— Вадим Алексеевич, я намерен освободить из-под стражи вашего брата… Теперь вы мне расскажете, что произошло в ту злополучную ночь на автостоянке? Вы готовы что-либо добавить к своим прежним показаниям?
Боже мой, какая это была ужасающая пауза! Не знаю, сколько она длилась, пока ее не прервал Александр Степанов.
— Не мучайте его! — крикнул он хрипло. — Ему нечего добавлять…
И эхом откликнулся Вадик:
— Мне нечего добавлять…
— Да, действительно… Чего уж добавлять к тому, что ты, Вадик, пересел за руль «Победы», врезался в толпу дерущихся и… задавил двоих… Вот какая там случилась история…
Помертвелыми, белыми губами Вадик прошептал:
— Я не хотел… не думал… Я просто не сумел…
— Догадываюсь… — кивнул я. — А брату пришлось взять на себя не только твою вину, но и вину этих уголовников в драке… Ничего не поделаешь, это была плата за их молчание, за их согласие подтвердить, что за рулем был он, а не ты…
Александр Степанов сидел у стола, обхватив голову руками. Я сказал ему:
— Вам этот всех устраивающий вариант подсказал до приезда милиции Винокуров? Он умный человек и, попав в переплет, сразу понял, где выход. Он только не успел вам сказать, что это вы затеяли драку и стали бить Плахотина… А вы по простоте душевной и написали в первом объяснении, как было дело…
Степанов вскочил со стула.
— Поверьте, Вадик не хотел… Когда они побежали за мной с ножом… он думал подхватить меня… чтобы мы уехали… Он просто плохо машину водит…
— Знаю, — успокоил я его. — Я уже запрашивал городскую ГАИ. В июле ваш брат сдавал экзамен на права и провалился на вождении. В общем, все ясно. Вы Александр Степанов, свободны. Можете идти…
— А я? — спросил Вадик.
— Вам придется задержаться, — сухо обронил я и повернулся к Александру. — Вы свободны…
Пятясь, заглядывая мне в глаза, он сказал:
— Я в коридоре подожду…
— Это ваше дело.
За ним закрылась дверь, мы помолчали, и Вадик сказал:
— Все, что там произошло, я могу рассказать…
На душе у меня было очень горько, и я ответил:
— Высоко ценю вашу готовность помочь следствию… Правда, я и так уже все знаю…
— Не все! Вы не можете все знать! Саша, когда это случилось и я был почта в обмороке, сказал мне: «Молчи! Ты спал! Ты спал! Ничего не видел, понял? Ни-че-го! За меня не бойся, я отобьюсь, а тебе в тюрьму нельзя…»
— Конечно, нельзя вам в тюрьму, — поддержал я. — Вам же утром в университет…
— Зачем вы так говорите? — у него страдальчески сморщилось лицо.
— Затем, что только мы с вами знаем все. Даже брат и тот не все знает…
— А чего он не знает? — отшатнулся Вадик.
— А он до сих пор уверен, что ты, Вадим, бросился его спасать, когда они погнались за ним с ножом… Поехал спасать его от смерти…
— Но я не хотел никого сбивать, — снова залепетал Вадик.
— Да верю я тебе, конечно, не хотел, — я закурил сигарету, тяжело вздохнул и сказал: — Ты просто плохо водишь. Но поехал ты не спасать Сашку, ты рванул в сторону от страха! Ты просто хотел убежать!
— Неправда!.. Это ваши домыслы!.. — слабо возмутился Вадик.
— Ясное дело, домыслы. Я же не собираюсь доказывать это по делу. В уголовном праве нет таких преступлений — трусость, подлость… Но запомни: большим профессором ты, может, и будешь, а вот стать таким человеком, как твой брат… это много труднее… Сейчас иди, ты свободен, а завтра явишься к одиннадцати тридцати на очную ставку со всей этой компанией… Следствие продолжается…
Под вечер отворилась дверь в мой кабинет ивошел Петя Верещагин.
— Привет, Борис! — сказал он. Лицо у него было черное.
— Здравствуй, Петя, — вышел я ему навстречу, и чувство вины за причиненную, хоть и без умысла, боль захлестнуло меня. Я знал, какие неприятности грозят ему теперь. А Петька всегда был хорошим парнем. — Петя, я не мог по-другому…
— Я знаю, Борис. Я и зашел, чтобы ты… — он не договорил и махнул рукой. Потом закурил и сказал: — Я знаю, что ты не мог по-другому. Один француз написал про тебя…
— Про меня? — удивился я.
— Ну, не про тебя, про таких, как ты. «Отец говорит маленькому мальчику, у которого родился брат: «Вчера ангел принес тебе братика, хочешь посмотреть на братика?» Мальчик отвечает — нет, я хочу посмотреть на ангела…»
Я бессильно развел руками, а Верещагин встал, раздавил в пепельнице сигарету и хмуро сказал:
— Наверное, так и надо…
И, не подавая руки, вышел, громко хлопнув дверью…