Ясно, что в туннеле позади него уже выдвинулись на линию огня человек двадцать-тридцать, а может, и пятьдесят — со снайперскими винтовками, автоматами, с гранатами со слезоточивым газом. Знают ли они о том, что он здесь сидит? Такую мелочь начальство вполне могло упустить, составляя план операции.
Подумав об этом, он еще теснее прижался к колонне и замер. Поганое дело: впереди бандиты, позади — свои. Буквально между двух огней. Мало того, что его вот-вот заметит кто-то из террористов, так еще надо не вызвать подозрений у копов, притаившихся в темноте у него за спиной. Того и гляди подкрадется сзади какой-нибудь чертов супермен в маске и глотку перережет — пикнуть не успеешь. Прямо как в кино!
В боковом кармане, как раз с того бока, которым он прижимался к опоре, Артис чувствовал пачку сигарет, которые недавно купил у Эйба Розена. Непреодолимое желание затянуться буквально пронизало его. Ему пришло на ум, что если дело кончится плохо, закурить ему уже не придется. Эта мысль привела его в такое отчаяние, что он, забывшись, махнул рукой, чтобы отогнать ее, и тут же замер, похолодев от ужаса, что выдал себя. К счастью, ничего не произошло, но он весь взмок и чувствовал, что его начинает трясти. Неужто никто ему не поможет в этом проклятом зверинце? Забыли они все о нем, что ли? Проклятье! И правда, кому нужен какой-то чернокожий?
С другой стороны, будь он белым, его лицо и руки заметно выделялись бы в темноте. Что ж, быть ниггером иногда не так уж и плохо! Он широко улыбнулся, но тут же, спохватившись, закрыл рот и на всякий случай поспешно прикрыл его рукой. Проклятье, а зубы-то! Зубы-то у меня белые!
Машина комиссара рванула от особняка так резво, что один из караульных отскочил прямо на клумбу, чтобы не попасть под колеса. Комиссар занял место рядом с водителем, сзади устроились Мюррей Лассаль и мэр, закутанный в шерстяной плед. Когда машина вырвалась на Ист-Энд-авеню, мэр чихнул с такой силой, что в салоне заплясали на солнце мириады пылинок.
— Платок бы взяли, — пробурчал Лассаль. — Хотите всех нас перезаразить?
— Мы совершаем большую глупость, Мюррей. — Мэр вытер нос пледом.
— Я глупостей не совершаю, — холодно ответил Лассаль. — У всех моих решений есть веские основания.
— Лезть в грязный туннель, на этот сквозняк…
— Зато когда вылезать будем, покажется тепло и уютно, — отпарировал Лассаль.
Комиссар что-то проговорил в свою рацию.
— Что он сказал? — поинтересовался у Лассаля мэр.
— Велел передать им, что вы уже едете. Слушайте, все, что от вас требуется — и это самое малое, что вы можете сделать в такой ситуации, — это взять громкоговоритель и произнести возвышенные слова о милосердии. Сохраняя собственное достоинство, разумеется.
— Они могут в меня попасть?
— Встанете за колонной. Явных причин убивать вас у них, кажется, быть не должно.
Мэр так скверно себя чувствовал, что даже не понял, что это шутка.
— Не волнуйтесь, — продолжал Лассаль. — Много времени это не займет: ваш выход, а там мы отвезем вас обратно домой, и можете снова укладываться в постель. Смотрите на это как на благотворительное мероприятие.
— Будь я уверен, что это на самом деле может как-то помочь…
— Может.
— Заложникам?
— Нет, — ответил Лассаль. — Вам.
С парковки у юго-восточного выхода со станции «28-я улица», где окружной инспектор оборудовал свой штаб, толпа выглядела как гигантский многоклеточный организм; вся эта шевелящаяся протоплазма волновалась, однако ничего угрожающего в этом пока не ощущалось. Окружной инспектор посмотрел на часы.
— Три минуты четвертого, — сказал он. — Еще десять минут.
— Если они там хоть одного убьют, — отозвался начальник Транспортной полиции, — я считаю, надо спускаться вниз и вышибать их оттуда.
— А я считаю, что надо выполнять приказы, — ответил окружной инспектор. — Если они убьют одного, останется еще шестнадцать. А если мы начнем штурм, они перебьют всех. Готовы принять на себя ответственность за подобное решение?
— Нет, — сказал начальник Транспортной полиции. — К счастью, меня пока не просили принимать решения.
К ним подошел офицер, представившийся репортерам как капитан Миднайт. Его щеки пылали.
— Сэр, — резко сказал он окружному инспектору. — Чем мы в настоящий момент занимаемся?
— Пока ждем. А у вас есть какие-нибудь идеи?
— Сэр, неужели мы должны подчиняться бандитам на глазах у…
— Капитан, сделайте одолжение, идите к дьяволу, — утомленно произнес окружной инспектор.
Краска бросилась капитану в лицо. Побагровев до самых глаз, он смерил начальство презрительным взглядом, резко повернулся и зашагал прочь.
— Я его не виню, — сказал окружной инспектор. — Он мужик. А нынче не время мужиков, нынче время торгашей.
— Сэр, — сидевший боком в дверях машины сержант протягивал трубку радиотелефона, — это комиссар полиции, сэр.
В трубке раздался голос комиссара:
— Докладывайте.
— Мы ждем денег. Они еще не прибыли, и я не представляю, как их можно доставить вовремя. Следующий ход их. — Сделав паузу, он медленно проговорил: — Если только от вас не поступит нового приказа.
— Не поступит, — вяло проговорил комиссар. — Я звоню с дороги. Мы едем к вам. Со мной мэр.
— Прекрасно, — сказал окружной, инспектор, — я попрошу зевак, чтобы не расходились до приезда его чести.
Комиссар хрипло задышал в трубку.
— Когда господин мэр прибудет на место, он лично обратится к террористам, удерживающим заложников.
— Что-нибудь еще, господин комиссар? — сдерживаясь из последних сил, осведомился окружной инспектор.
— Нет, это все, — с нажимом в голосе проговорил комиссар. — Больше ничего. Ни единого движения — вы поняли меня, Чарли?
Федеральный резервный банк
За всю шестидесятилетнюю историю Федерального резервного банка президент «Готэм Нэшнл Траст» ни разу не звонил президенту ФРБ по столь ничтожному поводу, как один миллион долларов. Обычно просьба выдать наличные — даже если бы речь шла о куда более значительной сумме — шла по обычным каналам, и процедура в этом случае мало чем отличается от той, какой подвергается любой клиент банка, желающий снять со счета деньги. Коммерческий банк — участник Федеральной резервной системы — выдает доверенность, кассир ФРБ отсчитывает пачки купюр, складывает их в холщовые мешки, опечатывает, после чего мешки относят в присланную коммерческим банком бронированную машину.
Выглядит очень просто, но на самом деле заставить шестеренки ФРБ вращаться вовсе не так легко: Федеральный резервный банк — чрезвычайно хладнокровный организм. И поэтому звонок председателя правления «Готэм Нэшнл Траст» вызвал в ФРБ легкую панику.
Дело даже не в самом звонке — хотя он и сам по себе был событием. Нет, берите выше: потрясениям подверглась освященная десятилетиями процедура выдачи и доставки денег. До сих пор наличные отправлялись из ФРБ в коммерческие банки лишь одним-единственным способом: только что отпечатанные, пахнущие краской купюры упаковываются в пачки по сто штук, каждая пачка заклеивается узкой бумажной бандеролью, пачки связываются по десять штук специальной белой бечевкой — получается небольшая аккуратная стопка. Служащие банка именуют эти стопки, упакованные в оберточную бумагу, «кирпичиками».
В ФРБ не принято паковать банкноты в пачки по 200 штук. Там не принято стягивать пачки аптекарской резинкой, и уж тем более там не принято подбирать исключительно старые купюры. Но, естественно, когда приказ поступает из уст самого президента банка, служащим ФРБ приходится делать то, что в обычных обстоятельствах делать не принято.
Все операции с наличностью проводятся на третьем этаже здания банка на Либерти-стрит, 33. Это неприступная крепость, сложенная из суровых каменных блоков и с решетками на окнах первого этажа. На третий этаж попадают через массивные двери, мимо поста вооруженной охраны. Этаж находится под непрерывным контролем телекамер. Миновав еще одни двери, посетитель проходит в длинный коридор, вдоль стен которого выстроились в ряд тележки на колесиках; их используют для перевозки больших сумм внутри банка, например из хранилища в подвале или обратно. С левой стороны коридора находятся лифты для спуска денег к погрузочным платформам.
Экстренный чек на миллион долларов, подписанный президентом «Готэм Нэшнл Траст», был обработан клерком отдела выплат за несколько минут. Подавляя в себе раздражение, вызванное столь явным нарушением процедуры, клерк отобрал десять связок пятидесятидолларовых банкнот (в каждой по десять пачек), добавил к ним пять связок сотенных (тоже по десять пачек в каждой), сорвал бечевки и обтянул связки крест-накрест резинками. Пятнадцать тысяч банкнот, сложенные вместе, представляют собой внушительную пачку приблизительно в двадцать дюймов высотой и не меньше двенадцати дюймов в длину и ширину.
