– Ты фотоаппарат брал? А наушники? Колька процедил сквозь зубы что-то вроде: «Пошел ты…». Андрей совершенно взбесился, сорвал с него наушники и рывком вместе со стулом повернул к себе.
– Ты куда фотоаппарат дел, гаденыш? – свистящим шепотом спросил Андрей и тут заметил, что Колька смотрит на него какими-то стеклянными глазами.
«Накололся! – мелькнуло у него в мозгу. – Продал мои вещи, достал наркоту и накололся».
Ленка вбежала в комнату, переваливаясь, удивленно моргая.
– Мама! – заорал вдруг Колька. – Мама, чего он пристает, не брал я его барахло, сам задевал куда-то, а сам вяжется, придурок.
Бешенство закипело внутри у Андрея, но где-то вдалеке он услышал скрип двери из комнаты тестя с тещей. Он сжал зубы так, что хрустнуло в скулах, огромным усилием воли взял себя в руки, отпустил пасынка и отвел от него ненавидящий взгляд. Ленка стала причитать над сыном, и Андрей ждал, что она заметит странные Колькины глаза, ведь должна была не раз видеть такие глаза у своего первого мужа, но эта дура ничего не заметила. Когда в дверях появились тесть с тещей, инцидент был исчерпан. Андрей пошел к себе, улегся на диван и стал думать, как бы выбрать удачный момент и сообщить Ленке, что ее сын – наркоман. Но потом его мысли приняли другой оборот, он представил, как на даче собирается компания подростков, и Колька с ними; как они все накололись, а Колька взял да и перебрал дозу. Много ли нужно парню пятнадцати лет? И никто никогда не узнает, откуда взялась такая большая доза. Дачу перепишут на Ленку, и еще одна проблема будет решена. С этими мыслями он заснул, полностью успокоившись. Андрей не знал, что когда он отвернулся от Кольки, тесть уже стоял в коридоре за дверью и успел перехватить его ненавидящий взгляд.
Анатолий Петрович Чистяков быстро дал задания своим ребяткам. Очень толковые ребята, как же он будет без них обходиться в своей работе в коммерческих структурах? Придется новые кадры воспитывать.
Один оперативник зашел в институт, нашел там человека из первого отдела и все выяснил у него про Лебедева. Лебедев А. А. оказался человеком солидным, со всех сторон характеризовался положительно, на работе на хорошем счету, мужик толковый. Характер спокойный, немножко суховат, официален, панибратства не допускает, но и это неплохо. Жена умерла два года назад, жил он с семьей сына, но в последнее время часто видят его с сотрудницей из его же сектора. Она женщина одинокая, серьезная, в институте двадцать лет проработала и ни в каких порочащих связях не замечена. С бывшей секретаршей своей, погибшей Мариной Киселевой, Лебедев действительно никаких личных дел не имел, даже чай она ему в кабинет не приносила. И можно только удивляться, как этот зануда Лебедев сумел что-то выяснить про ее смерть. И еще можно абсолютно точно сказать, что пришел Лебедев к Купцову сам от себя, никто его не посылал, зачем только – вот вопрос.
Что еще про погибшую Киселеву на работе можно узнать? Девчонка молодая, характер задиристый, но с кем попало не шлялась, никто, даже самые досужие сплетницы, ничего худого про нее сказать не могут, если и был у нее кто, про это в институте не знали. На этом оперативник свои дела в институте закончил, только напоследок выяснил кое-что про купцовского зятя. Парень оказался большой ходок по части женского пола. Бабы на него прямо вешались, но никаких скандалов по этому поводу не было. Со стоматологом Ириной Липкиной был у него роман, про это все знают, но Ирина уволилась из института больше года назад. С Володей Тихоновым Рубцов общался последнее время довольно часто, сотрудники это подтверждают. Вот и все, что удалось выяснить, причем только в общих чертах, потому что человек из первого отдела сам толком ничего не знал, а вызвал своих стукачей. Стукачи же у него были все больше немолодые мужики, новых кадров не было. Сейчас к кому-нибудь обращаться с этим делом вообще нельзя, подальше все посылают, совсем народ бояться перестал. А бабы все полные дуры, так сами и говорят: не смогу, говорят, на вас работать, в голове ничего не держится, государственную тайну сохранить не сумею. И как они только высшее образование сумели получить, ведь в голове по полторы извилины всего.
Опер усмехнулся про себя: «Ты сам полный дурак, если за столько лет не догадался, что тебя тетки дурят. Ссориться они с тобой не хотят, ведь подгадить ты им еще ой как можешь, а притворятся дурочками – с них и спросу меньше. Институт закрытый, все помногу лет работают, и твоих стукачей давно уже все вычислили, поэтому я от них ничего путного и не узнал. А обращаться непосредственно к людям нельзя: кто-то протреплется, слухи пойдут, Рубцова этого спугнем».
Побывали ребята и возле заброшенного бывшего общежития физмеха. На двери чердака соседнего дома, стоящего вплотную, висел замок, который, впрочем, легко открывался отмычкой. И тут Лебедев не наврал. Вошли на чердак, перелезли через крышу в заброшенный дом, нашли комнату, откуда девушку выбросили. Милиция, конечно, там поработала, но ничего существенного не нашла. Ходить по окрестностям и опрашивать местных старушек и бомжей не имело смысла: слишком много прошло времени.
Чистяков, выслушав предварительный доклад, поморщился:
– Да, ребята, тут мы прокололись, переходим к убийству Тихонова, ищите получше, должны быть доказательства.
Во дворе дома Володи Тихонова старушек не было: не лето все-таки, конец декабря, мерзнут бабули. Вот одна выползла как раз из нужной парадной собачку выгулять. Что ж, животное ждать не будет, мороз не мороз, а на улицу надо идти. Молодые люди посовещались и решили разделиться: один попробует разговорить старушку, а второй пойдет разбираться в 139-ю поликлинику, где работала стоматологом Ирина Липкина.
Старушка одиноко прогуливалась вдоль дома, поглядывая на окна, но никто из собачников не выходил. Бабуле стало скучно, и она вступила в разговор с симпатичным молодым человеком, который погладил ее песика и правильно назвал породу – тибетский терьер, а не то что некоторые, – болонкой называют. Парень предупредительно поддержал старушку под руку на скользкой дорожке, а когда она, удивившись такой его любезности, поглядела подозрительно, не растерялся и показал документы. Ну что ж, все встало на свои места, человек по делу. Старушка оказалась чистым золотом, она знала всех соседей не только по парадной, но и по дому. Володю Тихонова она тоже знала, а благодаря своей многолетней привычке выгуливать собаку три раза в день, стала просто ходячим справочником по приходу и уходу всех жителей дома и их знакомых. Внимательно рассмотрев фотографию Марины Киселевой, старушка с уверенностью сказала, что видела эту девушку раза два, еще осенью. Девушка приходила к кому-то из их парадной, но не на ее, старухин, четвертый этаж, это она точно знает: у них из четырех квартир одна двухкомнатная стоит пустая – Савельевы за границей работают, а она у них цветы поливает, сама она в однокомнатной, в еще одной двухкомнатной муж с женой, жена ревнивая страшно, так что ему не до девушек, а в распашонке трехкомнатной семья многодетная, детей четверо, мал мала меньше, им тоже не до того.
– А могла она к Володе Тихонову приходить?
– К Володе-то? Могла, конечно. Только он парень тихий был, скромный, одет плохо, машины нету. А девица-то – красотка, из себя видная, одета модно, пальто у нее было дорогое светлое, я помню.
– Про пальто мы выясним, а как бы нам поподробнее насчет Володи?
– А это надо к Липе идти.
– Кто ж такая Липа?
– Олимпиада Гавриловна, подруга моя. Как раз она с Володей на одной площадке живет, то есть жила. Она зимой совсем из дому не выходит, а летом и осенью на лавочке мы с ней часто сидим. Пойдемте, я вас отведу, а то она незнакомому человеку дверь не откроет.
Они подхватили песика и пошли домой. Опасения опера, что Липа окажется в маразме, не подтвердились. И даже ноги у нее оказались в порядке, просто от мороза на улице сердце заходилось, поэтому приходилось все холода торчать в четырех стенах. Девушку Олимпиада Гавриловна опознала немедленно. Да, приходила к Володе, дверь открывала своим ключом, но с Володей вместе ее никто не видел.
– А с кем видели?
– А вот ни с кем. То есть кто-то с ней был в квартире, разговор я слышала, голос мужской, сами знаете, какие в этих квартирах стенки. А Володя-то все один да один. Вечером тишина у него, не видно, не слышно. Мать его, когда умирала, меня просила: Олимпиада Гавриловна, приглядите за ним, а я вот… – Старушка пригорюнилась.
– А вот скажите, могла девушка эта с кем-то другим у Володи встречаться? Может быть, после нее он приходил?
– Могла, конечно, но я не видела, глазка-то нет на двери, а на лестницу по каждому шороху выскакивать тоже ведь не будешь.
– Что ж вы, Олимпиада Гавриловна, глазок-то не сделали, – огорчился опер.
Да, вот нашли доказательства, что Марина Киселева у Володи бывала, а как это все с Рубцовым связать, пока неясно. Он походил по комнате, какая-то слабая мысль забрезжила в мозгу.
