– Полина живет здесь уже двадцать лет, я ее очень хорошо знаю… – кивнула Ольга Петровна. – И все эти годы Элеонора Георгиевна перечисляла деньги на ее содержание. Вернее, в советские времена она приносила рубли в конверте, тогда так было принято, а в последние годы просто переводила на счет интерната. Такое у нас практикуется, сами понимаете, на содержание инвалидов государство выделяет сущие гроши – здоровые-то никому не нужны, а уж больные и подавно…
Дабы не дать вовлечь себя в дискуссию о плюсах и минусах государственного здравоохранения, Петр изобразил страшное нетерпение и торопливо спросил:
– Могу я познакомиться с Полиной Анатольевной немедленно? Дело в том, что у меня мало времени…
– Да, конечно… – Ольга Петровна опять поиграла бровями. – Только я не понимаю зачем?
– Я хочу убедиться, что средства, перечисляемые моей покойной клиенткой, шли именно на содержание госпожи Невинной.
– Но вы в начале нашего разговора сказали, что не собираетесь проводить аудиторскую проверку…
– Я же не требую показать мне документы, я лишь прошу познакомить меня с Полиной Анатольевной…
– Я ничего не понимаю, – устало выдохнула Ольга Петровна.
– Что тут непонятного? – впервые подала голос Аня. – Петр Алексеевич всего лишь хочет с ней поговорить: расспросить, как ее кормят, как к ней относятся, чем лечат…
– Расспросить? – несказанно удивилась женщина. – Но она не сможет вам ответить…
– Она глухонемая?
– Нет, но она не говорит… Только издает некоторые звуки…
– А написать она сможет?
– Боюсь, что нет… Понимаете ли… – Ольга Петровна казалась сильно обескураженной, даже ее брови перестали выгибаться дугой, а сошлись на переносице. – А впрочем… Пойдемте, сами все увидите…
Она провела их по длинному коридору, уставленному инвалидными креслами, каталками, костылями, к лестнице, ведущей на второй этаж.
– Неходячие у нас внизу, – пояснила женщина, первой ступив на устланную ковровой дорожкой лестницу, – остальные повыше. Полина как раз на втором живет…
«Значит, не ДЦП! И не безногая! – мелькнуло в Аниной голове. – Но не говорит и не пишет? Что же с ней, черт возьми? Болезнь Паркинсона, как у Мухаммеда Али? Но он говорит, плохо, неразборчиво, но говорит… А Полина Невинная нет. Быть может, она страдает какой-нибудь невиданной болезнью, которая размягчает кости и сдавливает гортань? Или все гораздо прозаичнее, и у нее обычный паралич лица и рук…
– Вот мы и пришли, – сказала Ольга, останавливаясь у двери в палату под номером двадцать два. – Входите.
Петр сделал шаг в сторону, по-джентльменски пропуская Аню вперед. Она вошла.
Палата была небольшая, но все необходимое в ней помещалось: кровать, шкафчик, стол, тумбочка. Деталей разглядеть не получилось – в комнате стоял полумрак: верхний свет не горел, а занавески были задернуты. Именно из-за полумрака Аня не сразу заметила женщину, сидящую в кресле у окна. Она была очень полной, большеголовой, с белыми безвольными руками, которые она держала на своем круглом животе.
Тут Ольга Петровна зажгла свет, и Аня смогла разглядеть женщину лучше. Вот только сколько той лет, определить не получилось. Лицо ее было гладким, почти без морщин, а волосы совершенно седые.
Полина Невинная была чем-то похожа на Эдуарда Петровича Новицкого. Та же форма подбородка, тот же нос, те же кустистые брови. Отличались только глаза. У Эдуарда Петровича они были карими, пронзительными, очень живыми. У Невинной же голубыми, тусклыми, абсолютно мертвыми.
– Что с ней? – спросила Аня, выталкивая из себя слова с такой мукой, будто у нее в горле застряла огромная рыбья кость.
– Тяжелая форма олигофрении, – спокойно, словно ее спросили о погоде, ответила Ольга Петровна. – Полина даже не дебил, дебилов можно обучить чему-то, например есть ложкой, умываться, убирать за собой, они говорят, поют, рисуют, некоторые пишут, считают…
– А она?
– Необучаема. Последняя стадия.
– Она не умывается?
– Она даже ходит под себя, если ее вовремя не посадить на унитаз… – Ольга Петровна нахмурилась. – Если бы ее с детства отдали в специальный интернат для детей-инвалидов, все могло бы быть по-другому. Ребятишки-олигофрены, с которыми серьезно занимаются педагоги, вырастают вполне нормальными людьми. Конечно, они не водят машину, не играют на компьютере, не читают Толстого, но интересуются телевизором, книгами с яркими картинками, природой. В конце концов, они сами себя обихаживают и умеют выражать мысли при помощи примитивной речи. Но Поля попала к нам уже в зрелом возрасте, и мы ничего не смогли сделать…
– Сколько ей было лет, когда она оказалась у вас? – спросил Петр.
– Чуть за двадцать, точнее не скажу.
– А где она жила до этого, вы не знаете?
– Скоро ей исполнится сорок пять.
– Где она жила раньше, вы не знаете?
– В деревеньке под Рязанью. Я даже помню название – Соколиха. Абсолютно дикий уголок: ни школы, ни больницы, пятнадцать домов, коровник и магазин. Полю воспитывала деревенская женщина, Алена Емельяновна Невинная, очень хорошая, добрая, но темная, вместо того чтобы научить девочку хоть чему-то, она старалась оградить ее от всего. То есть, боясь, что умственно отсталый ребенок перебьет ей чашки, она кормила ее с ложечки – не давать же в руки посуду. Не допускала в огород – вдруг вместо сорняков она повыдергает редис. Не учила самостоятельно одеваться – еще одежду порвет. В итоге Поля выросла овощем, привыкла, что за нее все делают…
– Эта Алена не была Полиной матерью, я правильно понял? – поинтересовался Петр, бросив короткий, но пронзительный взгляд на застывшее Анино лицо.
– Она взяла девочку на воспитание. Удочерила.
– Из роддома?
– Этого я не знаю.
– Почему она взяла больного ребенка? Разве мало здоровых?
– Инвалидов тоже усыновляют, гораздо реже, но все же… Особенно когда это сулит какой-то доход. А Алена получала на содержание девочки очень хорошие деньги… От Элеоноры Георгиевны. По-моему, Новицкая приходилась Полине какой-то дальней родственницей, вот она и взяла на себя заботу о больном ребенке: нашла ей достойную опекуншу, щедро ей заплатила, пристроила, словом…
– И что же случилось с Аленой Невинной? Почему она отдала девочку в интернат?
– Она не отдавала – ее забрала Элеонора Георгиевна. После одной некрасивой истории… – Ольга Петровна в раздумье потеребила свой шейный платок, видно, решала, стоит ли посвящать посторонних людей в подробности той истории, но, увидев умоляющий взгляд Ани, решила рассказать. – Эта Алена Невинная в магазине работала, техничкой. С восьми утра до пяти вечера, ну и обеденный перерыв, как положено, с часу до двух. Днем она прибегала, чтобы самой поесть и Полю накормить. А однажды пораньше пришла… И знаете, что увидела? Как Полю, тогда уже девушку, насилует сосед… То есть совершает с ней половой акт, а она не сопротивляется, ничего же не понимает, только глаза в потолок таращит… Потом выяснилось, что Полю не он первый использовал, чуть ли не пол-улицы в их избу хаживало – дома-то в деревнях не запираются. Девкой она была видной: полной, грудастой, румяной, а что дурочка, это даже хорошо, никому не отказывает. Пришел, повалил, отымел, ушел, и никто не узнает – говорить-то она не умеет… Один раз сосед даже залетного шоферюгу к Полине привел, за литровку. Пока тот над девушкой орудовал, так называемый сутенер на шухере стоял… Это потом выяснилось, когда Алена участковому все рассказала и милиция дело завела…
– Посадили кого?
– Только соседа, остальные отделались легким испугом… – Ольга Петровна выразительно покачала головой, как бы сокрушаясь по поводу несовершенства судебной системы. – Узнав об этой истории, Элеонора Георгиевна тут же Полину забрала.
– И сразу отдала сюда?
– Нет, только спустя пять лет. До этого Поля жила в разных интернатах, но Элеонору Георгиевну они все не устраивали по тем или иным причинам, и ей приходилось переводить опекаемую родственницу в другое место… В конечном итоге Поля осталась здесь, наш дом инвалидов показался госпоже Новицкой самым подходящим…
Петр, слушавший бухгалтершу с большим вниманием, кивнул. А затем спросил о том, о чем уже давно собиралась спросить Аня:
– Полина когда-нибудь рожала?
– Что? – Ольга Петровна так удивилась, что вместе с бровями ко лбу взметнулся и нос, задравшись совершенно противоестественным образом.
– Девушку насиловали несколько мужчин на протяжении длительного времени, и я сомневаюсь, что они пользовались презервативами… Мне объяснить подробнее?
– Вы думаете, Поля забеременела?
– Почему нет? Организм у нее, судя по всему, здоровый… Зачатие же происходит не в мозгах, а в матке…
– Это, конечно, возможно…
– И она могла родить, ведь так?
– Я сомневаюсь, что Элеонора Георгиевна позволила бы ей рожать… И врачи, думаю, посоветовали бы избавиться от ребенка. Я просто уверена, что Полине, если она и забеременела, сделали аборт! Подумайте сами, зачем целенаправленно плодить уродов? – И она выразительно посмотрела на сидящую в кресле Полину.
