– Степан Степанович, мы же в приципе не против Илюши. Но маловато его знаем.
– Разве моей рекомендации все ещё недостаточно? – изобразил оскорбленное удивление Куравель.
Леня скользнул взглядом по залу. Большинстов уже хотели сбежать домой и напряженным казался только Мартынов – сидел покрасневший, раздраженный и взьерошенный, схватку и скандал он однозначно здесь устроил. Фраков был совершенно спокоен и, перехватив взгляд Лени, подмигнул.
Сенчукова уже сдала позиции и сказала ради проформы.
– Но Илья Николаевич у нас едва ли месяц работает.
Леня ещё не отдышался, после пробежки по лестнице к кабинету, и выкрик его получился звонкий.
– Фраков за месяц сделал больше, чем я, к примеру, за год!
Одобрительный смех в кабинете словно снял последнии сомнения и две дюжины сотрудников фирмы закричали.
– Любо! Любо! Илюшку в вице-президенты!
Фраков подыграл – встал и отвесил поясный поклон. Потом выждал тишину и сказал тоном ниже обычного своего голоса.
– Поклянусь вам други, что живот свой положу не за процветание личное, а только во благо всего нашего обчества! Ежели президент наш нам, что отец родной, то буду я вам ласковой матерью!
Несмотря на фиглярство, речь его произвела прекрасное впечатление, да собственно говоря, никто против Фракова иметь ничего не мог. Пусть и был «банкротом» в прошлом, но этот свой месяц – работал как вол, не отказывался ни от чего.
– Да будет так! – возвестил Куравель и обессиленный рухнул в кресло, согнулся в три погибели, аж застонал от боли в позвоночнике.
Женщины, стеная, кинулись на помощь к «отцу родному», кто-то поздравлял Фракова – Мартынов вышел молча, незаметно, ни на кого не глядя.
Через несколько минут Куравля на руках донесли до машины и отправили домой. Фраков весело крикнул всем оставшимся.
– Друзья мои на веки вечные, а не отметить ли нам сей день обильным возлиянием?! Желаю я вас угостить!
Странноле дело – обычно легко подтающийся такому соблазну коллектив фирмы вдруг застеснялся, почти все под разными предлогами рассосались в стороны, а когда Леня следом за Фраковым пришли в кафе, то за ними не было и вообще никого.
– Привыкнут! – не огорчился Фраков. – Острые были дебаты, хорошо, что ты опоздал. С такой грязью меня помешали, что я сам себя не узнал!
– Кто старался? Мартынов?
– Он да кассирша Жанна. Этой – то кнопке чем я насолить успел? Не клеился, предложений нехороших не делал...
– Не обращай внимания. Она просто профессиональная сплетница.
Они вошли в кафе и встали к тому же столу, где пили кофе утром.
– Может присядем солидно? – кивнул Фраков на соседний зал. – Тебя я обязан напоить до усрачки. Ты хорошо сломал хребет дебатов в нужный момент. Точные слова нашел, а главное – манеру высказывания.
– Случайно.
– Постой здесь, я принесу явства. А потом скажу тебе, что – не случайно.
Фраков подошел к стойке, поболтал там с минуту, а вернулся вместе с официанткой из зала, которая быстро накрыла им столик с «явствами». За ценой Фраков не постоял, выбрал все что было самым лучшим. Включая французкий коньяк.
– Прости, Леня, я по старшинству скажу первым, хоть и положено тебе поздравлять меня. Мы с тобой хорошо будем работать. И со всеми я буду хорошо работать, даже с Мартыновым. Выпьем и скажу почему.
Выпили по коньячку, закусили маслинками и, не делая перерыва в темпе, Фраков начал чуть мрачновато.
– Так вот ЧТО сегодня не случайно и почему я буду хорошо работать. Наш отец родной Куравель – умирает.
– Что?! – Леня выронил маслинку с ложечки и полез за ней под стол. Вернулся и повторил. – Что ты сказал?
– Выброси маслину. Я сказал – Степан Степанович умирает. До этой минуты об этом знал только он и я. С его слов. Теперь знаешь и ты, но молчи под любой пыткой. И не дай Бог, если он заметит жалость в твоих глазах.
– Да подожди! От чего он умираете? Рак?
Фраков кивнул.
– Или что ещё похуже. Прострелы в пояснице, радикулит , это отговорка для публики.. .
– И когда... Конец? – с трудом выговорил Леня.
– Он приговорен. Дни сочтены. Год. Плюс минус пара месяцев.
– И потому он тебя выдвинул в «вице»?
– Дослушай. У него нет никаких накоплений. Есть только молодая жена, старая беспомощная жена и двое несовершеннолетних детей. К нему всё поздно приходило. Деньги, любовь и дети. Им по десять, двенадцать лет. И они остануться сиротами.
– Ты меня просто ошарашил, – промямлил Леня, в рассеянности так и сжевав маслину, которую уронил на пол.
– Дальше вообще обалдеешь. Фирма Степана Степановича останется после его смерти за мной.
– К тебе перейдет?! Почему?
Фраков помолчал.
– Потому, что я женюсь на его жене Дине. То есть – на вдове.
– Когда? – ошалело глянул Леня. – После смерти?
– Нет. ДО смерти. Чтобы это выглядело и было по честному. Они уже развелись, а мы с Диной подали заявление.
– Но ведь они живут вместе!
– И будут жить вместе. До его последнего часа. А потом я возьму на себя его молодую жену, его детей и все остальное. Вот такой у нас договор.
– Лучше бы ты этого мне не говорил! – в сердцах сказал Леня. – А Дина...
– Она мне нравится. – просто ответил Фраков. – Честно сказать, Леньчик, сексуальные мои потенции занижены, а главное в том, что женщины меня не очень интересуют.
– Прости, – поежился Леня. – А ты не «голубой»? Мне это без разницы, но...
– Нет, нет! – Фраков хлопнул его по плечу. – Просто всю эту сторону жизни я так хватил через край в юности, что ничего нового мне дамы уже не принесут. То есть – вру, конечно. Но я к ним спокоен. А вот игра в бизнес, игра в деньги – это мой конек. Это во мне Куравель и углядел! Выпьем по второй и я тебя добью окончательно.
– Добивай разом, чтоб я запил. – выдавил улыбку Леня, все ещё никак не в состоянии понять сути услышанного.
– Хорошо. За этот год я тебя ЗАСТАВЛЮ так хорошо работать, что на следующем витке судьбы, вице-президентом будешь ты! Через год.
– Не надо, Илья. Я тебя подведу. – безнадежно сказал Леня.
– Что так?!
– Ты мне тайну сказал и я тебе скажу. Вся эта фармокология, вся наша работа – не мое дело. Она не доставляет мне удовольствия и никогда здесь не разбогатешшь.
– Ты с ума сошел! – с искренним изумлением воскликнул Фраков. – Да все фармакологи в мире это ж богатейшие люди! Что там нефтные короли! Это шума больше чем денег! Ты представляешь, сейчас в мире шесть миллиардов людей и каждый – раз по сто в год, коть десяток пилюль да сожрет! От младенца до мертвеца! Американцы сьедают аспирина больше чем хлеба!
– Не хочу. – коротко сказал Леня.
– Хорошо. А чего ты хочешь?
– Ничего не хочу, Илья. Можешь это понять?
– С трудом, – недоверчиво улыбнулся Фраков. – Я надеялся найти в тебе опору. Но коль так – будь по твоему. Забудь про все, что было сказано. Если мне подвернется, я найду тебе синекуру. Друзьями, надеюсь, мы остаемся?
– Конечно! – торопливо ответил Леня. – А Куравель, он так сильно держится! Просто настоящий мужик оказался!
Фраков нахмурился и наполнил рюмки, заметив сдержанно.
– Я помогу Степ-Степу в эти последнии дни. Пусть поживет в полную радость. Оставим эту грустную тему. Есть ещё одна, достоточно неприятная, но неизбежная... Тебе не кажется, что твой друг Мартынов излишне суетится вокруг убийства Лимоновой?
– Ну?
– Бегал сам к следователю Свиридову. Степ-Степ его поймал, когда он в столе секретарши копался. То ли он следствие ведет любительское, сыщика изображает, то ли ещё что похуже.
– Мартынов? – Леня не сдержал смех. – Знаешь, Илья, если я не хочу ничего, то Коля Мартынов хочет всего!
– Вот именно. Такие люди самые страшные, Леня. Ходит приодетый словно бомж, а я его в городе случайно с семьей встретил – в костюме «от Версачи» и профессиональная японская видео-камера в руках. Штука дорогая, если не знаешь.
– Ты его с кем-то спутал. – уверенно возразил Леня. – Он всего навсего скандалист, ябедник и доносчик.
– Доносчик? – подивился Фраков.
– Да. Тебя зимой ещё не было, так был написан анонимный донос на Куравля в налоговую полицию. Мартынов вычислялся в качестве автора очень легко – Ну вот видишь! Он опасный жлоб!
– Он просто мелкий дурак. – убежденно сказал Леня. – Никаких костюмов от Версчаи и видео-камер у него нет. Все что у него есть, это кусок болота величиной с шахматную доску и на нем собачья будка. Это называется сад-огород и вилла. Кроме того дочь с ребенком без мужа и вечно больная жена. Вот и весь тебе Мартынов. Но с этого дня – он твой лютый враг, чтоб ты знал.
– И твой тоже. – закончил Фраков. – Хватит о плохих людях. Давай лучше помянем Лимонову Ольгу Федоровну. Славная была женщина, хотя и с придурью.
– Да. – кивнул Леня, хотя мнения Фракова не разделял.
Потом они выпили здоровье Куравля – пусть ему все же повезет, вдруг и вывернется, ведь бывает же такое?
Лене не терпелось узнать, чтобы сказал Фраков про уголовные татуировки на теле Куравля, своего благодетеля? Каково его мнение по такому неожиданному вопросу? Но этот разговор покался неу естен и начинать его Леня не стал.
