Ксения кивнула.
– Может, это как раз тот, кто все это подстроил? – Вова сделал широкий жест рукой, словно обводя всю квартиру.
– Или мужики, претендующие на Ксению, превращаются в мумии? – хохотнул Гена. – Кто-то там в камни превращался…
– Чего?! – Ксения завизжала, как базарная баба, у которой кто-то попытался свистнуть товар.
– Ты что хочешь этим сказать? – напрягся Кирилл Петрович.
– С тобой она согласилась добровольно, – стал рассуждать Гена с самым невозмутимым видом. – Ипполит к ней приставал, а она не хотела, и этот в белом, ангел или кто он там, тоже без приглашения. А Ксения у нас, наверное, ведьма или черная вдова. И все мужики, которые к ней прикасаются без ее согласия, превращаются в мумии. Про Шамиля, кстати, давно не было слышно.
– Ты сам веришь в то, что несешь? – спросила Ксения.
– Знаете ли, в этой квартире поверишь во что угодно, – заметила Агриппина Аристарховна. – Почему бы и нет? Ведь мумии же откуда-то появились!
– А ангел откуда взялся? – спросила Ксения.
– Кто-то же пускает газ, – напомнил Лассе.
– Кто-то убил Лен, – сказал Ник. – Кто-то убил Юрки. Кто-то утопил эту… в ванне. Кто-то зарезал вашего друга, – он кивнул Гене. – Кто-то убил Ипполита.
– И мою веревку кто-то выдернул из дымохода, – напомнил Шедевр.
– Вот именно, – кивнул Ник. – Значит, здесь кто-то есть, кроме нас. Или был. Мы же не исключали эту версию.
– Но где он прятался?! – воскликнул маленький человечек. – Я вчера все облазил и никого не нашел!
– Хорошо, пусть это тот, кто находился здесь с нами без нашего ведома, – серьезно сказал Лассе. – Но труп за одну ночь не может превратиться в мумию. Она год сохла, если не больше!
– Пошли посмотрим в кладовке, – сказала Ксения и встала. – Мне тоже интересно.
– Ты свихнулась, – прошептала я, вспоминая, как кофе покидал мой организм.
– А я тебя с собой не приглашаю, – ответила Ксения. – Ну, мужчины, кто со мной? Заодно стремянку возьмем.
Со всех сторон зазвучал барабанный бой. Потом началось то дикое пение, которое мы уже слышали. Звуки нарастали, затем внезапно стихли – и мы услышали вой милицейской сирены.
Признаться, я никогда в жизни не радовалась никакому звуку больше, чем этому. Милицейская сирена казалась мне райской мелодией, я готова была слушать ее вечно…
– Как оперативно отреагировали, – заметил Кирилл Петрович.
– А если не сюда? – подал голос Лассе.
– Не каркай! – воскликнула Ксения.
– Давайте стучать во все стены, – предложила я. – Просто стучать.
Родька Шедевр тем временем встал на подоконник и смотрел вниз на происходящее на улице.
– Сюда! – объявил он. – Выходят из машины. Ой, а это еще кто? «Криминальная лаборатория» на борту написано. Они же на трупы приезжают.
– Так у нас много трупов, – напомнил Ник.
– Они-то это откуда знают? – спросил Лассе.
– Но мы же им написали, – невозмутимо напомнил Ник.
Иван Васильевич хмыкнул. Вова сказал, что не удивился бы, если бы наши менты вообще не приехали по вызову людей из дома напротив, увидевших в окнах депутата подобные плакаты. Могли бы посоветовать звонить санитарам.
– Что пройдет сквозь решетку у двери? – посмотрела я на Вову с Геной. – Хорошо бы нам постучать во входную дверь. Так мы скорее привлечем внимание.
– Можно стучать в решетку, – заметил Лассе. – Металлом о металл. Это будет громко.
Мы всей толпой высыпали в коридор, и Вова с Геной какими-то инструментами стали со всей силы лупить по решетке.
Мы с трудом услышали звонок – щебет птичек.
Вова с Геной тут же работу прекратили, и мы все стали орать, чтобы нас из квартиры выпустили. Однако у депутата была прекрасная звукоизоляция, да и дверь толще, чем я видела у кого-либо. Правда, у меня нет знакомых депутатов и чиновников.
До нас доносились только голоса, фраз мы разобрать не могли, правда, надеялись, что создаваемый нами шум должен был привлечь повышенное внимание.
– Странно, что голосов с лестницы не слышно, – заметил Лассе. – Как хозяин переговаривается со звонящими в дверь?
– Должно быть какое-то переговорное устройство, – высказал свое мнение Ник. – Но оно, вероятно, отключилось, когда сработала система защиты. Или система защиты включает блокировку звуков. Поэтому и создается впечатление повышенной звукоизоляции.
На прилегающих стенах мы ничего не нашли. Вова с Геной снова стали стучать по решетке. Потом мы все еще немного поорали. С другой стороны опять звонились и что-то говорили.
– На наши окна смотрят, – раздался из-за наших спин голос Родьки Шедевра. – Головы задирают и читают.
Мы с Лассе последовали за Шедевром в кухню.
– Марина, лезь на подоконник и махай им.
Лассе меня подсадил, я увидела на тротуаре под окнами и на противоположной стороне большое количество народа в форме и без. Любопытных граждан собралось больше, чем представителей органов. Правда, я не думала, что меня увидят из-за решетки, даже если снять плакаты.
К нам подтянулся Вова, вслед за мной слазал на подоконник, хмыкнул и слез.
– Что ваша милиция делает в таких случаях? – спросил Лассе.
Вова, Шедевр и я рассмеялись.
– Я думаю, что звонят начальству, – высказал свое мнение Вова. – А начальство в воскресенье вечером уже пьяное. Сейчас лето, значит, на даче. Мобильные телефоны теперь у всех есть, но, конечно, могут быть выключены или валяться в кармане фирменного кителя.
– Предположим, дозвонятся, – не успокаивался Лассе. – Будем думать о хорошем. Дальше что?
– Попытаются найти депутата. Что это депутатская квартира, уже явно выяснили. Станут искать жену, еще каких-то родственников… Это надолго. Но, по крайней мере, они поняли, что здесь что-то не так. И квартира непростая. Ради простого гражданина активность в воскресенье вечером проявлять бы не стали. А из-за депутата, у которого произошло ЧП, могут пошевелиться. Хотя бы ради депутата, ради своих погон.
Следующие два часа прошли в наших метаниях между окнами к входной дверью. Мы стучали по решетке, по стенам, мы гадали, когда нас освободят.
Невозмутимым оставался Иван Васильевич, который устроился в кухне и решил, по его словам, перекусить на дорожку. Я поняла, что голодна, и присоединилась к нему. Ведь если нас освободят, то допросы вполне могут длиться до завтрашнего утра. Я объяснила это Лассе, и он составил мне компанию. Вскоре подтянулись остальные.
– Ну что, прощальный ужин?
Стоявший на подоконнике Шедевр объявил о прибытии телевизионщиков.
– Отлично! – воскликнула Ксения. – На телевизионщиков у меня надежд больше, чем на милицию. Они не уедут, пока не разберутся.
– Снимают окна, – комментировал Шедевр.
Вдруг Ник, ни слова не говоря, метнулся из кухни, вернулся с очередным депутатским плакатом, схватил фломастер с холодильника и написал по-английски «Требую американского консула!». Этим плакатом он заменил надпись SOS. Все телекамеры были направлены на наше окно, в котором менялась надпись.
– Ты собираешься требовать консула? – спросил Ник у Лассе.
– Нет, ни в коем случае. Я хочу остаться в России, – сказал он.
Вова тут же похлопал Лассе по плечу. С другой стороны его похлопал Кирилл Петрович.
– За это дело надо выпить, – предложил Гена и поднял тост за горячих финских парней.
На этот раз мы пили китайскую водку со змеей, найденную Шедевром в каком-то углу. Видимо, депутатскую заначку. Вова сказал, что такая водка в супермаркете стоит две с половиной тысячи рублей. Он все хотел попробовать, но денег было жалко, как и на сосиски, в особенности когда подсчитаешь, сколько на эти деньги можно купить бутылок нашей водки. Бутылка оказалась не такой уж большой, и в ней много места занимала змея и какие-то оранжево-красные ягоды. В результате всем досталось по наперстку. Но никто не расстроился – мы единогласно признали выпитую жидкость гадостью и воздали хвалу отечественному продукту. Лассе заявил, что русская водка – вообще его самый любимый напиток, как и у многих финнов, и вообще для них водка – это символ нашей страны. При слове «Россия» они как раз о ней и думают. Ник Хаус заявил, что удивился ее вкусу (еще во время распития с бывшим родственником Паскудниковым). В Америке водка не имеет вообще никаких привкусов. Наибольшее впечатление на американца произвела перцовка.
Потом мы разрезали змею на маленькие кусочки и тоже попробовали. Пришлось долго заедать очередной порцией макарон с тушенкой. Никак было не отделаться от мерзкого привкуса во рту. И как только китайцы пьют и едят эту гадость? И еще за две с половиной тысячи?!
Когда мы уже пили чай, за окном началось развитие событий. Подъехали две машины с поднимающимися люльками. С таких иногда устанавливают рекламу и чинят уличные фонари. Как мы вскоре поняли, машины раздобыли телевизионщики. Они встали под нашими (то есть депутатскими) окнами, в них залезло по два человека – репортер и оператор (судя по телекамере) – и люльки поплыли вверх.
