Но Зумурруд вдруг вскрикнула и всей тяжестью повисла у него на руках, так что Чаю Тай едва не потерял равновесие. Обхватив танцовщицу за тонкую талию, он наклонился, желая поцеловать ее в губы, однако увидел, что большие глаза помутнели, рот приоткрылся, а по подбородку потекла струйка крови. И тотчас он почувствовал теплые капли на своих руках, сжимающих талию Зумурруд. В полкой растерянности тайвэй пробежал пальцами по ее спине и нащупал между лопатками деревянную рукоять.
Чао Тай застыл, прижимая умирающую к широкой груди. Он чувствовал трепетание сердца Зумурруд, как на лодке, когда сжимал ее в объятиях. А потом окно перестало стучать.
Опустив танцовщицу на лежанку, Чаю Тай выдернул из ее спины короткое копье, бережно закрыл глаза и вытер испачканное кровью лицо. Внутри все как будто застыло. Замутненным взором тайвэй обвел крыши арабских домов за окном. Там, где стояла Зумурруд, искусному метальщику ничего не стоило поразить ее копьем…
Неожиданно Чаю Тая осенило, что он лишился единственной женщины, которую полюбил всем своим существом. Упав на колени перед лежанкой, он спрятал лицо в ее длинные локоны и разразился неведомыми доселе беззвучными рыданиями.
Немного погодя он встал и, взяв с пола синий плащ Зумурруд, накрыл им тело убитой.
— Для нас обоих эта любовь означала смерть, — прошептал он. — Я знал это, знал, как только увидел тебя, с самого первого мгновения. Я словно воочию видел поле битвы, разящее свежей кровью, чувствовал ее алые потоки…
Бросив прощальный взгляд на неподвижное тело, Чао Тай запер комнату и спустился вниз. Всю дорогу ко дворцу он проделал пешком по сумрачным улицам, почти безлюдным в столь ранний час.
Смотритель дворца сказал, что судья Ди еще не покидал опочивальни. Взбежав по лестнице, Чаю Тай опустился на скамью в приемной. Судья, услышав шаги, с непокрытой головой и все еще в ночном халате отодвинул ширму. В руках он держал гребень, которым расчесывал бороду и усы. Увидев скорбное лицо помощника, он поспешил навстречу и удивленно воскликнул:
— Что, во имя Неба, с тобой случилось, Чао Тай? Нет, не вставай, друг мой! Ты выглядишь совсем больным! — Судья сел напротив, встревожено глядя на верного соратника.
Чаю Тай без прикрас выложил ему всю историю Зумурруд.
— Я думал об этом всю дорогу во дворец, господин, — тихо закончил он, не отводя глаз от судьи. — И она и я в любом случае были обречены. Не убей ее какой-то злодей, я сделал бы это собственными руками. Ее жизнь — за жизнь цензора, Зумурруд бы это поняла. У нее это было в крови, как и у меня. А потом я покончил бы с собой. Небо судило мне остаться в живых, но, как только это дело будет закончено, я молю вас освободить меня от клятвы служить вам, господин. Я хочу вступить в наши северные войска, что бьются с кочевниками за пределами Поднебесной.
Довольно долго судья молчал.
— Я никогда ее не видел, но понимаю тебя, — наконец негромко сказал он. — Зумурруд умерла счастливой, так как думала, что ее заветная мечта скоро осуществится. Однако она была мертва еще до того, как ее убили, Чаю Тай. Ведь у нее оставалось всего одно желание, а чтобы жить, у человека их должно быть много! — Судья запахнул халат и, вскинув глаза, задумчиво произнес: — Я хорошо понимаю, что ты сейчас должен чувствовать, Чао Тай. Четыре года назад в Пейчоу, где я занимался расследованием одного убийства, со мной произошло нечто подобное. Тогда я должен был принять решение, от которого убийца Зумурруд тебя избавил. И вдобавок та женщина спасла мою жизнь и честь.
— Ее казнили, господин? — выдавил Чаю Тай.
— Нет. Она пожелала уберечь меня от этого и покончила с собой. — Медленно поглаживая длинную бороду, судья признался: — Я тогда думал все бросить. Хотел уйти от мира, каковой вдруг показался мне серым и безжизненным, если не мертвым. — Он помолчал, затем вдруг накрыл руку Чао Тая своей. — Тут никто не сумеет помочь тебе или дать совет. Ты должен сам решать, как быть дальше. Но какой бы ты ни сделал выбор, Чао Тай, моя дружба и то, сколь высоко я тебя ценю, останутся неизменными. — Он грустно улыбнулся. — Мне надо завершить утренний церемониал — в таком виде я, наверное, похож на пугало! А ты возьми четырех стражников, отправляйся на ее лодку, разыщи там служанку, что следила за девушкой и обо всем докладывала ее хозяину, а заодно допроси остальных. Нам необходимо установить личность таинственного покровителя. Затем возвращайся к себе на постоялый двор с десятком стражников, вели им доставить тело девушки в судебную управу и займись поисками убийцы.
Судья повернулся спиной к Чаю Таю и проследовал за ширму.
Тайвэй встал со скамьи и отправился выполнять приказ.
Вскоре после того, как Судья Ди приступил к утренней трапезе, вошел Таю Гань. Пожелав судье доброго утра, он жизнерадостно поинтересовался, не пришел ли кто требовать награду, Ди, покачав головой, знаком велел ему сесть, в молчании доел свой рис, отложил палочки и откинулся на спинку кресла, а кисти рук спрятал в широкие рукава. Затем он поведал Тао Ганю о том, какие неожиданные последствия возымело поддельное объявление.
— Так это любовная связь привела цензора обратно в Кантон? — удивлению воскликнул Тао Гань.
— Отчасти. Вместе с тем он надеялся раскрыть заговор Мансура, так как ясно дал понять Зумурруд, что прежде всего встретился с кем-то из арабов.
— Но почему цензор держал все это в секрете, господин? Почему не доложил о заговоре Великому совету сразу по возвращении в столицу…
— Цензор плохо разбирался в женщинах, Тао Гань, однако звал толк в делах государственной важности. Он подозревал, что за всем этим может стоять кто-то из высокопоставленных придворных, а потому никого не стал посвящать в свои планы, пока не найдет явных доказательств; у цензора было много влиятельных врагов, и даже в суде они могли обзавестись доносчиками, дабы те держали их в курсе тайных решении совета. Надеясь раздобыть бесспорные улики, господин Лю поспешил обратно в Кантон, где и погиб по легкомыслию любимой женщины.
— Но как мог столь утонченный господин потерять голову из-за продажной арабской танцовщицы?
— Видишь ли, она слишком разительно отличалась от изысканных и образованных ханьских женщин, каких цензор привык видеть при дворе. И должно быть, до этого он никогда не встречал ее соплеменниц. Ведь в столице, в отличие от Кантона, нечасто попадаются арабы, а тем более арабские красотки. Думаю, тут сыграли роль необычность и новизна. Чувственная красота танцовщицы пробудила годами подавляемые желания. А столь сильная страсть презирает любые границы — племенные, общественные и культурные. Наш Чаю Тай также потерял голову из-за этой женщины, Таю Гань, так что советую тебе не упоминать о ней при нашем друге — откровения и жестокая смерть Зумурруд глубоко его потрясли.
Тао Гань глубокомысленно кивнул.
— Брату Чаю всегда не везло с женщинами, — обронил он. — Но кто мог убить ее, господин?
— Чао Тай полагает, что это сделал Мансур. По его мнению, Мансур также любил Зумурруд и, когда та в его доме стала заигрывать с гостями, пришел в дикую ярость. Араб мог выследить танцовщицу, когда она шла к Чаю Таю, забраться на крышу дома напротив и оттуда подглядывать за ними. Увидев этих двоих чуть ли не обнаженными, Мансур вообразил, будто у них любовное свидание, и убил женщину в приступе ревности. Все это правдоподобно, но не убедительно. — Судья Ди сделал глоток чаю. — Однако смерть Зумурруд и личность ее убийцы пока те столь важны, ибо сейчас ваша главная цель — узнать, кто был ее хозяином. Именно этот человек пытался очернить цензора, впутав в арабский заговор, а потом — утаить его гибель, а кроме того, повинен в смерти господина Су и госпожи Пао. Нам надлежит завершить дело, начатое цензором, и добыть неопровержимые улики, дабы обличить наших врагов — подлых предателей, затаившихся при дворе. А поскольку эти люди втянули в свои темные делишки покровителя Зумурруд, он и раскроет вам их имена. Мы никак не могли предотвратить убийство господина Лю, но наш долг не дать его врагам воспользоваться плодами гнусных злодеяний. А они уже начали действовать, судя по дурным вестям, содержащимся в тайном письме Великого совета. Я должен найти этого человека до своего отбытия в столицу сегодня вечером. Мои люди допросят служанку танцовщицы и всех, кого поймают на борту ее лодки, однако я не больно рассчитываю получить нужные сведения. Этот молодец наверняка позаботился, чтобы его имени никто не знал.
— Так что же нам делать, господин? — с тревогой воскликнул Таю Гань.
— После ухода Чао Тая, — отозвался судья Ди, — я еще раз обдумывал все, что случилось за последние два дня. И пока я пытался расставить известные нам факты в более-менее естественном порядке, у меня возникло одно предположение. В связи с этим я намерен предпринять кое-какие действия, причем безотлагательно. — Ди допил чай и по обыкновению погладил бороду. — У нас есть несколько подсказок, позволяющих установить личность хозяина танцовщицы. И тут открывается немало любопытных возможностей… — Он подтолкнул к Таю Ганю лист бумаги. — Сделай-ка лучше список, чтобы я, разрабатывая версию, мог на него опираться.
