– То есть он жил по чужим документам? – воскликнул Кедров. – Но как же он на работу устроился?
– А вы вспомните, Афанасий Семенович! – попросил Гуров. – Когда вы разговаривали с директором интерната, что он вам сказал? Что, обнаружив исчезновение Батюшкиных, позвонил… Кому? Не вам, заметим, а Сафонову!
– То есть это Сафонов его туда на работу устроил? – спросил Стрелков.
– Вот именно! Поскольку директор интерната не менее продажная сволочь, чем он сам. А место именно в интернате было нужно потому, что дети там живут без родителей! И, как вы теперь знаете, вытворяли они там все, что их левая нога хотела! В обычной школе у Зайцева – давайте уж называть его по-старому, ничего не получилось бы, потому что родители, заметив неадекватное поведение их детей, ночные вылазки и фингалы, тут же забили бы тревогу. А в интернате Зайцеву было где развернуться, тем более что вы значительно облегчили ему жизнь, когда помогли создать эту секцию.
– Иваныч! – прорычал Виталий. – Ты таких слов вообще не знаешь, какие мы сейчас в свой адрес говорим. Даже не слышал ни разу!
– Хорошо, не буду больше прыгать на вашей общей больной мозоли, – пообещал Лев.
– Ты скажи лучше, как ты это все понял? – попросил Максим.
– И откуда фотографии взялись, где эти подонки на земле с битыми мордами лежат? – поддержал его Кедров, а за ним другие стали спрашивать:
– Кто же тогда избил Зайцева?
– А кто по ночам нападал на интернатских?
– И краска? Она-то откуда взялась?
– Так кто же Батюшкиных к родителям отвез?
– А видеокамеры с «жучками» кто установил?
– Давайте все по порядку, – предложил Гуров. – В общем-то, я еще в Москве все понял – Саша ведь мне документы привез. Уж больно все преступления были непродуманными, спонтанными, примитивными, одним словом, детскими, хотя некоторые оказались с трагическими последствиями, – он посмотрел на Виталия. – Я понимаю, что не все в этом городе вас беззаветно любят, но, будь это взрослые, они придумали бы что-нибудь посерьезнее, чем петарды. А погром в музее? Я вашу экспозицию не очень хорошо знаю, но помню, что там есть бивни мамонта и прочие такие вещи, всякие поделки из моржовой кости, из рогов. А ведь все это можно довольно дорого продать, а ничего не было взято. Мат на стенах. Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Тут за версту пахнет подростковой преступностью. Стали бы взрослые люди так безобразничать? Да никогда! Потом четкая периодичность этих преступлений: через три ночи на четвертую, то есть отрывались недоумки не тогда, когда хотели, а когда было можно, то есть их выпускали. Кстати, что с охранником из интерната и директором?
– А ты как думаешь? – усмехнулся Василич. – Первый и рад бы навсегда уехать отсюда и больше никогда не возвращаться, да не скоро ходить сможет.
– А второй – уже в ИВС мы ему такой букет статей подобрали, что пальчики оближешь! – ответил Кедров.
– Понятно, – кивнул Гуров. – Далее. Как я понял, в городе никогда раньше ничего подобного не происходило, а это значило, что подростков кто-то организовал, то есть в этой среде появился лидер. А кто это мог быть? Только тот, кому они верят, кем восхищаются, но откуда он взялся?
– И ты попросил подготовить тебе список людей, которые переехали в Новоленск в прошлом году, – сказал Романов.
– Да, хотя ты мне еще в Москве сказал, что в интернате появился новый учитель физкультуры взамен погибшего. Но я все равно весь список проанализировал и понял, что это может быть только Зайцев. А тут еще и отдельное помещение, где их никто, кроме него, не мог контролировать. Резвись – не хочу. А какие запретные развлечения могут быть в подростковом возрасте, когда идет половое созревание и гормоны бурлят? Когда мальчишки и девчонки, чтобы привлечь внимание, выделываются друг перед другом? Секс, спиртное, наркотики, о сигаретах я уже и не говорю. С наркотиками у Зайцева и его хозяев, слава богу, сорвалось. Они собирались подростков сначала подсадить на легкие, типа экстази, а там и до тяжелых рукой подать, да не вышло. Они начали искать другие пути, а пока, чтобы будущую клиентуру не терять, приучить ребят к энергетикам. А если их еще дополнительно и специально развращать такими фильмами, как кровавый мордобой в боях без правил, и самой черной порнухой, то крышу у них снесет однозначно. Но я тогда в Москве этого еще не знал и потому-то попросил устроить медосмотр с целью выявить следы наркотиков в крови, чтобы выяснить, насколько далеко дело зашло. К счастью, оказалось, что не все так страшно, потому что могло быть намного хуже.
– Лева, откуда ты знаешь, что с наркотиками сорвалось? – спросил Романов. – Это тебе сказали там, куда ты ночью ходил?
Гуров кивнул, но тут на него снова посыпались те же вопросы, что и раньше, и он сказал:
– Давайте не будем играть в испорченный телефон. Об этом, но гораздо более подробно, может рассказать другой человек, который принимал в происходившем самое непосредственное участие. Если, конечно, захочет, потому что вы его очень сильно обидели, причем незаслуженно!
На кабинет обрушилась мертвая тишина, мужики недоуменно переглядывались, а потом Романов тихо спросил:
– Лева! Это Степан? Это к нему ты ночью ходил?
– Да! Вчера я узнал, что он рано утром вылетел в Якутск, а поскольку сегодня рабочий день, то он должен был обязательно вечером вернуться. Я попросил Ерофея договориться с диспетчерами, чтобы ему сообщили, когда Савельев прилетит, а уж он позвонил мне. Я дождался его возле дома, и мы потом поговорили. Так что ошибался ты, когда сказал, что, кроме вас, в области нет силы, способной противостоять врагу! Нашлись люди, которые раньше, чем вы, поняли, что происходит, и постарались нейтрализовать ситуацию и минимизировать потери, если здесь уместно такое слово.
– Ну, один из них Степан, это понятно, а второй? – заинтересованно спросил Василич.
– А о нем речи не будет, если только я не пойму, что вы все восприняли правильно, – заявил Гуров.
– Иваныч! Позови Степана, я перед ним извинюсь, – попросил Геннадий, хотя было видно, что ему это будет как нож острый.
– Мы все извинимся, – пообещал Виталий.
Гуров вышел из кабинета и отправился искать Степана, очень надеясь, что тот не передумал и не ушел. Он нашел Савельева на улице, где тот сидел на лавочке и безмятежно курил, стряхивая пепел в небольшую карманную пепельницу.
– Урна тебе маленькой показалась? – спросил Лев, кивая на нее.
– Старая привычка, – просто ответил Степан.
И тут Гуров понял, почему не нашел тогда окурок – видно, не у одного Степана, но и у его друга была привычка следов после себя не оставлять, а это говорило о многом.
– Пошли, – предложил Лев. – Люди полны раскаянья и готовы перед тобой извиниться, но ты уж особо не злобствуй, они, в общем-то, мужики неплохие.
– Не будут нарываться – не получат обратку, – пожал плечами Степан и встал. – А то ведь я и послать могу.
– Да, у тебя не задержится, – хмыкнул Лев, вспомнив их ночной и очень эмоциональный разговор.
Когда они подходили к двери кабинета, то еще в приемной услышали, как мужики внутри оживленно обсуждали Степана.
– Лев Иванович, а может, ну его? Расскажите им все сами, – попросил парень.
– Ничего! Ты сейчас им всем нос утрешь! – пообещал Гуров.
– А мне это надо? – удивился тот.
В результате Лев почти втолкнул его в кабинет, где все мгновенно стихли, а потом Геннадий встал и начал:
– Степа… – он тут же поправился. – Степан Николаевич! Я хочу извиниться за то, что, ничего толком не зная, сорвался на тебя. Я сам оказался кругом виноват, так что чья бы корова мычала. В общем, не держи зла.
– Проехали, Геннадий Архипович! – примирительно сказал Савельев.
– Да и мы все, Степа, хороши, – добавил Виталий. – Не знали ни уха ни рыла, а туда же! Осуждать стали!
– Я все понял, и давайте на этом остановимся, – предложил Степан.
Он прошел, сел, как равный, к ним за стол, налил себе немного водки и выпил, а они смотрели на него во все глаза и, кажется, еще не могли до конца понять и поверить, что это он совершил все то, о чем они пытались расспросить Гурова.
– Степан, ну ты расскажи нам, как дело было, – попросил его Романов.
– Да я даже не знаю, с чего начать, – пожал плечами Савельев.
– Начинай с чего хочешь, – предложил Лев. – Все равно ведь потом до главного доберемся. Ну, хотя бы с того, почему ты решил из Москвы уехать.
– А там жить невозможно, душно там. Да еще отец повадился меня везде за собой таскать и представлять: «Мой сын и наследник!» Ох, и друзей у меня после этого появилось! – покрутил головой Степан. – Машину мне купил, квартиру, чтобы я не хуже остальных был, одел с ног до головы. И началась у меня веселая жизнь. Нет, сначала было, конечно, интересно по клубам и кабакам ездить, когда на всяких тусовках встречаешь людей, о которых раньше только читал или по телевизору видел, а потом выть захотелось. Днем спишь, ночью кутишь, изо дня в день одно и то же. А разговоры? Кто с кем переспал, кто что купил, кто где отдыхал и все в этом духе. Одни шалавы чего стоят! – презрительно выговорил он. – Понаехали в Москву со всей страны в поисках принца. А главное, им совершенно по хрену, какой он: глупый или умный, красивый или урод, больной или здоровый, молодой или старый. Главное, чтобы тачка покруче, дом повыше, причем за границей, и счет побольше. В общем, понял я, что долго так не выдержу, вот и попросился сюда. Приехал и обалдел! И понял, почему отец до сих пор по Сибири тоскует. И вы меня как родного приняли, только вот с домом перестарались – ну, куда он мне? Хожу и аукаю! Квартира была бы в самый раз, но чего сейчас об этом. Все, решил, здесь останусь. Начал работать, старался, во все вникал – образование-то хоть и заочное, но есть. Только не по мне эта рутина, когда опять изо дня в день одно и то же. Я, конечно, терпел, но под конец уже с трудом. А потом… – он задумался и стал очень аккуратно подбирать слова. – Я здесь встретил своего друга, которого давно не видел, и он попросил меня ему помочь. Он узнал, что в городе живет…
