" Высокую блондинку звали Галей Анциферовой. В этот день у нее был выходной, а работала ее сменщица Света. Никита Васильевич зашел в маленький кабинетик завмага, показал пожилому лысеющему начальнику свое удостоверение и попросил его рассказать о продавщице. Семен Самойлович Цымерман — так величали хозяина книжного магазина — усадил полковника в кресло и пробрался за свой письменный стол. Стол этот был так завален всевозможной бумажной продукцией, что стоило к нему прикоснуться, как часть товара летела на пол.
— Теснота, — пожаловался Цымерман. — Что я могу сказать о Гале? Несчастная, красивая русская девчонка, у которой, как и у тысячи других, не сложилась личная жизнь.
Работает она нормально. В душу я к ней не лезу Но свою судьбу она сама вывалила. Человеку с человеком хочется поделиться.
Пользы от этого никакой, а душе облегчение.
— Меня интересует не так сама Галя, как ее друг-грузин, — уточнил Никита Васильевич.
— Отарий? — переспросил Цымерман.
— Вы с ним знакомы? — Никита Васильевич давно лично не работал по следственным делам на улице и сейчас вспоминал молодость и получал от допроса необычайное удовольствие.
— Знаком, — грустно подтвердил Пымерман. — Нормальный парень, только зачем обещать женщине лишнего? Пожил, помог ей, приласкал, потешился — и хорошо. Обещать не надо.
— В чем же он обманул вашу красавицу? — поинтересовался Никита Васильевич.
— В чем все мужики обманывают доверчивых женщин? Обещал, когда сматывался, что напишет, позвонит, заберет, женится. Полный набор, — монотонно перечислил завмаг.
— Не написал, не позвонил, не забрал и не женился, — покачал головой Бобров. — Что же Галя?
— Что Галя? Страдает, плачет, думает, что ее милый погиб или попал в переделку. В самое очевидное верить не желает. — Семен Самойлович улыбнулся грустной улыбкой человека, хорошо знающего этот мир.
Бобров записал адрес Гали и показал завмагу номер телефона, полученный от Глеба.
Телефон из календаря мадам Краковской, администратора зала имени Чайковского, принадлежал Анциферовой.
Жила Галя рядом в пятиэтажке Никита Васильевич поблагодарил мудрого еврея за полученную информацию, попрощался и покинул тесный кабинет. Кивнув водителю, чтобы тот оставался на месте, полковник с удовольствием зашагал по указанному адресу пешком.
Мобильный телефон в кармане молчал. Это означало: в отделе ничего экстренного нет и начальник не нужен. «Пусть немного от меня отдохнут», — подумал полковник и вошел в подъезд.
Галя жила на последнем, пятом этаже. Бобров поднялся и порадовался за себя, поскольку не задохнулся. Жизнь с приятной женщиной Кирой, с которой он на днях тихо и без помпы оформил свои отношения, благотворно сказывалась на здоровье полковника.
Дверь открыла длинноногая беленькая девочка, и Бобров понял, что это Галина дочь. По разочарованному личику ребенка он догадался, что она ждала не его.
— Мама, к тебе пришли, — сообщила дочка, впуская Никиту Васильевича в тесную прихожую.
Он неловко шагнул в забитый вещами коридорчик и, едва не повалив детский велосипед, застыл в ожидании.
Галя, в застиранном халатике и стареньком фартучке, немного смутилась при виде незнакомого мужчины, но быстро со своим смущением справилась, вытерла о фартук руки и поздоровалась.
— Я полковник Бобров из отдела убийств Московского уголовного розыска. Хочу с вами поговорить о вашем друге, — представился Никита Васильевич и увидел, что Галя стала белая как мел.
— Его убили? — прошептала она, едва не теряя сознание.
— О том, что произошло с вашим другом, я хотел бы разобраться с вами вместе.
Никиту Васильевича проводили в комнату, где тоже особого порядка он не заметил. Бобров уселся в дешевенькое драное кресло, Галя притулилась на край стула напротив и испуганно смотрела на посетителя.
— Расскажите мне о вашем приятеле. Какой это был человек? Что вы знаете о его прошлом? Одним словом, чем больше я буду знать, тем скорее мы его найдем. — Никита Васильевич хотел добавить «и посадим», но, видя страдающие глаза хозяйки, промолчал.
— Отарий был не таким, как все, — начала Галя, и Бобров вспомнил слова Цымермана.
«Ну-ну, — подумал полковник, — началось». И, набравшись терпения, спросил:
— Так чем же он отличался?
— Он меня любил, и я его тоже люблю, — призналась Галя.
Для Боброва подобное заявление не несло информации. Он не подал вида и ждал, что скажет Галя еще. Но Галя молчала. Молчал и Никита Васильевич. Зато в соседней комнате истошно завопил кот.
— Перестань приставать к Барсику, — крикнула Галя и пояснила гостю:
— Дочь дрессирует кота, а ему это не нравится.
— Давайте вернемся к Отарию, — напомнил Бобров. — Начнем с того, где и как вы познакомились.
— Познакомились на рынке. Я по бабьей жадности, чтобы часто не ходить, взяла десять килограммов картошки. Еле подняла. Отарий мне донес сумку до дома. Из вежливости напоила его чаем. Отарий стал ко мне заходить.
Приносил дочке гостинцы, играл с ней. Маша очень к нему привязалась.
«Вот почему у нее были разочарованные глаза, когда она увидела в дверях не Отария, а другого мужика», — подумал Бобров.
— Я тоже к нему привыкла. Отарий очень добрый человек, — сказала Галя, и в глазах у нее появилась нежность.
«Добрый. И нож в спину Анвара воткнул по-доброму. Прямо в сердце, чтобы тот не мучился», — подумал Никита Васильевич, продолжая приветливым ободряющим взглядом смотреть на блондинку.
— Я с ним вспомнила, что я женщина, а не рабочая лошадь. Все по дому делал, вставал в пять. Вечерами-то он учился, — сказала Галя.
— Насчет учебы хотелось бы узнать поподробнее, — оживился полковник.
— Отарий не хотел всю жизнь работать на рынке. У него был диплом горного инженера.
Но теперь этого мало. Нужен компьютер. Отарий каждый вечер до десяти часов занимался на компьютерных курсах.
— Какого числа он уехал? — словно между делом спросил Никита Васильевич.
Галя число назвала. Это был день премьеры «Бала Сатаны» в Театре современной пьесы. Бобров задумался:
— Тогда он тоже вернулся в десять?
— Нет, он вернулся около полуночи, сказал, что дома у него неприятности и он должен срочно ехать. Сказал, что уже взял билет на ночной поезд.
— Вы уверены, что он уехал поездом? — заинтересовался полковник.
— Конечно, мы с Машей его проводили и в вагон посадили. Он нам из окошка помахал.
Поезд «Москва — Пятигорск».
— Он родом из Пятигорска?
— Не знаю.
— Отарий обещал за вами вернуться?
— Нет. Он сказал, что в Россию больше не приедет. Просил меня приехать к нему. Обещал позвонить, когда мне выезжать. — На глазах Гали появились слезы:
— Скажите честно, Отарий жив?!
— Я этого не знаю. Но должен вас проинформировать, что Отарий подозревается в убийстве. Если он появится, а вы нам не сообщите, пойдете по статье как соучастница, — предупредил Бобров.
Глаза Гали выразили изумление и испуг:
— Отарий не мог убить. Он кошку обидеть не мог. Барсик сидел у него на голове. Вы мне говорите не правду.
— Вину преступника доказывает суд. Я не судья, но следствие располагает фактами, что ваш друг в Театре современной пьесы зарезал человека.
— Зарезал.. — прошептала Галя.
— Да, зарезал, — жестко повторил Бобров.
— Чем зарезал? — Галин голос резко изменился.
— По заключению экспертизы это был очень острый, длинный нож или финка с узким, обоюдоострым лезвием.
— Я этот нож видела, — растерянно прошептала подруга Отария.
— Вы видели? При каких обстоятельствах? — Бобров ощутил былой азарт сыщика.
— Маша… — так же тихо произнесла женщина.
— Что Маша?
— Маша открыла чемоданчик Отария, нашла там этот ножик и играла с ним. Он был такой красивый, с золотой рукояткой и похож на игрушечный меч. На его рукоятке было что-то написано. Отарчик очень испугался, что девочка поранится, — вспомнила Галя.
— Он оставлял чемодан с ножом дома? — удивился Бобров.
— Никогда. Он всегда уходил со своим чемоданчиком. Маша открыла его утром, пока Отарий стоял под душем.
Ничего большего Никита Васильевич от встречи с Галей не ждал. Сомнений в том, что Отарий Ахалшвили зарезал Нодара Местия, у полковника больше не оставалось. На прощание Никита Васильевич еще раз напомнил Анциферовой об ответственности.
— Можете меня убивать, но если Отарчик позвонит и позовет, побегу к нему хоть на Северный полюс, — ответила Галя и заплакала.
Никита Васильевич спустился с пятого этажа, быстрым шагом добрался до автомобильной стоянки у рынка и, усевшись в машину, сказал водителю:.
— Вези меня домой, что-то я сегодня не хочу больше работать.
— Вы торопитесь? — на всякий случай спросил водитель.
— Нет. Вези, как вез, — проворчал полковник и откинулся на спинку сиденья. Он ехал, поглядывая на отражавшие низкое солнце окна московских домов, и философски размышлял, что за каждым из этих окон своя комедия, драма или, как у Гали, трагедия. И еще полковник почувствовал, что Отарий Ахалшвили не обманывал женщину. С ним, видимо, и впрямь не все в порядке. Полковник достал из кармана мобильный телефон и позвонил Ерожину. Рассказ Боброва Петра Григорьевича вовсе не удивил.
