- Но все же? Я ваш адвокат, и мне надо знать все.
Алексей молча протянул ему фотографию.
- Так, это Инна Костина. А это кто такой? Господи, да это же...
- Это Лычкин Михаил, мой помощник по фирме.
- Да, действительно, Миша. Ну... - развел руками Сидельников. - Раз она сама прислала это вам, то, пожалуй, это действительно не имеет отношения к делу, а только к ней самой. Но зачем она это прислала, не могу взять в толк.
- Чтобы сделать мне больно.
- Но почему?
- Отомстить решила. Недавно я доставил ей боль, теперь она мне. Заслуженно, Петр Петрович. Я на нее не в обиде. И не будем больше об этом. Давайте к делу...
- Да, "Матросская тишина" не лучшее место, чтобы делать человеку еще больнее... Впрочем, это и впрямь не мои проблемы. Что же до дела, то тут тоже неладно. Этого Сытина нашли на пустыре с пробитой головой. Мертвого... Пил он, говорят, много... Так что этого свидетеля в вашу пользу тоже больше не существует...
- Я так и думал, - словно робот произнес Алексей. - Так и должно было быть...
- Но почему вы так думали? - засуетился Сидельников. - Вообще, вы что-то недоговариваете. Кстати, каким образом удалось уладить то дело с наездом на вас в феврале? Насколько я понимаю, бандиты были настроены весьма агрессивно. И то, что вы дали им отпор, и то, что приехали ваши друзья, не должно было отпугнуть столь серьезных людей... Ведь кто-то вмешался, не так ли? И наверняка, кто-то из преступного мира, иначе они бы не отстали...
- Я не знаю. Этим делом занялся Сергей Фролов.
- Узнаю у него, мы с ним постоянно контактируем, он ваш второй адвокат, общественный, так сказать... Тут, понимаете, какая петрушка получается, Алексей Николаевич. Я человек опытный, порой защищал на процессах криминальных авторитетов. И вижу здесь тоже признаки столкновения кланов, интересов. Правда, к какому клану принадлежал этот самый Дырявин-Мойдодыр, мне пока установить не удалось. А это крайне важно. Я наводил справки в колонии, где он сидел. Там все говорят, что он был одиночка, сидел за убийство с ограблением восемь лет. А вот к какой группировке принадлежали те люди, которые наехали на вас, я знаю...
- Ну, и к какой же? - этот вопрос заинтересовал Алексея, и он насторожился.
- Они принадлежали к преступной группировке, возглавляемой неким Славкой Цветом. И именно в феврале Цвета арестовали. Ну, арестовали по наводке, разумеется. Сделали у него дома обыск, нашли оружие и наркотики. Ему предъявлено обвинение по сто восемнадцатой статье. А один из этой же группировки, некто Амбал, именно он и явился к вам в офис во главе этой банды, по словам моих источников, куда-то бесследно исчез... А? Чувствуете, чем дело-то пахнет, Алексей Николаевич? То есть на вас наехали, а им тут же круто отомстили... Я ведь знал об этом головорезе Амбале уже давно, но хотел услышать это от вас... А вы мне, простите, морочите голову. Как я могу защищать вас при таком недоверии с вашей стороны?
- Куда это вы клоните? - сузил глаза Алексей.
- Послушайте, нас никто не слышит, я ваш адвокат, я защищал таких людей, которым вся эта шушера и в подметки не годится... У них руки не по локоть, по горло в крови... Но это моя профессия - защищать. Я защищал убийцу-маньяка, и он, благодаря мне, вместо расстрела, который он, вне всяких сомнений, заслужил, поехал в психушку, откуда через год сбежал. И где он сейчас, никто не знает. Кого я только не защищал... Так если вы убили этого отморозка Мойдодыра, что я вас, осуждаю? Да я как человек благодарю вас за это! Таким, как он, не место на земле! Вы ветеран Афганистана, вы основали фирму, у вас есть, как и у всех, так называемая "крыша". На вас наехали, грубо наехали, обокрали вас на крупную сумму, потом стали требовать украденные ими же самими деньги... Вы, понятно, обратились к своей "крыше". Вам помогли, и Амбал, шантажировавший вас, уничтожен. Его труп нашли на пустыре в Жулебине уже давно. Опознали совсем недавно, буквально на днях. Возвращены ли вам деньги, этого я не знаю. Но подозреваю, что нет. И вполне возможно, что этот Мойдодыр был подослан вашими врагами.
- Что значит, возможно? Не друзьями же он подослан.
- Я придаю своим словам несколько иной, более узкий смысл. Это разборка, обычная разборка. И вы убили своего врага, который достал вас. Это один вариант. Другой - вы требовали с него своих же денег. И в горячке, не желая слушать уловки наглеца, придушили его... Разве такого быть не может, Алексей Николаевич?
- Может. Но этого не было. Я не знаю, из какой группировки этот Мойдодыр. Но я ни к какой группировке не принадлежу. И я не убивал его, я только бросил в него насос, когда он наставил на меня пистолет. Я тысячу раз вам повторял одно и то же, а вы все не верите. Имеет ли смысл вам работать со мной, если вы мне не верите?
- Я вижу, вы имеете весьма приблизительное представление о профессии адвоката, Алексей Николаевич, - снисходительно улыбнулся Сидельников. - У нас всякие варианты возможны. Полагаете, все мои клиенты выкладываются передо мной, как на исповеди? Тогда работать нам было бы так просто, что мы бы не получали столь солидное вознаграждение, какое порой имеем...
- Я не знаю, что скрывают от вас другие клиенты, но я рассказал вам об этом деле все. А если я что позабыл, то наверняка добавил Сергей Фролов, который в курсе всех моих злоключений...
Он говорил монотонным голосом, а сам думал только об одном - об этой фотографии... И она была беременна, так что же получается? Беременна от кого? От Лычкина? Видимо, он и был тем человеком, от которого она до знакомства с ним сделала аборт... И они встречались снова, за его спиной... Какая мерзость... И при этом она устроила сцену ревности у Ларисы...
- Вы что, Алексей Николаевич, не слушаете меня? - услышал он громкий голос Сидельникова.
- А? Что? - очнулся от своих мыслей Алексей. - Да, да... Петр Петрович, я не в состоянии сегодня говорить с вами. И вообще... Мне все равно. Если хотите, можете вообще ко мне больше не приходить.
- Что за ерунда? Что вы раскисли, как барышня? Вы же боевой офицер, бывали в таких передрягах, мне рассказывал о вас Фролов. А тут... Что? Женщина изменила? Ну и что? Держитесь! Свидетель погиб? Другого найдем... Я работаю и буду работать с вами. А мои вопросы, сомнения, вы не обижайтесь, поймите, они необходимы... Всегда надо помнить главную задачу - вы должны быть не здесь, а на свободе. И чем скорее, тем лучше. Под подписку о невыезде вас освободить невозможно, по таким статьям не освобождают. Так что теперь надо ждать окончания следствия и суда. А моя задача - чтобы вы шли не по сто третьей за умышленное убийство, а по сто пятой статье за превышение пределов необходимой обороны и получили бы два года, желательно условно, или два года исправительных работ... А там, на воле, разберетесь со своими проблемами. Ну а сегодня я вас покидаю, возьмите себя в руки...
Глава 17
Следствие длилось до конца лета. Ознакомившись со своим делом, Алексей понял, что положение его из рук вон плохо и что он непременно будет осужден по сто третьей статье Уголовного кодекса за умышленное убийство. Сидельников пытался ободрить его, но он в последнее время перестал верить ему. С ним происходило что-то странное, он словно потерял почву под ногами. Кому верить? Что происходит вокруг? Похоже, мир сошел с ума... У всех на уме только одно - деньги, нажива, а отсюда - предательство, преступления, убийства... И даже Инна, которой он верил как самому себе, предала его, более того - решила поиздеваться над ним, прислав ему в отместку свою фотографию с Лычкиным. Да, наверняка она была беременна от него. И все равно он сочувствовал ей... Она так хотела ребенка, кто же так напугал ее, что у нее произошел выкидыш? То аборт, то выкидыш... А, ладно, что о ней теперь думать? Теперь надо думать о себе... Да и о себе тоже скучно...
Его, как ни странно, спасали от черного отчаяния только воспоминания. Он все чаще вспоминал свою Ленку, вспоминал ее постоянные упреки, ее печальные глаза. Как им было хорошо вместе...
Он вспоминал танцевальную площадку в Белгороде, когда он, молоденький новоиспеченный лейтенант, пригласил на танец худенькую белокурую девушку, очень смущавшуюся от его приглашения. "Все пройдет, и печаль, и радость, пел голос в репродукторе. - Все пройдет, так устроен свет..." А он, обняв ее за талию, медленно переступал сапогами по площадке и вдыхал запах ее волос.
Он прекрасно помнит их первую ночь, ее смущение от этой близости... Как же им было хорошо вдвоем... А рождение Митьки... Он принимал его из роддома, этот маленький теплый комочек жизни, помнит, как сейчас, волшебный запах детского тельца, помнит складочки на его ручках и ножках... Ленка... Митька... Что с ними сделали...
И тем не менее, как ни больно вспоминать о них, это единственные светлые воспоминания, которыми можно теперь хоть как-то отогреть душу. Это единственная точка опоры в омерзительном кровавом хаосе, неизвестно кем устроенном... Впрочем, известно - окаянной человеческой паскудной душонкой, ее жаждой наживы, жаждой обогатиться за счет других... И никакие реформы не исправят положение. Мерзавцев и скотов на свете всегда будет гораздо больше, чем хороших людей, таков закон природы, и изменить его никто не сможет.
