— В каком смысле? — переспросил Гарик, совершенно идиотически моргая и без конца дергая кадыком, пытаясь сглотнуть.
Он чуть не взорвался, обнаружив ее заспанной и в халате, из-под которого выглядывал край розовых кружев ее ночной сорочки. Даже в голову шибануло от ее утренней нетронутости. Сообразишь тут, о чем она спрашивает, как же! Уши заложило просто от бешеного кровяного напора. Хорошо куртка длинная, и догадался, не стал снимать, а то был бы конфуз, да…
— В том самом! Почему родственники его не забрали? Не было, что ли, у него никого? Он что, детдомовский? — терпеливо разъяснила свое недоумение Даша, не понимая совершенно, что это на Прокофьева за столбняк напал. — Почему его похоронили на тюремном кладбище?
— Родственники? — Гарик мотнул головой, пытаясь прогнать наваждение. — Я не знаю, были ли у него родственники, нет.
— Так узнай, — Даша подавила очередной зевок, глянула на Гарика, которому просто не терпелось пройти на ее кухню, и предупредила: — Есть нечего. Холодильник почти пустой.
— Кофе есть, я видел в шкафу, — поспешил он, пугаясь, что его могут сейчас вот так запросто взять и выставить.
— А больше мы ничего не желаем, так?
Она поздно спохватилась, что вопрос прозвучал с игривым намеком. Поняла, когда уже дошла до кухни и почувствовала затылком, как прерывисто и шумно дышит ее ранний гость. Обернулась, изумленно уставилась в его потемневшие глаза и спросила:
— Что?
— Ничего. — Гарик в который раз попытался проглотить чудовищную сухость во рту и подошел к ней непозволительно близко. — Ничего, все в порядке. Все, кроме одного.
— Чего еще?
Стоя к нему так вот близко, Даша вдруг обнаружила, что Прокофьев не так стар, как показался вначале. И лицо у него, лишившись запойной отечности, очень симпатичное. И глаза…
С глазами вообще случилась странная неприятность. Что-то изменилось в них и затягивало, затягивало, как в пропасть.
— Что? — повторила она одними губами.
— Поцеловать тебя хочу, а нельзя, — пожаловался он с болезненной гримасой. — Ведь нельзя?
Она опешила от неожиданности и покачала головой, отступая к подоконнику.
— Вот я и говорю. — Прокофьев отвернулся, досадливо чертыхнувшись вполголоса. — Давай тогда пить кофе. Я знаю, что кофе у тебя есть…
К кофе нашелся слегка зачерствевший батон. Прокофьев его вызвался поджарить. Отыскал яйцо в холодильнике, полстакана молока. Взбил все с сахаром в глубокой миске. Накромсал ломтями белого хлеба, разогрел масло в сковородке и, поочередно обмакивая во взбитом яйце с молоком каждый кусочек, уложил их плотными рядками в сковородку. Минут через пять гренки были готовы. Даша внесла свою лепту, припорошив их сверху сахарной пудрой. Сели к столу, одновременно размешали сахар в огромных чашках, одновременно потянулись к тарелке с гренками. Столкнулись пальцами и застеснялись совершенно по-детски.
«Зачем ему нужно было все так усложнять?! Что хорошего может получиться из того, чего получиться не может в принципе?..» — Даша досадливо хмурилась, злясь и на себя попутно за то, что так и не расчесала волосы и не умылась.
«Зачем я раскрыл рот и напугал ее?! Все так несвоевременно, все так глупо. Она станет теперь меня сторониться, и… ничего уже не получится, ничего. — Гарик с шумом втягивал в себя горячий кофе и старался не смотреть в ее сторону. — А насчет родственников Верестова она очень тонко подметила. Неужели и в самом деле не было у того никого? Почему его как безродного пса похоронили в тюрьме?»
— Ничего нового о Громыхиной не сообщили, нет? — прокашлявшись от застрявших в горле крошек, спросила Даша, старательно уводя взгляд от понуро сидевшего за ее столом Гарика.
И чего, спрашивается, насупился?! Она не обязана целоваться с каждым, кто того пожелает, вот! Хватит ей одной «лав стори» с Муратовым. Все тоже начиналось с желания помочь, поцеловать, остаться на ночь. А чем закончилось? Подлой клеветой это закончилось и странным желанием потом все исправить.
— О Громыхиной? Умерла она от асфиксии. И уже мертвой ей перерезали горло. Причем перерезали в вашем подполе.
— А душили где? Там же?!
Она ни за что больше не ступит на порог старенького дома, где они с Лешкой детьми проводили самые счастливые свои каникулы. Где в старом саду пахло малиной и смородиной, где в закопченной кастрюльке булькала на плите густая манная каша и где солнце слепило в крохотные оконца от заката до рассвета. И мать, для того чтобы дети поспали подольше, занавешивала окна ветхими гобеленовыми покрывалами.
Теперь это место осквернили. Осквернили убийством молодой девушки, которая, возможно, любила ее брата.
— Не знаю. Под ногтями ничего. Следов на одежде тоже. Вот если бы найти того человека, с которым она приехала в этот дом! А разве найдешь теперь!
— Человека, может быть, найти и сложно, а как насчет машины? — задумалась Даша, с удовольствием откусывая от четвертой по счету гренки.
Вот увидал бы Королев, ума бы лишился от такого нерационального расходования ресурсов ее организма. Переваривать ведь тот был обязан исключительно полезный продукт, а не сплошные углеводы вперемешку с канцерогенами. Хорошо, что нет его рядом. Преступные мысли, но все равно приятные.
— Машина была Лешкина, так? Так. Кто на ней приехал в тот вечер? И как она потом снова оказалась в гараже?
Даша подперла щеку кулаком и впилась взглядом в его зрачки. Ей очень хотелось, чтобы он сейчас закончил за нее мысль, которая не давала ей покоя со вчерашнего дня. Самой озвучивать ее не очень-то хотелось. Запросто возникнет подозрение в предвзятости.
— Ты хочешь сказать… — Гарик сощурился, и чего она так уставилась, сейчас ресницы начнут потрескивать от напряжения. — Ты хочешь сказать, что без молчаливого согласия твоей невестки тут не обошлось?
— Согласия ли, участия ли, но ключ от их гаража имелся только у Лешки и у Варьки. Посуди сам. — Даша выбралась из-за стола и нервно прошлась по кухне, уже не обращая внимания на неприличную непрезентабельность собственного вида. — Лешка приехал за Лили, но кто-то увез ее у него прямо из-под носа. Все! С этого вечера их обоих никто не видел в городе. Зато видели машину, которая привезла в наш дом, предположительно, Лили. Следовало бы показать Щукину ее фотографию, может, опознает.
— Покажем, — заверил Гарик.
— Так, дальше. Из машины вышла Лили. Лешка не вышел. Что это может означать?
— Что?
— Что за рулем уже сидел не он. Предположительно… А как могло это получиться?
— Как? — Гарику очень нравились ее неторопливые рассуждения, они хоть не очень сильно, но систематизировали сумятицу всех имеющихся фактов.
— Вот смотри. — Даша снова села к столу, предварительно подхватив с рабочего стола коробок спичек, высыпала их на стол и принялась раскладывать по одной, приговаривая: — Вот это Лешка на своей машине. Вот это незнакомец, который выманил Лили из дома чуть раньше его. Незнакомец едет куда-то. Лешка, возможно, едет следом. Где-то они пересеклись! Точно пересеклись! Или…
Мысль, поразившая ее в следующий момент, была очень ужасна, она была необратимо страшна.
— Или? — подтолкнул ее Гарик, внимательно рассматривая хаотичный разброс спичек на столе.
— Его убили, наверное, почти сразу, — прошептала Даша, бледнея до синевы. — Но убили прямо в тот же вечер. И ограбили! А Лили привезли на его машине в наш дом, опять-таки обманом.
— Так, так, так. Дальше!
— Дальше? А что может быть дальше? — Она подхватила еще несколько спичек, сложив их домиком. — Лешу, предположительно, убили. Господи! Мне страшно это произносить, но… Из машины его убрали. И на его же машине привезли Лили.
— Зачем? Зачем она пересела из одной машины в другую, как думаешь?
— Ну… Я не знаю! Под каким-то предлогом ее выманили из дома. Возможно, сказав, что Леша ее где-то ждет. Привезли до его машины. Машина его? Его! Леши там нет? Нет. А где он? Ждет ее в загородном домике. Тот, кто сидел в тот момент за рулем, именно так ей и сказал, возможно.
— А зачем все так наворачивать? Зачем?! Нужно было устранить Алексея, нужно было его ограбить, так? Они или он это сделали. Зачем было убивать Лили?
Он и в самом деле ничего не понимал в этой круговерти. Ему виделось все иначе. Для него, как для бывшего профессионала, все было предельно просто.
Алексей, по его версии, перехватил Лили. Привез ее в свой дом. Там и убил. А потом…
Про потом было много вариантов. Алексей мог скрыться с деньгами, успев загнать машину в гараж. Мог и погибнуть от рук соучастников преступления. Ясно же, что не один действовал. А могло быть как-то еще. А вот как, он не знал, черт побери!
— Лили могли убить, потому что она что-то знала. Увидела кого-то. Или просто ради того, чтобы подставить Алексея. Запутать все так, чтобы не разобраться. Но согласись, что Леша не стал бы следить в своем доме. Не стал бы, понял!!! — Она даже на крик сорвалась, безошибочно угадав, о чем именно думает теперь Прокофьев. — Здесь все нелогично, все! Я просто знаю: Леша не убивал, он не крал денег. И с ним беда!
