Барбара Гордон - Польский детектив

— Кажется, что-то она плела на эту тему. Но ничего там страшного не было. Только то, что он мало заботился о старушке. Думаю, что если бы он послушался ее совета и отдал мать в дом для престарелых, то она не попала бы под трамвай.

Кто первый посмеялся над танцующей Иолантой? Барс.

Может ли он описать события вечеринки в одной из варшавских гостиниц, когда погибла некая девушка? Он не помнит, был слишком пьян.

Я знаю, что Хмура не любит таких «молчунов». Он предпочитает даже неудержимо болтливых, которые готовы замучить следователя своей разговорчивостью. А таких, как Нечулло, готов подозревать в самом наихудшем. На полях этого протокола нет никаких замечаний Хмуры: явный знак его разочарования и плохого настроения.

Лилиана Рунич более откровенна. Она без особого смущения признается, что уже некоторое время является любовницей Нечулло, но и не скрывает, что эта связь ее уже раздражает. До такой степени, что в ближайшее время она намерена сменить партнера, но замуж пока не собирается. Хочет пожить для себя.

Однако она, кажется, порядочная девушка и понимает, что в жизни — игра, а что — серьезно. Жульничества она не одобряет. Вот что Лилиана Рунич сообщила по поводу драгоценностей:

«Как-то Густав принес мне комплект очень красивых ювелирных изделий. Настоящие старинные украшения. Он сказал, что Иоланта хочет, чтобы я сделала для нее точные копии. Изделия очень тонкие, хрупкие, она боится повредить или потерять их, потому что очень рассеянна. Так что она будет носить копии, а оригиналы станет хранить в каком-нибудь тайнике. Еще она якобы опасается приятелей Анджея, среди которых есть и такие, что могут без зазрения совести присвоить забавные побрякушки. Аргументы эти показались ясными и убедительными. Я сделала копии, как можно более точные. Они получились такие, что я сама чуть было не перепутала их с оригиналом, когда положила рядом. Правду я узнала лишь на приеме у Барсов. Когда Иоланта бросила мне в лицо обвинение, я только одного хотела — убежать оттуда куда глаза глядят. Я чуть не сгорела со стыда. В прихожей меня догнал Густав. Я помню, там какое-то время был Михал Прот, он искал шаль для Мариолы. При Михале Густав нес какие-то глупости, что нехорошо так уходить, не попрощавшись, и все такое. Но когда Михал ушел, он объяснил мне, в чем дело. Что мне нечего стыдиться, в их среде и не такое бывает, и никто не стесняется. Когда я потребовала объяснений, он признался, что Иоланта никаких копий не заказывала, он сам взял драгоценности, когда Иоланты не было дома. А потом копии подложил на место, а оригиналы послужили ему в одном очень важном деле. Через какое-то время Иоланта обнаружила, что у нее лишь подделки. Сначала она обвиняла Прота, потом, когда оказалось, что ее сын подарил случайной знакомой дорогое кольцо, стала подозревать мальчишку. Она только не могла понять, откуда взялись копии, кто ему помог. А это кольцо, объяснил Нечулло, он сам дал Анджею, который застал его с драгоценностями в руках. Как плату за молчание и для того, чтобы бросить подозрения на мальчишку, у которого и так репутация была не самая лучшая. Это ему удалось. И вообще, я должна держать язык за зубами, нахально заявил он. И ни в чем не признаваться. Потому что теперь Иоланта подозревает Божену Норскую. „Но почему Божену?“ — удивилась я. „Потому что сейчас драгоценности у Божены, Иоланта узнала об этом сегодня от этой сплетницы Каськи. Я сам был свидетелем того, как Иоланта подошла к Божене еще перед танцами и сказала ей об этом“. Я все никак не могла понять этого странного перемещения драгоценностей. Густав разозлился и стал кричать на меня: „Я сделал это для нас, для нашей пользы, пойми ты! Божена прямо рехнулась из-за этих драгоценностей, когда увидела их у Иоланты. Считается, что я ей драгоценности продал, а фактически даром отдал. Она заплатила мне гроши, третью часть настоящей стоимости. Но зато поклялась, что выманит Барса из Польши, увезет его за границу, навсегда. А когда Барс уедет, я буду руководителем объединения. Нашего „Вихря“ или что там организуют вместо него. А как художественный руководитель кинообъединения, ты знаешь, сколько я буду зарабатывать?! У тебя будет такая же Джежмоль, как эта, а не клетушка на Старувеке. Ну, увидишь! Эта комбинация нам окупится“… Нет. Это уж было слишком! Я влепила ему пощечину. И убежала бы со всех ног, если бы не тот страшный крик Иоланты, который я вдруг услышала. Мы вбежали в салон и увидели ее, лежащую на полу около открытого окна, а над ней стоял разъяренный Бодзячек с поднятой рукой.»

Под протоколом Хмура дописал:

«Что-то не сходится. Рассмотрим все факты по очереди. Иоланта, которая подозревала в подмене драгоценностей сначала Прота, а потом Анджея, узнает от Катажины, что они находятся в руках Божены Норской. Она говорит об этом Божене, но мы не узнаем, что ей ответила Божена, потому что Божена вообще от всего отопрется, а Нечулло скажет: „Не помню“. В таком случае, почему Иоланта в своей обвинительной речи указывает пальцем на Лилиану Рунич и объявляет, что та подделала ее драгоценности. Следует сделать два вывода. Либо Норская сказала ей об этом, чтобы направить ярость Иоланты на Лилиану, либо Иоланта сама обо всем догадалась, восстановила недостающие элементы этой истории. И вот третий вывод: Иоланта вовсе не была такой растяпой, какой ее все считали. Или даже все они прекрасно понимали, что она не глупа, а наоборот, может быть, она была умнее их всех. И они боялись ее глаз, ее критики, ее таланта. Поэтому они преследовали ее, травили, распускали слухи о ее глупости и бездарности…»

Тут я нахожу в подборке совершенно случайную бумажку, которая попала сюда из какой-то другой пачки документов. Она должна лежать вместе с другими отчетами экспертов, где-нибудь в самом начале. Это одно из заключений отдела криминалистики. В нем перечисляются методы, при помощи которых исследовали отпечатки пальцев на подоконнике мастерской Барса, а также на экзикаторе, то есть на том сосуде, в котором Барс умертвлял своих пленниц, бабочек. Из заключения следует, что на экзикаторе обнаружены отпечатки пальцев только Славомира Барса. Зато на подоконнике и прилегающей к нему нижней части оконной рамы:

«…Имеются отпечатки пальцев и даже ладоней нескольких человек. Удалось идентифицировать отпечатки: Божены Барс-Норской, Мариолы Прот, Иоланты Кордес, Тадеуша Фирко и Ромуальда Дудко».

Иоланта мертва. Божена и Мариола как-нибудь выкрутятся. Но что делали Фирко и Дудко у окна мастерской Барса? Думаю, Хмура не забыл спросить их об этом.

Ромуальд Дудко, кинокритик и внештатный редактор кинообъединения, давно находившийся в дружеских отношениях со многими сотрудниками «Вихря», не исключая и самого Славомира Барса, автор трогательного репортажа из Джежмоли и трубадур организованной травли Иоланты Кордес. Ему тридцать восемь лет, он не женат. Как он умудрился остаться холостяком в таком возрасте, это его тайна.

Себастьян Хмура подчеркивает, что Ромуальд Дудко, видимо, один из всей компании присутствовал в салоне при финальной сцене укрощения Иоланты Кордес Павлом Бодзячеком. Что он может рассказать об этом? Что такого сказала или начала говорить Иоланта Кордес о делишках Бодзячека, чтобы он, забыв правила хорошего тона, ударил ее по лицу? Мужчина — женщину. В приличном обществе. Как это случилось?

Ромуальд Дудко, к сожалению, не может исчерпывающе ответить на этот вопрос.

«Не повезло, пан капитан. Просто не повезло. У меня, видите ли, почки… того… не совсем в порядке. Перепью — приступ. Переволнуюсь — то же самое. А у Барсов мы пили, как черти. Да еще мешали одно с другим. Пока Иоланта изливала свою желчь, я еще как-то держался. Потом уже не мог больше терпеть. Надо было сбегать в туалет, притом быстро. И так уж получилось, что мне приспичило именно в тот момент, когда Иоланта накинулась на Бодзячека. Я могу доказать, что все именно так и было. Я вышел в дверь, ведущую в прихожую, потому что там есть проход в коридорчик, из которого можно пройти или на кухню, или в туалет. За мной в прихожую вышел Прот и стал рыться в пальто и плащах, не знаю, чего он там искал, а может, прятал что-то. Потом влетела Лилиана, а за ней Густав. Они меня не видели, а я их слышал. Я могу слово в слово повторить их разговор. Вы, пан капитан, скажете, что тем хуже для меня, потому что из прихожей можно выйти на террасу и я, конечно же, мигом облетел вокруг дворца принца Барса, чтобы швырнуть кота с отравленными когтями на кудлатую, немытую башку Иоланты. Только это неправда. Мне не нужны были такие фокусы, чтобы обезвредить эту язву. Мне не надо было ни бить ее, как Бодзячек, ни травить, как… как не знаю, кому. Я просто мог бы обляпать грязью еще пару раз, как говорится, „на страницах прессы“. И все. Точка. Конец Иоланте. Так вот и вышло, пан капитан, что я ничего не знаю о последних словах нашей незабвенной мастерицы пера… И вообще, я понятия не имею, что такого придумала или пронюхала о делишках Бодзячека Иоланта. Она еще раньше говорила, что его приятели делятся с ним гонораром, а он пропихивает их сценарии в „Вихре“. Тоже мне, сенсация! Она должна была знать что-то посерьезнее. Но что?.. Мне и самому интересно…»