаны лечить москвичей. В Москве стационаров много, а у нас и для своих больных мест не хватает.
- Так вы же сами не отпускаете меня в московскую больницу, недовольно пробурчал Яков.
- Я не отпускаю? - изумился хирург. - Да я бы сию же минуту от вас избавился, поскольку вы своим присутствием и немотивированными требованиями нервируете и персонал, и других больных.
- Вы тут не самый главный, - огрызнулся Яша. - В понедельник придет заведующий, и мы с ним договоримся.
- Сомневаюсь. - Алексей Петрович насмешливо улыбнулся. - Вы находитесь у нас десять дней, а внесли всего сто долларов, то есть, оплатили менее суток своего пребывания в одноместной палате. Викентий Михайлович перед уходом сказал, что в понедельник в вашу палату положат трех пациентов.
- Только попробуйте. - Яков посмотрел на врача с угрозой.
- Да и пробовать не будем, а сделаем то, что считаем необходимым. А будете вести себя неподобающим образом, - выпишем за нарушение режима, вот и все.
- Как же вы меня выпишите, когда сами же подвесили на вытяжку? ехидно поинтересовался Яков.
- Ни я, ни Викентий Михайлович вам руки-ноги не ломали и зубы не выбивали. Еще раз повторю, что мы не обязаны вас обслуживать, и вы без всяких на то оснований занимаете место, которое по праву принадлежит другим больным. А то, что вы в пьяном виде получили бытовую травму, - ваше личное дело. В прежние годы по пьяной травме даже больничный лист не оплачивался.
- Какая ещё пьяная травма? - возмутился Яша.
- Вам виднее, - пожал плечами врач. - В вашей истории болезни записано, что вы доставлены в состоянии алкогольного опьянения.
Пациент прикусил язык - он не знал, что такие детали фиксируются в истории болезни.
В тот злополучный день, когда Яша сверзился с собственного крыльца, он и в самом деле прилично принял на грудь. Потом, сидя со сломанной ногой на льду в одном тренировочном костюме, Яша так окоченел, что зуб на зуб не попадал. Сосед Ромка услышал его крики не сразу. Пока он продрал глаза, и до него дошло, в чем дело, пока этот олух вызвал "скорую", да пока эта чертова "скорая" приехала, Яков решил, что вот-вот окочурится. А эти придурки ещё час валандались: ворота были заперты, а фельдшер с шофером "скорой", сволочи, заявили, что лазить через забор - не их дело. Хорошо хоть Ромка в ту ночь оказался трезв, побегал по соседям и нашел лестницу. Но времени на это ушло немало. Соседи, суки, дрыхли и не желали вставать с нагретой постели. Пока Ромка нашел лестницу, перелез через забор, сбегал в дом за связкой ключей, чтобы открыть ворота, пока его дотащили на носилках до машины "скорой", - Яша чуть не околел. Как тут не вмазать! Вот они и уговорили на пару с Ромкой бутылек коньяка, пока его везли в больницу.
А оказывается, деревенские эскулапы вписали в историю болезни, будто его доставили пьяным!
- Без страхового полиса мы вообще не обязаны оказывать вам лечебную помощь, а уж пьяным пациентам и подавно, - бесстрастным тоном продолжал хирург. - Экстренную помощь, по жизненным показаниям, оказываем, но у вас не тот случай. Никакой угрозы для жизни нет, тем не менее, вам не отказали в госпитализации и провели все медицинские мероприятия в полном объеме. Причем, и врач приемного покоя, и дежурный врач в отделении отметили в истории болезни, что вы находитесь в средней стадии алкогольного опьянения, буяните, нецензурно бранитесь и оскорбляете врачей и медперсонал, в том числе, нецензурно. Скажите спасибо, что врач не вызвал милицию. Свидетелей вашего безобразного поведения предостаточно, так что получили бы статью за хулиганство. С пьяными хулиганами в милиции не церемонятся. Да и врачи не обязаны терпеть ваше хамское поведение. Для таких, как вы, существует так называемая пьяная травма, и уверяю вас, условия там несопоставимы с условиями, в которых вы сейчас находитесь. В нашей больнице никто к вам симпатий не питает. Если на вас ещё кто-то пожалуется, - выпишем со спокойной совестью за нарушение режима, и скатертью дорожка. Кстати, старшая медсестра приемного покоя, которую вы в присутствии многих людей нецензурно оскорбили и даже пытались ударить, намерена подать на вас в суд, а её супруг - майор милиции и не позволит, чтобы его жену безнаказанно оскорбляли пьяные хулиганы.
- Я заплачу, - пробормотал немного сконфуженный Яков. Он и знать не знал, что эта кикимора, которая что-то верещала и возмущалась, милицейская жена, а ментовские начальники борзые, когда кто-то задевает своих.
Сыр-бор разгорелся, когда эта тощая вобла отобрала у него мобилу, мол, в больнице не положено, в палате лежат по четыре-пять больных, все после операции, и разговоры по сотовому телефону будут им мешать. Да чихал он на этот валежник! А эта сучонка встала в позу: "Вам вернут телефон при выписке", - и точка. Ну, кто бы такое стерпел! Вот он и сказал ей все, что думает. А кикимора обиделась.
- Не уверен, что с помощью подкупа вам удастся разрешить этот конфликт, - усмехнулся Алексей Петрович. - И сама оскорбленная вами женщина, и её муж настроены весьма решительно. Отвечать за свое безобразное поведение вам все равно придется. Так что ждите повестки в суд, Яков Борисович.
Воспоминания, воспоминания...
Три года Сима боролась с воспоминаниями и спрятала все фотографии. Но, будто назло, то какая-то вещь попадется под руку и напомнит о каком-то памятном событии, то позвонит приятельница, с которой не виделись несколько лет, и пригласит её с мужем на семейное торжество, и нужно на ходу соображать, - соврать ли, объяснить ли все или вежливо отказаться.
Сейчас Серафима решила не загонять свои воспоминания в дальние уголки памяти. Может быть, лучше все снова тщательно проанализировать и найти в прошлом те мелкие детали, которых она некогда не замечала, надев на глаза шоры влюбленности, но которые уже тогда явились зародышем будущего?..
...За две недели до свадьбы Симины родители, до этого объявившие ей бойкот молчанием, пригласили дочь для разговора.
- Если ты решила бесповоротно, то мы примем участие в расходах и придем на свадьбу, - сказал папа. - Никого из наших родных мы не приглашаем, потому что для нас это событие отнюдь не радостное, и нам с твоей мамой не хочется, чтобы родня это видела. Для нас унизительно не то, что ты выходишь замуж за Георгия, а то, что тебе наплевать на наше мнение. Никакой срочности в столь поспешной свадьбе нет. Мы с твоей мамой встречались три года и поженились только тогда, когда мне дали комнату.
