У меня в голове пронеслось, что он и пошел в услужение к ним лишь для того, чтобы задавить это подлое чувство в себе самом. Они — его беззащитная жертва его же мерзкого нрава. При этом они этого не знают и никогда не узнают. Он — насильник! Провокатор! Любое замешательство вокруг этих детей он считает своей мелкой победой над своими же страхами и своей же брезгливостью к ним.
«Вот, — кричит все в нем, — есть же люди хуже меня! Они презирают и боятся этих несчастных, а я окунаюсь в их слюнявый мир с головой и выхожу оттуда очищенным от смертного греха гордыни!»
Он тайно наслаждается любой искренней реакцией непосвященных людей и готов метать в их сторону ненавидящие, холодные взгляды. Может быть, я тогда и ошибся, но мне показалось, это как раз та его реакция и была паническим указующим жестом на тех, кто действительно не похож на нас от рождения.
С отношением к гомосексуалистам у таких лицемеров и ханжей, как тот бородач, тот провокатор, происходит почти то же самое. Это даже подлее, чем просто открыто ненавидеть и презирать их.
Кейт и Джулия — кузины. То есть родная сестра отца Кейт является матерью Джулии. Это не помешало им лет десять назад понять, что они ближе друг другу, чем обыкновенные кузины. Просто их знакомство зависело не от слепой случайности, а было запрограммировано самой природой. Все, что случилось с ними за последние десять лет, по-моему, находится в прямой зависимости от их взаимного чувства. Что касается меня, мне их жаль больше, чем других. Хотя понаделали они столько, что этого век не расхлебать ни каждой по отдельности, ни обеим вместе.
Я довольно долго болтался в Рио. Нужно было в очередной раз найти одного типа и проследить за его делами. Меня именно для этого отправил туда мой шеф из Сан-Паулу. Тот тип ему здорово попортил кровь. Его звали Тимоти.
Почему я его сейчас вспомнил? Ах да… Он тоже был человеком нестандартной половой ориентации. То есть он был убежденным и неисправимым гомосексуалистом. Я знаю, что одних исправляет время, а других убеждает в обратном. Но это их дело. Хотя мне не нравится. Порой даже противно.
Один такой парень с усмешкой сказал мне: «Попробуй, а потом суди». Во-первых, я никого не судил, а во-вторых, какого черта я буду пробовать то, от чего меня тянет блевать? Вам нравится, вы и пробуйте. Мне все равно. Единственное, что могу сказать: мерзавцев среди гомосексуалистов я встречал куда меньше, чем среди таких, как я. Может быть, потому что их меньше? Или потому, что они заняты тем, что отнимает все их душевные силы и вообще очень напрягает эмоционально? Им не до нашей суеты. Она у них своя.
Этот Тимоти влюбился в одного женатого парня, а тот над ним посмеивался. Однажды Тимоти предложил ему все свое состояние (нешуточное!) в обмен на взаимность, хотя бы телесную. И тот вдруг согласился. Он в конце концов разорил несчастного Тимоти до дыр. Я вернулся к шефу и доложил, что с Тимоти больше нечего спрашивать. Его пустил по миру жуткий негодяй. А еще подсадил на наркоту. Намеренно, чтобы тот поскорее окочурился.
Мой шеф (я о нем уже не раз вспоминал) был человеком очень непростым. Вроде бы временами ничего себе мужик, а временами — зверь и даже, я бы сказал, падальщик. На этот же раз он просто сошел с ума. Мне кажется, от той обидной мысли, что Тимоти когда-то увел у него хитростью и коварством почти миллион долларов, а теперь у того другая сволочь увела больше чем миллион. Значительно больше! Раз в пять. Что теперь с него спрашивать, с нищего наркоши? От такой безысходности кто угодно рехнется.
Спросили с того, с другого. Не с Тимоти. Из его наглой глотки вырвали свое кровное вместе с гландами. Шеф так выразился. Вот что значит не уважать человеческие слабости и даже пользоваться ими во вред не только этому человеку, но и другому, которого тот человек обидел первым.
Кейт и Джулия тоже заработали себе врагов. Но тут уже речь не о каких-то жалких пяти миллионах долларов, а о суммах совершенно другого порядка.
Все началось, когда мужья, узнав о столь обидной и неожиданной измене, почти одновременно выставили их за дверь, и обе женщины вынуждены были задуматься о том, о чем раньше за них думали их благоверные, — о средствах к существованию. А о них думать приходится так же, как о жизни вообще.
Джулия имела небольшой домик в окрестностях Лондона, в модном райончике Notting Hill. В 1999 году голливудская кинокомпания вместе с англичанами сняла там фильм с Джулией Робертс в главной роли. С тех пор этот район стал привлекать снобов и гламурных девиц. Стоимость домов взлетела вверх так, словно под каждым из них закопан клад пирата Моргана.
Джулия унаследовала дом в Notting Hill, рядом с Portobello Market[12], задолго до того, как продюсерам пришла в голову мысль создать тут свой шедевр. Она посмеивалась, что Джулия Робертс снялась в фильме лишь потому, что знала о своей толстой тезке, владеющей здесь домом и магазинчиком курительных принадлежностей и табака. Магазинчик, скорее даже лавка, достался ей от покойного дядьки по линии отца — от мистера Генри Кроу, бездетного и тяжелобольного человека, имевшего в жизни лишь две горячие страсти, окончательно его сгубившие, — курение трубок и торговлю.
Раньше Джулия жила с мужем в Hampstead[13], рядом с кладбищем, на котором когда-то, в стародавние времена, упокоился величайший фантазер планеты Карл Маркс. Дом и магазинчик покойного мистера Кроу в Notting Hill они сдавали датчанам, которые уже давно прижились в Лондоне и теперь вели оживленную торговлю недорогим табаком и трубками. Аренда приносила семье Джулии неплохой годовой доход, хотя за магазин семья получала не фиксированную плату, а всего лишь 15 % от прибыли датчан.
После решения Джулии и Кейт основать общий семейный очаг Джулия отказала датчанам и даже перекупила у них за немалые деньги (ее личные последние накопления) бизнес со всеми их запасами табака, трубок и всевозможным сопутствующим товаром. К прилавку встала Кейт, а финансовыми расчетами и улаживаниями неприятностей с налоговыми органами занималась, на правах главы новой семьи, Джулия.
Они решили переехать сюда и заняться семейной торговлей, когда побывали на зажигательном местном августовском карнавале.
Я знаю, что такое карнавал, потому что бразильянец по отцу. Когда жил в Бразилии, не пропускал ни одного ежегодного карнавала и даже тосковал по нему во время изнурительной работы в сумасшедшем доме в Нью-Джерси, в США, у моего полубезумного родственника. Но тогда я не мог вернуться в Бразилию по известным причинам.
Все, кто когда-либо посещал наши карнавалы, клянутся, что всю оставшуюся жизнь проведут именно здесь. Это же я слышал от эмоционально несдержанных туристов в Венеции. Но карнавалы заканчиваются, ветер разметает по улицам мусор, а в памяти остаются бессонные ночи, пропавшие кошельки, расквашенные носы, а у кого-то еще и венерические болезни.
Но в Notting Hill дело обстоит не так. Это же Англия! Тут все начинается вовремя, проходит по расписанию и заканчивается так же в положенный срок, как и началось. Потом жди последнего воскресенья следующего августа.
Кейт и Джулия, получив сдержанный заряд бодрости на очередном таком карнавале, окончательно решили порвать с семьями и переехать сюда. Но торговля не пошла. То ли датчане, переехавшие на соседнюю улочку и оставившие Джулии не лучший свой товар, переманили покупателей, то ли ни Джулия, ни Кейт торговать в розницу не были приучены, то ли им было вообще наплевать на чадящих капризных джентльменов.
Джулия не сумела уговорить налогового инспектора отсрочить выплаты налогов хотя бы на полгода, а банк, в котором еще старыми хозяевами, оказывается, был в обход всех законов заложен магазин, не считал возможным пересмотреть условия заклада. Магазин отлетел банку, который тут же сделал в нем свое малюсенькое отделение, а налоговый инспектор навалил на плечи двух женщин непомерный долг.
Перспектива бесконечных, изнурительных и страшно дорогих судов с банком, с датчанами, с местными занудами из администрации была настолько туманной, что не хотелось не только начинать весь этот тоскливый процесс, но даже и думать о нем.
Обращаться к своим бывшим семьям ни Кейт, ни Джулия не желали из гордости. За душой у них больше не было ни пенни.
Дело чуть было не дошло до долговой тюрьмы. Джулия шутила, что это единственный для нее способ наконец похудеть, а Кейт заливалась слезами и жалась к ней под сдобный бочок по ночам. Так и засыпали лишь под утро — одна всхлипывая, а другая печально улыбаясь в серую муть лондонского рассвета.
Однажды в полдень к ним требовательно постучали в дверь. Кейт в тот день куксилась от никак не заканчивающегося ленивого гриппа. Дамы тревожно переглянулись, и Кейт истерично вскрикнула:
— Они пришли за тобой, Джу!
