Эллери окончательно пришел в себя на темном кладбище. Говарда уже не было рядом.
От него остался только свет, медленно удалявшийся в сторону грязной дороги.
Но когда Эллери встал на ноги, свет исчез. Вскоре он услышал слабый гул мотора родстера. А потом все стихло. Он удивился, обнаружив, что дождь прекратился.
Эллери оперся в темноте о колонну с голубем наверху. Слишком поздно, чтобы ехать вдогонку за Говардом. Но даже будь у него время в запасе, он не поехал бы. Призрак любой из душ, обитавших здесь, не позволил бы ему покинуть кладбище.
Надо было что-то делать, и для этого ему следовало здесь задержаться, даже до рассвета, если потребуется.
Быть может, на небе появится луна.
Он механически расстегнул тяжелое от дождя и грязи пальто, пошарил измазанными глиной пальцами в кармане пиджака в поисках портсигара. Он был серебряным, плотно закрывающимся, и сигареты в нем не могли отсыреть. Эллери нашел его, открыл, достал сигарету, вставил ее в рот и снова отправил портсигар в карман. Он нащупал там зажигалку.
Зажигалка!
У него была зажигалка, он щелкнул ею, и огонь вспыхнул в его полусогнутых ладонях, когда он не без труда приблизился на три шага к месту, из которого Говард изгонял своего дьявола.
Эллери нагнулся, оберегая зажженный огонек.
А нагнуться было необходимо. Он увидел, несомненно, беднейшую из могил, с бледным, мягким, крошащимся каменным надгробием. Убогий памятник, не выше густой поросли сорняков, хотя и широкий, как две могилы, закрепленный сверху и с расщелиной посередине. Точно две каменные скрижали Моисея. Погода и плохое качество материала дали о себе знать, однако резец скульптора довершил дело последними, предательскими ударами. Надгробие раскололось на два могильных камня. Поистине убийственное зрелище!
Некоторые буквы пали жертвами беспощадного резца, а оставшиеся было нелегко прочесть. Ему удалось разобрать даты рождения и смерти, хотя он не мог поручиться наверняка. Рядом Эллери заметил девиз и после тщательного исследования решил, что когда-то на камне написали:
«Тем, кого соединил Бог».
Но имена умерших не вызывали вопроса. Наверху памятника четко значилось:
«Аарон и Мэтти Уайи».
* * *
Эллери поставил автомобиль с откидным верхом в гараж Ван Хорнов, почти без труда припарковав его около родстера Говарда. Он подумал, что Говард может и подождать, а сам поспешил мимо центрального особняка в коттедж.
Эллери начал снимать на веранде перепачканную грязью одежду, окончательно избавляясь от нее по пути в ванную, и скрылся под водопадом горячего душа. Он мылся до тех пор, пока не пропарил свои отсыревшие кости и мускулы. Торопливо вытерся полотенцем, переоделся в сухое и чистое белье и вернулся на веранду. Он дал себе время, чтобы выкурить сигарету и выпить немного скотча из бутылки. И затем он направился в сгустившейся тьме в большой дом.
Эллери осторожно поднялся по лестнице мимо запертых, «сонных» дверей. Свет повсюду был выключен, и он неуверенно остановился, на ощупь отыскивая путь и не зажигая фонарь. Однако, добравшись до верха, все-таки зажег его. Слабые отпечатки грязных подошв на ковре шли от лестницы к спальне Говарда. Она оказалась полуоткрыта.
Эллери помедлил у двери.
Грязные следы вели к кровати. А на кровати, полностью одетый, лежал Говард и спал.
Он даже не потрудился снять свое длинное пальто.
Его промокшая шляпа дрожала на подушке, словно студень. Эллери прикрыл дверь и запер ее.
Задернул шторы на венецианских окнах.
Потом включил свет.
— Говард. — Эллери легонько пощекотал спящего. — Говард.
Говард простонал что-то неразборчивое и повернулся, его голова откинулась назад, и он захрапел. Он находился в каком-то ступоре, и Эллери перестал его щекотать.
«Лучше я его сейчас раздену, — подумал Эллери, — а не то он простудится».
Он расстегнул разбухшее от влаги пальто Говарда. К счастью, оно было сшито из водонепроницаемой ткани и подкладка оказалась сухой. Эллери стягивал пальто, пока не вынул одну руку из рукава. Потом попробовал приподнять тяжелое тело Говарда и вынуть его вторую руку. Снял с него ботинки, носки и выпачканные грязью, мокрые до колен брюки. Воспользовался простыней как полотенцем и досуха вытер ступни и ноги Говарда. К чему жалеть и без того отсыревшую кровать с комками простыней?
Потом стал массировать его голову.
Наконец Говард зашевелился.
— Говард.
Тот оборонялся, словно от ударов. И стонал. Но так и не проснулся. А когда Эллери вытер его с головы до ног, снова впал в полукоматозный сон.
Эллери хмуро выпрямился. Он вспомнил о спрятанной в ящике бюро бутылке виски и направился за ней.
Говард очнулся.
— Эллери.
Его глаза были налиты кровью и расширены. Они устроились на кровати, полуодетый Говард поеживался, его мокрая одежда валялась на полу.
— Эллери.
Говард был расстроен.
Внезапно он перепугался. И вцепился в Эллери.
— Что случилось? — Его язык с трудом ворочался. Он высунул его.
— Это ты скажи мне, Говард.
— Но ведь это случилось, разве не так? Разве не так? Ведь это случилось?
Эллери недоуменно поглядел на него:
— Да, что-то случилось, Говард. Постарайся вспомнить, что ты делал?
— Помню, как я поднимался по лестнице, выйдя из кабинета. И как бродил по коридору.
— Так, хорошо. Ну а после?
Говард опустил веки и закрыл глаза. Он покачал головой:
— Я не помню.
— Когда ты вышел из кабинета, поднялся и немного побродил.
— Где?
— Это ты меня спрашиваешь? — нервно усмехнулся Эллери.
— Что же со мной произошло? Я побродил по коридору около студии.
— Да, около студии. А затем ты что-нибудь помнишь?
— Ни черта не помню. Сплошная пустота, Эллери. Вроде… — Он осекся.
Эллери кивнул:
— Как во время приступов, да?
Говард опустил на пол босую ногу и покачал ею. Он вздрогнул, и Эллери, высвободив угол одеяла, набросил на него.
— Еще совсем темно. — Говард повысил голос: — Или это другая ночь?
— Нет, все та же. Вернее, ее последние часы.
— Очередной приступ. Что же мне делать?
Эллери испытующе посмотрел на него.
— Я куда-то отправился, но куда именно? Ты меня видел? Ты поехал вслед за мною? Но ты сухой!
— Да, я поехал вслед за тобой, Говард. Но успел переодеться.
— Что я делал?
— Ух. Укрой ноги одеялом, и я тебе скажу. Ты уверен, что ничего не помнишь?
— Ровным счетом ничего! Что же я делал?
И Эллери рассказал ему.
В конце рассказа Говард стал трясти головой, словно желая осознать суть. Он почесал темя, затылок, потер кончик носа и взглянул на грязную кучу тряпья на полу.
Эллери спросил:
— И ты ничего из этого не помнишь?
— Ни единой подробности. — И, смерив Эллери удивленным взглядом, добавил: — Мне трудно поверить. — Затем он отвернулся. — Особенно в то, что я…
Эллери приподнял его длинное пальто и порылся в одном из карманов.
Когда Говард увидел резец и молоток, то побелел как мел.
Он выбрался из кровати и принялся босиком расхаживать по спальне.
— Если я мог это сделать, то, значит, я на все способен, — взволнованно пробормотал он. — Бог знает, что я натворил во время прежних приступов. Я не имел права туда ехать!
— Говард. — Эллери пересел в кресло у кровати. — Ты никому не причинил вреда.
— Но почему? Отчего я осквернил их могилу?
— Вполне объяснимое последствие шока. Ты всю жизнь боялся раскрытия тайны и, наконец, узнал, кто ты такой. Понятно, что ты отключился и в состоянии амнезии глубокое презрение, страх и ненависть, которые ты, очевидно, всегда испытывал к бросившим тебя родителям, вырвались на поверхность. И тут тоже нет никакой загадки: ведь твои чувства давно искали выхода. Я рассуждаю чисто психологически.
— Но я не чувствовал какой-либо ненависти!
— Конечно, не чувствовал, — на уровне сознания.
— Я вообще не испытывал к ним никаких чувств!
— Повторяю, на уровне сознания — нет, а в подсознании они были.
Говард остановился и помедлил у двери, ведущей в студию. Затем он вошел туда и до Эллери донеслись его шаги. Но звуки вскоре стихли, и в студии зажегся свет.
— Эллери, иди сюда.
— Ты не думаешь, что тебе нужно обуться? — Эллери неохотно поднялся с кресла.
— Черт с ними, с моими ногами и обувью! Иди сюда!
Говард стоял за подставкой для модели. На ней находилась вылепленная из пластилина фигурка маленького бородатого Юпитера.
— Что такое? — полюбопытствовал Эллери.
— Я говорил тебе, что бродил здесь прошлым вечером, после того как вышел из кабинета. И успел вот это сделать.
