— Мне наплевать на ваш опыт, — перебила его клиентка. — Мне важно другое. Вы должны быть согласны с моей линией защиты. Только на этих условиях вы остаетесь моим адвокатом.
— У вас уже есть линия защиты? — осклабился он еще шире — студенточка сама рвется в бой, так что же?
— Да. — Красавица прикрыла опахалом ресниц изумрудные глазищи.
— Отличная новость. — Ерохин занес шариковую ручку над блокнотом. — Но начнем мы все-таки с самого начала.
— Надежда Борисовна Шварц. Двадцать лет.
— Когда вас задержали?
— Два дня назад. Прямо в университете. — Надя повела плечами — воспоминание явно было не из приятных.
— Основание для задержания?
— Подстрекательство к убийству, соучастие, убийство. — Шварц перевела глаза на небольшое окно, забранное решеткой, за которым по яркому летнему небу плыли ватные облачка. — Они нашли чек. Чек на два прорезиненных плаща и две пары резиновых же перчаток из костюмного магазина. Продавец вспомнил меня. Макс и Тася подтвердили, что я давно хотела расправиться со своим отцом. Говорили, что тот хотел меня убить, отравить.
— Это правда? Потому что, если принять эту версию… — Адвокат поднял от бумаг голову в проплешинах.
— Вы меня не слушаете, Денис Алексеевич. Версию я вам изложу сама, и ни о каком покушении на меня там речи не будет.
— Как скажете. — Адвокат хмыкнул про себя — решительная девица. Понятно, почему она кукловодила теми тремя недотепами.
— Важно не это. Убивал Никита, и он, единственный, держится изначальной версии событий. Получалось мое слово против слова Макса с Тасей. — Лицо Шварц замкнулось. — Если бы не вмешалась моя сестра…
— Это как раз не страшно, — покивал адвокат. — Свидетельства родственников — шаткая линия и для защиты, и для обвинения — старые семейные разборки, ревность между сестрами… Хуже то, что ваши друзья, Максим и Таисия, уже договорились с прокуратурой. Им грозит максимум соучастие в убийстве второй степени. Улики, — он заглянул в свои записи, — против них исключительно косвенные: на месте преступления они не появлялись, скрыть следы — к примеру, поставить другие номера на машину — не пытались.
— Что ж, договорились — и отлично. — Надя, откинув голову, тряхнула бронзовой гривой и впервые улыбнулась своему защитнику. — Теперь наша главная цель — чтобы прокуратура разделила два дела — мое и Никитино. Это несложно — им наверняка покажется, что по отдельности нас проще будет засадить за решетку. — Она сделала паузу, в которую адвокат, как и сотни мужчин до него, загляделся на свою подопечную.
— На самом деле, — все так же улыбаясь, продолжила она, — только так мы сможем правильно выстроить линию моей защиты.
Маша стояла перед сейфом и вопросительно смотрела на налившуюся алым, что твой бакинский помидор, Броню. Та нерешительным пальцем нажала на четыре кнопки. Зажужжав, с легким щелчком открылась массивная стальная дверца. Броня перевела на Машу смущенный взгляд.
— Как давно вы знаете про сейф? — Маша отставила в сторону картину, что-то вроде абстрактного экспрессионизма — четыре широких полосы. Оранжевое, синее, белое, зеленое. Экспрессионизм висел в кабинете профессора Шварца, прикрывая встроенный в стену сейф вполне банальной конструкции.
— Пару месяцев. — Броня отвела взгляд.
— Почему же ничего нам не сказали? — Маша пыталась говорить ровно, почти участливо, — видно было, что аспирантка и так сама не своя от замешательства.
— Я… забыла. — Броня смотрела куда-то в угол, как провинившийся ребенок.
— Забыли о сейфе, от которого знали код? — Маша открыла тяжелую дверцу. В узком пространстве, уходящем в глубь стены, лежал всего лишь один лист бумаги.
Броня виновато сморгнула:
— Честно говоря, я только сегодня вспомнила о нем, именно потому, что решила, что, может быть, знаю код…
Маша замерла, уставившись на аспирантку Шварца. А Броня продолжила скороговоркой:
— Евгений Антонович набрал код на воротах дачи профессора в тот день, когда… — Броня запнулась, а Маша кивнула, поняв — когда. — А сегодня я подумала: а что, если Борис Леонидович — он не любил голову загружать лишней информацией — использовал тот же код повсюду? И вспомнила про сейф. Я слышала, как он его открыл после того, как ушел тот человек…
Маша уже внимательно изучала листок бумаги. Пять рядов по две буквы — сокращения, инициалы? Абсолютно бессмысленная находка.
— Какой человек? — рассеянно спросила Маша, вертя листок. Нет, все-таки, скорее всего, инициалы.
— Частный детектив, — прошептала Броня и сглотнула, когда Маша резко развернулась в ее сторону.
— Частный детектив? — Маша, нахмурившись, смотрела на Броню. — Вы нам о нем раньше не говорили, верно?
Броня молча помотала головой.
— Простите. — Она развела руками. — Все хотела вам рассказать, но сначала думала — это личное, Бориса Леонидовича. Потом… — Броня вздохнула. — Решила, поздно уже, вы Надю арестовали.
— Нет, не поздно, — внимательно поглядела на нее Маша. — В самый раз. Рассказывайте.
И Броня, как могла детально, изложила историю про неизвестного в кожаной куртке.
— И вы считаете, этот листок — результат работы детектива?
Броня кивнула:
— Я слышала, как Борис Леонидович открыл сейф тотчас после его ухода.
Маша протянула лист Броне:
— Вам эти буквы ни о чем не говорят?
Девушка, склонившись над списком, несколько секунд его изучала, а потом подняла на Машу все еще виноватые глаза:
— Нет. Простите.
Маша вздохнула: ну, нет так нет. Было бы странно, если бы звезды вдруг внезапно сошлись и загадка разрешилась так же быстро, как и возникла. Надо бы сделать копию с этой бумаги, решила Маша. И оставить ее себе на будущее — «на подумать».
В зале суда было душно. Яблоку негде упасть. Броня тяжело дышала — она надела тесное темно-коричневое платье, схожее со старой школьной формой. Ей почему-то показалось, что именно так и нужно выглядеть в суде. А то, что она обязательно должна здесь присутствовать, сомнению не подлежало. Она украдкой огляделась по сторонам — все были тут: Калужкин и прочие, институтские. Заплаканная, с каким-то мученическим выражением лица старшая дочь Шварца, которую Броня видела лишь однажды, — бледная, вся в черном. Даже вахтер Коля, в расстегнутой чуть ли не до пуза несуразной рубашечке в клетку, и тот пришел полюбопытствовать. И оперативники: та парочка, простоватый мальчик со сложноватой девочкой с оригинальной фамилией Каравай, сидели прямо перед ней, внимательно слушая показания Никиты Торнякова, отвратительного типа, блеклой воши с пустыми белесыми глазами. Броня заставила себя снова в него вглядеться — то, что именно этот тщедушный, ни на что не годный генетический мусор убил ее кумира — остроумного, деятельного умницу, перл творения, не поддавалось осмыслению. А юноша на свидетельском месте снова затеребил свои яркие — «единственное, что есть в нем яркого», с ненавистью подумала Броня — прыщи.
— Они существуют, — кивнул он судье, полноватой даме за пятьдесят. — И вампиры, и вурдалаки. Но они очень осторожные, очень. Вот и Шварц — перестал быть человеком. Может, укусил кто? Он же часто ездил на конференции — я узнавал. Один раз — даже в Румынию.
— Что же плохого в Румынии? — с мерзкой улыбочкой в сторону судьи спросил невысокий плешивый человечек — адвокат Надежды Шварц.
— Так это ж родина их… — Удивленный его недогадливостью, Никита на секунду отвлекся от кратеров на своем лице. — Трансильвания, Дракула…
— Понятно. Гнездо порока. — Защитник мельком улыбнулся. — Немудрено и заразиться, как насморком.
Торняков уже было открыл рот, чтобы прокомментировать его сарказм, но адвокат не дал развить тому очередную глубокую мысль.
— И как вы поняли, что профессор болен?
— Это не я понял, — посмурнел Торняков. — Это дочь его поняла — она же с ним жила. А когда все открылось, он и захотел ее убить. Королеве было очень тяжело — каждый день начеку. Отравленная еда, страшные ночи, когда он превращался. Понятно, что рано или поздно, если бы я его не остановил… — Голос у Торнякова стал почти умоляющий: так ему хотелось, чтобы все присутствующие ему поверили.
— Спасибо. Вы можете идти. — Адвокат с торжествующим видом сел на место, а парочка перед Броней мрачновато переглянулась.
— Я же тебя предупреждала, — тихо сказала девушка. — Он угробит нам все обвинение.
А Торняков все топтался на кафедре для дачи показаний.
— Надо было выбирать, понимаете? — добавил Торняков, глядя только на судью в последней попытке перетянуть ту на свою сторону. — Или она, — он выбросил тощую цыплячью ручку в сторону Нади Шварц, с непроницаемым лицом сидящей на скамье подсудимых, — или этот вурдалак!
