Дверь закрылась за ним. Такси развернулось и снова остановилось напротив дома. Фары выключились. Выждав минуту-две, я вышел из своей машины, бесшумно подошел к чужой. Таксист вытянулся на сиденье, ожидая, когда снизойдет сон.
— Вы заняты?
Он ответил, не открыв глаз:
— Сожалею. Я должен буду ехать обратно.
— Куда?
— В Куинто.
— Как раз туда мне и нужно.
— Извините, мистер… Эта машина из Куинто. Я не могу брать пассажиров из Нопэл-Велли.
— Можете, если не имеете ничего против меня.
— А… какой тариф? — Глаза раскрылись. Они были голубые, большие, чуть не выскакивали наружу.
Я показал таксисту десятидолларовую бумажку.
— Вот ваш… тариф.
Бумажка трещала у меня в пальцах, будто ее охватывал огонь, вызванный взглядом шофера.
— Идет! Все будет о’кей, коли тот парень не будет возражать. — Шофер наклонился, чтобы открыть мне дверцу.
Я сел в машину.
— Он не станет возражать. Куда в Куинто он собирался ехать?
— Не знаю, я его встретил, когда он шел по дощатому настилу на пляже.
— Вы его раньше видели?
Этот вопрос весил больше, чем сотня других. Таксист поглядел на меня.
— Вы полицейский?
— Это не принято доказывать.
— Послушайте, мистер, я ведь не брал ваших денег. Я даже не сказал вам, что возьму деньги. И точно, не дотронусь до них! Так как насчет того, чтоб выйти и оставить меня в покое? Я пытаюсь вести честную жизнь, черт возьми.
— Хорошо, я выйду, а вы отправляйтесь назад в Куинто.
— Черт побери, поездка туда стоит семь долларов. — Можете взять их отсюда. — Я опять вытащил десятидолларовую бумажку.
Он отвел глаза.
— Н-ну, не знаю… Н-ну, благодарю…
— Тогда езжайте быстрее. Над этим местом собираются тучи, и не стоит ждать, когда хлынут неприятности.
И засунул десять долларов между спинкой сиденья и подушкой…
Я вернулся в свой автомобиль и принялся ждать. Вскоре появился обладатель кожаной конской куртки с пустым рукавом. Он пожелал спокойной ночи кому-то из своих собеседников в доме и двинулся к улице. Уже на тротуаре заметил, что его машина исчезла.
Он поглядел направо, налево, взмахнул левой рукой, громко выругался, сообщив, что возьмет грех на душу, но обязательно кое с кем посчитается. Когда он поглядел на дом, свет уже погас. Криво пожав плечами, он направился по улице пешим ходом. Я предоставил ему возможность пройти примерно квартал, затем завел мотор и, не спеша, поравнялся с ним. Пистолет лежал на сиденье рядом со мной.
— Может подбросить? — я изменил свой голос.
— Пожалуй.
Он сошел с тротуара на проезжую часть, попал в пятно света от уличного фонаря. Выкрашенный масляной краской столб отбрасывал тень на темное широкое лицо, на котором блестели глаза.
— В Куинто?
— Какая удача, что… — Он узнал меня или мою машину, и фраза так и осталась неоконченной. Левая рука скользнула к карману куртки.
Я широко распахнул дверцу и взмахнул пистолетом. Его пальцы теребили кожаную пуговицу в клапане кармана.
— Садись, — приказал я. — Ты ведь не хочешь, чтобы с левой рукой случилось то же самое, что с правой. У меня страсть к симметрии, учти. Он сел в машину. Я медленно въехал в темное пространство между уличными фонарями, остановил машину у тротуара. Переложив пистолет в левую руку (сосед оставался на прицеле, вел себя тихо), я извлек из кармана его куртки тяжелый револьвер, пахнущий свежей краской. Добавил его к уже собранному арсеналу, лежавшему у меня в отделении для перчаток.
— Ну вот, теперь все в порядке.
Мой сосед дышал как бык.
— Тебе не следует заходить слишком далеко, Арчер. Лучше охоться на своей территории… пока с тобой ничего не случилось.
Я ему сказал, что мне нравится охотиться и в этих местах. Из левого кармана кожаной куртки я вытянул бумажник и расстегнул его. Посмотрел, в свете приборной доски: в его водительских правах стояло имя Оскара Фердинанда Шмидта.
— Оскар Фердинанд Шмидт… — очень благозвучно. Как нельзя лучше вписать такое имя в заключение по делу об убийстве.
Оскар Фердинанд посоветовал мне пойти переспать с мужчиной. Я сдержал жгучее желание ударить этого Шмидта. Рядом с водительскими правами в бумажнике его была маленькая синяя карточка в конвертике из прозрачного целлулоида, она свидетельствовала о том, что Оскар Ф. Шмидт является специальным служащим Компании Тихоокеанских Очистительных Заводов. Были в бумажнике и деньги, но не крупнее двадцати долларов. Я засунул доллары в его карман, а бумажник — в свой.
— Я хочу получить назад свой бумажник, — тихо сказал Оскар Ф. Шмидт, или мне будет в чем тебя обвинить.
— Пожалуй, скоро тебе будет не до того. Придется позаботиться о собственной шкуре. Шериф собирается отыскать твой бумажник в кустах около Нотч-Трейл.
С минуту сосед сидел в полной тишине, если не считать скрипа кожаной куртки.
— Шериф вернет мне его, не задав ни одного вопроса, — разомкнул он уста наконец. — Как, по-твоему, был он избран, твой шериф?
— Теперь я знаю, Оскар. Но случается, что линчеванием интересуется ФБР. Или у тебя есть рука и там?
Когда он ответил на этот вопрос, его хриплый голос изменился, в нем появились тоненькие обертоны испуга.
— Ты сумасшедший, Арчер, если попытаешься нас продать.
Я ткнул в него дулом пистолета так, что он хрюкнул.
— С тобой покончат в суде раньше, чем вы что-то сделаете со мной…
Так я хочу, Шмидт, чтоб ты кое-что мне рассказал. Сколько ты заплатил Фрэнксу за информацию и кто дал тебе деньги?
Его мозг работал с трудом. Я почти слышал, как в его извилинах что-то поворачивалось, останавливалось, потом снова медленно поворачивалось.
— Ты отпустишь меня, если я скажу?
— На этот раз — да, отпущу. У меня нет сейчас возможности возиться с тобой.
— И вернешь мне бумажник?
— Нет, бумажник и револьвер останутся у меня.
— Я не стрелял из него. Ты тогда заметил?
— И никогда больше не будешь.
Его мозг снова зашурупил. Сосед аж вспотел, и в машине стало невозможно дышать. Мне захотелось, чтобы он убрался поскорее.
— Деньги мне дал Килборн, — наконец изрек он. — Думаю, там было пять сотен… Ты просто сумасшедший, если собираешься продать Килборна.
— Выходи из моей машины.
* * *
В том месте, где Тэннер-тэррас выходила на дорогу, ведущую к перевалу, я свернул налево и поехал назад в Нопэл-Велли, вместо того, чтобы свернуть направо, в сторону Куинто.
События развивались быстрее, чем я ожидал. Так быстро, что я не мог их контролировать в одиночку… Итак, дело представлялось таким образом: Килборн решил вести двойную игру, в которой, надеялся, ни один журналист его не уличит, — он заплатил Ривису, чтоб отделаться от миссис Слокум, а потом заплатил Шмидту, чтобы отделаться от Ривиса. Логично? Да, мне не нравилась эта гипотеза, она объясняла наиболее очевидные факты — убийства, деньги, — но не давала ключа к разгадке всего остального. Тем не менее лучшего варианта, за который я мог бы зацепиться, не было. Во всяком случае, я не мог действовать дальше, не посоветовавшись с клиентом. Сама жена Джеймса Слокума не была вне круга подозрений, но не стала же она звать меня для того, чтобы я затянул петлю вокруг ее красивой шейки.
Вот и центральная улица Нопэл-Велли, почти опустела, все злачные места закрыты. Несколько припозднившихся пьяных джентльменов совершали рейс по тротуарам. Видимо, они не расположены были провести здесь остаток ночи и встретить рассвет, некоторые уверяли своих дам, что развлечения будут продолжаться, черт возьми, что и в темных стенах есть двери, за определенную плату открывающие путь в романтические миры. Дамы были из тех, что редко появляются при дневном свете.
Я затормозил около заведения Антонио — мне показалось, что там теплится огонек. В моем потайном кармане лежало десять тысяч долларов, возникновение которых мне было бы очень трудно объяснить, если бы меня застукали с ними и заставили раскошелиться полицейские. Еще трудней мне было бы остаться в живых, знай про эти деньги кто-нибудь другой, из тех, кого полицейские обязаны ловить и преследовать. Я обернул помятый коричневый сверток газетным листом и перевязал тесьмой… Я разговаривал с Антонио только один раз и не знал его полного имени, но он был тем человеком, кому я решил довериться в Нопэл-Велли.
Он подошел к завешенной шторой двери, когда я тихонько постучал в ее зеркальное стекло с тротуара, и открыл ее на три-четыре дюйма — настолько позволяла цепочка.
— Кто там? — Лицо Антонио оставалось в тени.
Я показал ему себя.
— Мне очень жаль, но я не работаю после часа ночи.
— Я пришел не за тем, чтоб выпить, я прошу оказать мне услугу.
— Услугу какого рода?
