– Ну, достал, и что дальше? – проворчал Хитрый Лис, вытряхивая на стол второй листок.
– Я съездила в кардиологический центр и переговорила с заведующим отделением трансплантологии. Профессор Михайлов уверяет, что Левон Давидович до последнего момента мечтал о пересадке сердца и вдруг внезапно наотрез отказался от операции. И это, замечу, когда уже подобрано донорское сердце и собрана по подписке в соцсетях нужная сумма денег – а это, ни много, ни мало, сто тысяч долларов!
– При чем здесь потерпевшая Муратова? – нетерпеливо спросил Илья, заметно раздражаясь от моих долгих пояснений.
– А вот теперь мы переходим к самому интересному, – неторопливо продолжала я, не реагируя на рефлексии Лисицына. Радость от сознания того, что мой клиент не виновен, придавала мне силы и делала уверенность в себе непоколебимой. – Сиделкой у Горидзе работала – кто бы ты думал?
– Неужто Марина Королева? – проявил смекалку Хитрый Лис, элементарно сложив два и два.
– Вот именно! – подхватила я. – Между прочим, Королева сама упросила Варвару вывести ее братика Егорку на сцену, и именно во время этого представления тигры порвали укротительницу и сделали мальчишку инвалидом. И вот теперь эта милая девушка фигурирует в странном деле об отказе от операции Левона Горидзе в качестве сиделки пациента. Причем, замечу, Марина работала по чужим документам – в кардиологическом центре Королева известна как Надежда Смирнова.
– Забавно, – усмехнулся Илья, снова снимая трубку. – Олег, аккуратно спроси у Королевой, почему она в кардиологическом центре представилась Надеждой Смирновой, а также поинтересуйся, какие отношения ее связывают с Нино Горидзе.
Пристроив трубку на место, Лисицын подмигнул мне и заговорщицким тоном сообщил:
– На всякий случай я пробил твоих теток. Про Марину ты сама все знаешь, но и Горидзе особа интересная. Нино Вагизовна – доцент кафедры филологии в педагогическом университете, вернее, была им до прошлой недели. На сегодняшний день она уволилась с работы, выставила на продажу квартиру и дачу и купила два билета в Данию – для себя и шестилетнего сынишки. И это через полгода после смерти мужа!
– То есть вдовушка решила сделать ноги из страны сразу же после того, как вступила в права наследования? – усмехнулась я.
– Получается, что так, – согласился Хитрый Лис.
– Вот я и хочу понять, что связывает этих двух дамочек. Уверена, что нити ведут в «Шико», и спровоцировал отказ Левона Давидовича от операции не кто иной, как Ян Крестовский. Вполне допускаю, что Сергей Юхновец умер случайно, но вдова заплатила за молчание, и Крестовскому это понравилось. Думаю, теперь владелец «Шико» сам намекает клиентам, что при желании его контора может и до смерти насмешить надоевшего родственника. Должно быть, Дина сделала тот же вывод, что и я, потребовала денег, за что и поплатилась жизнью.
– А Варвара Белоконь за что поплатилась? – хмуро поинтересовался Лисицын.
– Варвара пала жертвой несчастного случая, – быстро ответила я. – Ты же сам прекрасно знаешь, что дрессировщица забыла запереть Тайсона, и шустрый гиббон выпустил тигров.
Я сделала невинное лицо и мило улыбнулась бывшему коллеге. А чтобы окончательно пресечь разговоры на скользкую тему, опасную для моего клиента, настойчиво повторила:
– А с Диной все по-другому. Муратова шантажировала Крестовского, и Ян от нее избавился.
– Ну, ты разошлась, мать, – усмехнулся следователь. – А где доказательная база? Да предъяви я эти бумажки, – Хитрый Лис потряс в воздухе листками из конверта, – и расскажи твою историю на суде, хороший адвокат от обвинения камня на камне не оставит. Вот если твои бабенки подтвердят картину преступления, тогда не только я, но и суд согласится с тобой, что Ян Крестовский – преступник. А пока, ты уж не обессудь, на Крестовского распространяется презумпция невиновности. Поиск доказательств – дело следствия, то есть мое. Но у меня, ты уж извини, девяносто дел в производстве, и обличать Крестовского мне недосуг. У меня имеется один вполне приличный подозреваемый – Руслан Муратов, и, я уверен, его кандидатура судью вполне устроит. А кому надо, тот пусть на Крестовского компру и роет.
– Да разве я против? – просияла я. – Надо нарыть – значит, нароем.
– Ну ладно, попили, поели, неплохо бы и делом заняться, – откликнулся Лисицын, расчесывая бороду специальной расческой, для которой у него был отведен отдельный карман.
Поднявшись из-за стола и сложив в тумбочку остатки пиршества, Илья смахнул крошки со стола и, прихватив грязные чашки, направился к выходу из кабинета.
– Садись вон за тот стол, – проходя мимо, кивнул Хитрый Лис в сторону окна. – Володя Мамаев все равно в отпуске, если что – ты моя коллега-следователь, понятно? Сидишь, молчишь себе в тряпочку и ни во что не суешься. Я сам спрошу все, что нужно.
– Как скажете, шеф, – усмехнулась я, перебираясь на указанное место.
Хитрый Лис рывком распахнул дверь и, выходя в коридор, сурово проговорил:
– Нино Горидзе? Пройдите в кабинет!
Взяв со стола, за которым сидела, потрепанный мужской журнал, я развернула первую попавшуюся страницу, уткнулась в рекламные фото девиц, предлагающих эскорт-услуги, и сделала вид, что с интересом их изучаю. Сама же краем глаза наблюдала за посетительницей. Горидзе оказалась высокой крупной женщиной с гордым профилем и тонкими губами, накрашенными яркой помадой. Темные волосы ее были уложены в высокую прическу, на черном платье сверкал массивный золотой кулон в форме арфы. Кинув на меня мимолетный взгляд, вдова чуть слышно пробормотала «День добрый», прошла к столу Лисицына и уселась на стул для посетителей. Мобильный в ее сумке издал призывный гудок, и женщина, немного подумав и снова покосившись на меня, вынула аппарат и ответила на звонок.
– Прекрати названивать, – прикрыв трубку рукой и продолжая коситься в мою сторону, прошептала она. – Откуда я знаю? Еще не говорила со следователем. Меня до сих пор держали в коридоре, только что вошла в кабинет. Следователя нет, он вышел. Понятия не имею, что он от меня хочет. Да брось ты дергаться, все будет нормально. Ты купил почитать в самолет? Ты же хотел заехать в книжный на Тверскую. Не смог? Понятно. Тогда на обратном пути забери Эдика из сада, и ждите меня дома – я приеду, как только освобожусь.
Убрав мобильник, Горидзе окинула внимательным взглядом кабинет и снова задержала взгляд на мне.
– Вы, случайно, не знаете, зачем меня вызвали? – раздраженно проговорила она. – Я тороплюсь, а меня держат в Управлении уже целый час.
– Сейчас придет мой коллега и скажет, зачем вы ему понадобились, – скучным голосом ответила я. – А я, извините, занимаюсь своими делами – их у меня в производстве больше девяноста.
И я, поигрывая ручкой, сосредоточенно склонилась над фотографиями полуголых красоток.
* * *
Хитрый Лис не заставил себя долго ждать – буквально через минуту он вернулся в кабинет, гремя чисто вымытыми кружками и помахивая исписанными листами, которые тут же убрал в выдвижной ящик стола.
– Спасибо за ожидание, – проговорил он тоном оператора на телефоне, пристраивая на тумбочку чашки и усаживаясь на место.
– Я тороплюсь, нельзя ли ближе к делу, – сухо проговорила вдова, поправляя кулон.
– Боитесь не успеть подготовиться к отлету в Данию? – понимающе осведомился Лисицын.
– Да, мы с сыном улетаем, – с вызовом откликнулась Горидзе. – После смерти мужа нас ничто не держит в этой стране.
– Насчет смерти вашего мужа я и хотел поговорить, – приветливо посмотрел на собеседницу Лисицын, подаваясь вперед. – Нино Вагизовна, вы, случайно, не знаете, что заставило Левона Давидовича отказаться от операции? Профессор Михайлов до сих пор пребывает в недоумении.
– Сама теряюсь в догадках, – понизила голос вдовица, делая трагическое лицо. – Все шло так хорошо – собрали денег, нашли донорское сердце, назначили день операции, и вдруг Левон заупрямился. Не буду, говорит, оперироваться, и все тут.
– А собранные через Интернет деньги, сто тысяч долларов, куда они делись?
– Я положила деньги в банк на имя нашего сына, – не моргнув глазом, ответила женщина. – Это было последнее желание моего мужа. Левон души не чаял в Эдике и, умирая, велел именно так распорядиться деньгами.
– А вы, значит, законный опекун несовершеннолетнего Эдуарда Горидзе, – усмехнулся следователь, – и полноправный распорядитель всех его средств.
– И что вас позабавило? – вскинула брови вдова. – По-моему, вполне естественно, что мать распоряжается средствами шестилетнего сына.
– Ну да, ну да, – покивал головой Лисицын. – Значит, Левон Давидович пожелал умереть, чтобы обеспечить будущее своего сына.
– Эдик – поздний ребенок, он был для Левона светом в окне.
– Тем более странно, что Левон Давидович не захотел увидеть, как растет его сын, как мужает и становится взрослым. Скажите, Нино Вагизовна, вы знакомы с Надеждой Смирновой?
