– Ладно, все шуткуете. У меня «Ижик».
– Это тоже неплохо. Будешь в наших краях – я тебе движок подкину. Пойдет?
– Ну.
– А ты помоги с машиной.
– Ладно, пошли в леспромхоз. У тамошнего директора Журавлева имеется «Газель». Думаю, даст.
Лопата познакомил Гуся с Журавлевым и коротко рассказал, что прапорщику нужна машина. Зачем именно, говорить не стал.
Журавлев сидел за столом, на котором не было ничего – ни бумажек, ни отрывного календаря, ни телефона – обязательных признаков конторского начальства. Сжатые кулаки, натруженные руки со взбухшими венами, лежали перед ним на столе.
– Не во время, товарищ прапорщик. Вы думаете, пришли к предпринимателю, представителю среднего класса? У которого и машина, и счет в банке? Так? А вот и нет. Он здесь всего мокрая курица, которая если что и будет нести, так обычные яйца. А нашим властям сейчас интересно сразу найти слона с большими золочеными яйцами.
– Как это? – спросил Гусь. Далекий от хозяйственных дел, он не совсем понял, что имел в виду Журавлев.
– А так. Курица – это я. Дай мне право на леспромхоз, я раскочегарю работы, пойдет товар, государство начнет получать налоги. Но это через год, два. А в областной управе сидит лысый кашалот. Правда, фамилия у него куда как мирная – Пушков. Так вот ему плевать, что получит государство через год или два. Ему нужно сейчас и себе на лапу. Миллион, лучше два, и зелеными. А что получит казна – дело второе. Я таких денег за лицензию отвалить не могу. Нет их у меня. Значит, кашалоту до меня тоже дела нет. Он ждет, когда к нему придет кореянец или какой-нибудь там китаянин. Вот с ними он поговорит. Положит на стол руки ладонями вверх и станет ждать, когда в них капнет. И дождется.
– Но сейчас леспромхоз простаивает. Люди не получают денег…
– А кашалоту что? Он у нас демократ. Знаешь, как он говорит? «У нас власть выражает интересы нищих, а должна выражать интересы состоятельных людей. Но мы все же добьемся перемен».
– И чего вы ждете?
– Прихода кореянца. Он станет хозяином, мы – наемниками. Он начнет грести деньги лопатой, а мы – глотать слюни.
– Что же, значит на вашего кашалота нет управы?
– Есть, и до неё дело дойдет. В гражданскую у нас здесь ужас сколько партизан было…
Гусь довольно хмыкнул. Ход мыслей Журавлева ему показался понятным и близким.
– Отлично. Если возьметесь за ружья, отпишите мне. Возглавлять вас не возьмусь, но постреляю – вволю. – И уже другим, озабоченным тоном. – А теперь мне машина нужна позарез. До Шиверки. Сколько тут верст?
– Тридцать пять.
– Значит, туда и обратно семьдесят. Но мне в один конец.
Журавлев вдруг связал происшествия последних дней одной ниткой.
– Так это ваш хер тут бесчинствует? С чего?
– Моча в голову бросилась.
– Что ж намерены делать?
– Отлавливать.
– А-а, – Журавлев был явно разочарован. – Это не по смыслу. Нет. У нас, ежели медведь шатун объявляется и начинает скот и людей заедать, его не отлавливают. Его… А, да что там! – Журавлев с безнадежностью махнул рукой. – Как были мы Азия, так и остались. Давить таких паразитов надо, без суда и следствия, а мы все миндальничаем.
– Так дадите машину?
– Куда от вас денешься от спасителей и защитников? Валяйте, отлавливайте. Иначе этот волк и дальше людей рвать будет.
– Пресечем, – сказал Гусь сурово. – Как настигнем, пресечем. – Сделал паузу и добавил. – С учетом пожеланий трудящихся.
Журавлев посмотрел ему в глаза, заметил в них холодную напряженность и качнул головой.
– Добре, езжайте…
***
Участковый милиционер по селам Шиверки и Ягодное старший лейтенант Маляров спокойно шел по улице из дому к причалам. Шел хорошо выспавшийся, особо не обремененный служебными заботами, поскольку винной торговли и табакокурения в Шиверках не водилось так как здесь испокон веков проживали староверы, чудаки, отрицавшие пьяное баловство и сатанинское дымление через рот и нос.
– Евген Лукич, тебя можно побеспокоить? – бабка Копалиха со всем почтением, которое по сельскому этикету положено оказывать власти, предусмотренной конституцией, окликнула участкового. Она вышла из калитки своей усадьбы и остановилась возле нее.
Маляров остановился и обернулся.
– Здравствуйте, Анфиса Васильевна, чем могу?
Правая рука участкового с шиком, приобретенным ещё в армии, коснулась виска у козырька фуражки с выцветшим до непонятного цвета околышем, и таким же рывком отпала вниз, кистью к бедру.
– А вот, сердешный, поглянь сюды.
Копалиха протянула Малярову новенькую, только что из под печатного пресса сторублевку.
Маляров взял бумажку.
– В чем проблема?
Маляров с некоторых пор стал считаться у селян экспертом по бумажным деньгам, поскольку ни сберкассы, ни даже почты в селе не имелось.
Шиверки – село мирное, хотя и большое. Линия домов растянулась здесь вдоль глинистого обрывчика на речном побережье версты на две. Так для жителей показалось удобнее: у каждого под домом свои мостки, с которых бабы стирают белье, ребята купаются. К мосткам мужики швартуют моторки – у кого они помощнее, у кого послабее, но поскольку лодки предназначены здесь не для гонок, в них выше всего ценятся не скоростные качества, а надежность.
В тылу каждой усадьбы огород, обнесенный плетнем. Еще дальше за огородами грунтовая дорога. Тянется она вдоль плетней от южной окраины Шиверок, где раньше располагалась машинно-тракторная станция – МТС, к северному, где находились колхозная лесопилка и рыбокоптильня.
МТС изжила себя, поскольку колхоз распался, трактора поизносились и жизнь, по словам шиверцев, «стала до горы раком».
Теперь каждый двор был предоставлен самому себе. Жизнь от этого хуже не стала – лес и река любого, у кого есть на плечах башка, прокормит и напоит. Единственное, чего в Шиверках не стало – это денег, государственных платежных знаков с цифрами, на которые можно что-то законно прикупить в сельмаге.
Мало сказать – денег не стало. Чтобы понять смысл этих слов, стоит напомнить случай, когда приезжие-туристы, сплавлявшиеся на плотах из верховий реки, предложили бабке Касьянихе за яйца две казенные десятки. Бабка взяла бумажки в руки, покрутила и не поверила в их подлинность.
– А иде Ленин Владимир Ильич? – спросила Касьяниха и ткнула пальцем в колокольню, изображенную на купюре. – Это чо здесь тако?
Туристы стали доказывать, что десятки законные, такие теперь выпускает демократическое российское государство и банкноты обязательны к приему на всей территории страны.
– Тады и валяйте отсель в Рассею, – предложила Касьяниха. – Здесь у нас Сибирь.
Туристы махнули бы рукой на дуру-бабу, но очень хотелось яичницы, и они стали Касьяниху убеждать. Та призвала на помощь соседку. Решить вопрос о том, правильные ли деньги, они и вдвоем не сумели. Позвали участкового Малярова.
Милиционер явился при форме и оружии. Подозрительно осмотрел банкноты и так и сяк – на просвет, на ощупь.
– Вроде бы законная.
Маляров сам ещё ни разу не получал зарплату в новых деньгах, да и вообще ему полгода содержание в Шиверки не засылали ни в новых, ни в старых. Потому выходило, что он охранял и защищал общественный порядок и закон на общественных началах.
Показать свою некомпетентность в финансовых вопросах представитель власти не мог, и Маляров принял решение. Он исходил из того, что из-за приобретения двух десятков яиц никакой фальшивомонетчик рисковать не станет и туфтовые купюры наивной старухе не всучит. Во-вторых, он решил использовать надежный способ закрепления вещественных доказательств, известный каждому милиционеру.
– Попрошу паспорт, – сказал Маляров и протянул руку покупателю. Тот вынул из нагрудного кармана куртки-ветровки требуемый документ.
Маляров старательно записал реквизиты документа в свой блокнот.
Как потом оказалось, деньги были самые что ни есть настоящие, казенные, годные к платежам и расчетам. С той поры участковый стал финансовым авторитетом.
– Так в чем проблема?
– Ты поглянь, настоящая это или как?
Маляров осмотрел банкноту. И цифрами и буквами на ней было обозначено «Сто рублей». Рисунок четкий. Четыре коня на дыбках… Телега – не телега, а нечто вроде ночного горшка… И мужик в нем стоит, вот-вот свалится… В руках рогулька какая-то…
– Все в дуду, Анфиса Васильевна. Только вот номер…
Взгляд лег на цифры, пробежал по ним. Буквы «вг» маленькие. Номер 6149148…
Тут в голове мелькнула тревожная мысль.
– А откуда у тебя тако состояние?
– Сама удивляюсь. – Копалиха смущенно улыбалась. – Вот подвалило. Теперь не пойму: не то меня придурили, не то я кого объегорила…
– Это как же?
– Да вот куря продала…
– За сто?! Итить твою некуда! Кто же так дал?
Маляров спрашивал, а сам шуровал в кармане, ища бумажку, на которой записал ориентировку из райотдела. Нашел. Расправил на ладони. «Банкноты по 100 рублей с номерами вг (буквы маленькие) 6149065 по 6149564»… Так, так. Итить твою некуда! Она самая – незаконно ворованная с грабежом и опасным убийством. Не может быть такое! А почему, собственно, не может, когда уже есть? Номер это явление, которое не обойдешь и не объедешь. Номер – это финансовая величина, вещественное доказательство…
