Зато после того, как мысль была додумана, Галя, как обычно, почувствовала прилив сил. Сознавая себя на высоте, улыбнулась: после озарений все ей было доступно, все по плечу. «А ты ничего, симпатичная», — сказала Галя своему отражению в зеркале. Критически вздохнула: «Симпатичная… симпатяжка… симпомпончик!» И принялась методично наматывать шнур на рукоятку фена.
19 февраля, 20.00. Зоя Барсукова
«Холодный дом», — подумал Макс.
Нет, в двухэтажных апартаментах супругов Барсуковых, несмотря на конец зимы с ее переменчивой погодой, поддерживалась комфортная для жилья температура. Но интерьер этих стерильно-белых помещений, с немногими изысканными деталями (ничего лишнего!) навевал тоску, физически сопровождаемую бегающими по коже мурашками. Наверное, где-то в глубине дома должны были находиться не слишком тщательно обставленные, не слишком прибранные комнаты, где хозяева отдыхают и ведут повседневную, далекую от парадности, скрытую от чужих глаз жизнь. Но Макса туда не допустили.
Наименее парадно выглядел кабинет Геннадия Барсукова — возможно, потому, что для него была как раз характерна нарушающая белую гармонию избыточность. Письменный стол современного стиля, но сплошь заваленный старомодного вида кляссерами, извлеченными как раз к визиту Макса; немодное, широкое, с продранной красной обивкой, но уютное кресло (Макс воздал должное Геннадию — лично он на работе размещал свои обширные телеса в таком же); и, в довершение безобразия, старинный до отвращения деревянный книжный шкаф, в дверцы которого были вставлены матовые стекла с изображением колосьев, васильков и еще чего-то сельскохозяйственного. Однако стены были оклеены такими же снежно-белыми обоями, а возле шкафа приютилась полка, содержащая ненужную здесь, но, очевидно, дорогую Зонному чувству эстетики вазу, Все в кабинете отражало борьбу между мужским и женским началом — причем если в мировом масштабе футурологи сулят человечеству эру женского владычества, то в этом отдельно взятом доме эта эра уже началась. Противостояние подчеркивалось тем, что не находилось пункта, способного объединить эти враждующие начала: в доме не было детей. Теоретически Макс знал, что дети у Барсуковых есть, даже двое. Но практически их отсутствие отчасти и создавало атмосферу, которую он, едва войдя, охарактеризовал так литературно: «Холодный дом».
Геннадий обрадовался Максу, как радуется запертый в психушке пациент гостю с воли, и моментально распростер перед ним сокровища своих кляссеров. Зоя, исполняя роль бдительного психиатра, некоторое время наблюдала за ними, но, наскучив специальными терминами, покинула кабинет мужа со словами: «Не буду вам мешать». У Макса создалось впечатление, что ее голубые глаза следили за ним пристальнее и дольше, чем за Геннадием. Неужели и впрямь на заезжего москвича-филателиста нацелилась? Похоже на то… На протяжении всего совместного корпения мужчин над марками она не раз заглядывала в комнату — это, вероятно, из тех соображений, что муж способен наболтать лишнего, если его вовремя не остановить.
Умение держать язык за зубами и впрямь не относилось к числу добродетелей Геннадия Барсукова. Не будучи умелым шпионом, Макс легко расколол его на подробный перечень родственных связей. И если о бизнесе шурина и его двоюродного брата Геннадий не распространялся (едва в разговоре возникал намек на спортивный комплекс Сергея Логинова и его постоянных посетителей, Зоя, словно подслушивала у двери или ее вело чутье, просачивалась в кабинет), то ничто не мешало ему подробно обсудить их личную жизнь.
— Сережа одно время менял женщин, как перчатки, — с удовольствием повествовал немолодой, пухлый и лысоватый Геннадий о том, что было ему недоступно на протяжении долгого времени, а может быть, и никогда не было доступно. — Дольше всего был он с Беллой Садовник. Садовник — это такая фамилия, знаете ли, еврейская. Она объясняла, что ее предки происходили из Белоруссии, а в Белоруссии евреи выращивали сады, огороды… Вы, Максим, могли видеть фотографию Беллочки в витрине фотомагазина, там такой коллаж в стиле ретро, для рекламы, и в центре фотография Беллы — такая, знаете ли, эффектная брюнетка в соломенной шляпе. С Сережей она прожила четыре года… Да, но потом они разошлись. Кажется, инициатором разрыва стала Белла, она ведь женщина самостоятельная. А в последнее время, Зоя говорит — правда, солнышко? — их снова видели вдвоем. Видно, старая любовь не ржавеет.
Максим впивает информацию, разглядывая марки, изо всех сил делая вид, что его интересует только филателия, а выслушиванием историй о родственниках и знакомых он всего лишь потакает хозяину. Успокоенная тем, что разговор переключился на любовную тему, Зоя покидает кабинет.
— А Белла еще Антошу, двоюродного брата Сережи и Зои, с девушкой познакомила. Ритулей.
— Ритулей? — якобы простодушно спрашивает Макс, получая в ответ новую порцию сведений:
— Ну да, Маргарита Вендицкая. Не думайте, что Белла проявляла корыстную заинтересованность, просто Ритуля — ее давняя подруга.
— Она работает в торговле?
— Нет. Кто вам успел наговорить такие глупости?
— Никто. Я почему-то предположил, что если ваша жена работает в торговле…
— Неправильно предположили. Никто не знает, на что существует Ритуля. Кажется, на сбережения семьи: ее прабабка была дворянкой, у нее за границей родственники. Я помогал ей продать кое-какие старинные драгоценности: серьги, броши с алмазами…
Внутренний жесткий диск Макса заполнялся новыми гигабайтами информации. Освоившись с ролью сыщика, он уже строил гипотезы, делал первые наметки. На первом месте по подозрительности у него значилась, конечно, Ритуля, которая существует непонятно на какие шиши и продает драгоценности (ворованные?). Белла, самостоятельная женщина, которая после долгого разрыва сошлась с прежним любовником, занимала вторую строчку в рейтинге подозрительности. Макс готов был материнскую плату дать на отсечение, что у одной из этих содержательниц воровских малин скрывается Антон Сапин. Почему сразу не проверили? Ну что возьмешь с местной милиции! Вот «Глория» со своей звездой — Максом — это другое дело…
— Вы тут не переутомились? — Зоя встала на пороге кабинета и не собиралась уходить. — Гена, светик мой ясный, сколько раз я должна напоминать, что окулист запретил тебе нагрузку на глаза? Сделай перерыв, займись глазными упражнениями. А я в это время покажу Максиму наш дом.
И она протянула Максу руку, держась за которую он волей-неволей покинул кабинет, чтобы перейти в холл. Геннадий, вместо того чтобы приступить к упражнениям для глаз, проводил Макса взглядом сочувствующим и страдающим. Рука у Зои оказалась холодной, но не потной — сухой, на ощупь напоминающей бумагу с мелованной поверхностью.
Из белого, широченного, как площадь, холла Зоя провела его в такую же белую гостиную, главной приметой которой являлся большой обеденный стол. Завидев стол, Макс воспрянул духом: это ж сколько на таком морском просторе деликатесов уместится! Хорошо, наверное, иметь в любовницах директора рынка. Компьютерный гений не ел уже два с половиной часа и, несмотря на данное себе обещание худеть, ощущал предательское сосание под ложечкой.
— Чего-нибудь выпьешь? — предложила ему Зоя.
— Пить? Нет, — отказался Макс и, стыдливо понизив голос, продолжил: — А поесть ничего не найдется?
Продолжения Зоя не услышала: она направлялась к ненакрытому столу. Изящно наклонившись над ним, она подняла выше поясницы подол синего платья и спустила до середины бедер плотные белые трусики. Вопреки худощавому телосложению, Зоя Барсукова оказалась обладательницей зада изрядных размеров и округлости. Оторопелый Макс, приблизясь, осторожно потрогал этот дивный круп, который на ощупь оказался прохладным и упругим. Со стороны Зои ни малейшей реакции не последовало. Она его не поощряла, не обольщала, не завлекала — она просто ждала, чтобы он сделал то дело, ради которого его пригласили.
Макс был человеком не гордым — скорее, самокритичным. Он сознавал, что не является воплощением мужской красоты. Прежние подружки, не задержавшиеся в его жизни, заявляли также, что у него трудный характер и что иногда он бывает невыносим. Но такое отношение, когда его вообще не воспринимают как человека, было для него внове. Он почувствовал себя резиновой игрушкой, ходячим фалло-имитатором, а какому мужчине это понравилось бы? Ледяная красавица, которая подставила ему голую попу так равнодушно, словно находилась в кабинете врача, чтобы получить необходимый для здоровья укол, парализовала его до такой степени, что Макс был не в состоянии даже расстегнуть брюки.
Пауза затягивалась. Не меняя позы, Зоя повернула голову, чтобы определить, что там происходит с другого ее конца, и пронизала Макса пристальным взглядом светло-голубых глаз. Нечего и уточнять, что уверенности это ему не прибавило.
