Ага, с равным успехом мне нельзя не уважать мюзиклы.
Вообще-то это несправедливо. Я наслаждался фигней из «Рока на века»[48].
– Так что эдаким манером мы стоим пару минут, – продолжает Ши. – И мне приходит в голову, что я ни фига не знаю, как заправлять практической стороной папиной компании.
Руди снова разражается своим ласковым смехом.
– И нечего и говорить, что я в бухгалтерии ни бум-бум.
Полагаю, употребление выражения «я ни бум-бум» практически гарантирует, что именно так и есть.
– Так что малец обходит вокруг стола и преспокойненько всаживает в парня, которого я подрезал, парочку, чем и приканчивает его. Теперь у нас обоих есть кое-что друг на друга, понял?
Должно быть, папаша Ши был нечестивой жопой, а у Руди своих детей не было. Они будто получили второй шанс на жизнь. Готов поклясться, у них даже есть планы в осенних тонах позапускать змея и прочая туфта в том же духе.
– Теперь мы повязаны, – резюмирует Ши. – Кровные узы. Мы – две стороны одной медали.
– Этот мудак, наверное, гадает, как мы его нашли, – высказывается Веснушка.
Честно говоря, мудаку уже до лампочки. Они меня нашли, и если я буду знать, как именно, я не стану ни капельки менее найденным. Вообще говоря, если б они меня не нашли, я бы уже был трупом.
– В моей машине есть GPS, лох, – сообщает Веснушка, стуча мне костяшками по лбу, будто я дурачок. – Я позвонил в мониторинговую компанию, и там мне сказали, где она припаркована. Мы обшаривали гараж отеля, когда появились эти двое копов и закатили тебя в зад своей машины. Вообще-то мне надо их поблагодарить. Выволакивать трупы из отелей – жуткая мутотень. – Он подмигивает Ши. – Как мы узнали на собственной шкуре, правда, О-Шиник?
– В точку, Руди Эл. Завтра у меня будет ломить квадрицепсы.
– Эта гребаная молодежь, – жалуется Сломанное Орудие. – Гребаные квадрицепсы и все такое. Придется учить совсем новый жаргон.
– Это просто аменция, – ворчу я, преподавая ему первый урок.
Ши хлопает себя по карманам, пока не находит энергетический батончик, и я думаю: «Нет, только не начинай есть».
Но он ест, прямо у меня перед носом. Превращая батончик в клейкую жижу, причмокивая своими мясистыми губами в обрамлении бородки, под этим углом, да простит меня господь за подобные мысли, смахивающие на мокрощелку.
Я думаю, не врезать ли Ши головой, но тогда часть его помоев может попасть мне на лицо, так что я, понурив голову, жду, когда же это закончится. И слышу, как он все чавкает и чавкает.
– Я прошелся по твоим карманам, Макэвой, – сообщает Веснушка. – Забрал свое. Проверил твои звонки. Похоже, единственная эсэмэска, которую ты отправил Майку, – подтверждение, что пацан убит. Это все, что известно Майки?
– Всем известно, – ухитряюсь пролепетать я. – У меня есть друг среди «фараонов».
– Не, – возражает Веснушка, – фуфло. Ты пытался выиграть немного времени. Насколько я знаю Майка, он в этом… как оно на хер? Клойстерсе? Празднует. Надирается. Следующие пару дней Ирландец Майк Мэдден, двурушная жопа с ручками, открыт как на ладони. И позволь мне сказать, я собираюсь вогнать кол прямо в эту открытую жопу.
При нормальных обстоятельствах перспектива чьего-то летального визита к Майку меня бы не сломила, но тут мне приходит в голову, что я буду мертвее мертвого еще до того, да плюс и Зеб может оказаться у Майка. Хотя если Зеб получит ранение мягких тканей или лишится половины яичка, я не так уж и расстроюсь.
– Клянусь, – говорю я, – я передал весточку. Вы, парни, в бегах.
Ши на это покупается.
– Руди, мы в бегах.
Но стреляного Веснушку на мякине не проведешь.
– Мой парень говорит, что на сканерах ничего нет, да и на веб-сайте тоже. Ни хера. Но для надежности придержим этого типа еще пару-тройку часов, если вдруг понадобится заложник. По-моему, если до утра ничего такого не услышим, мы чисты.
– Значит, нам надо только подождать, пока тачка будет готова, и прихватить нескольких ребят, чтобы свозили тебя на прогулку.
Веснушка – профи по части устранения трупов. Он не станет убивать меня здесь, потому как я массивный сукин сыночек и тащить мертвый груз им придется вшестером. Так что они подгонят навороченный катафалк. Видел я подобные дроги в Ливане. Помню, мы захватили обычный с виду «Рено» и обнаружили, что внутри он весь из себя напичкан холодильником для частей тела. Мальчики Веснушки отвезут меня куда-нибудь, заставят спуститься в готовую могилу и пристрелят на месте. Вполне рационально. Именно так бы я и поступил, будь я хладнокровным убийцей; может, докинул бы для полной меры Кригера с Фортцем заодно с парой кусков туш животных, чтобы у криминалистической лаборатории крыша поехала. А будь у меня лишняя минутка, нацарапал бы на лбу Ши маркером пару строф клингонской поэзии. Я мог бы загнать следствие в тупик на многие месяцы.
– Да брось, Руди Эл, – подает тут голос Ши, и я могу поклясться, в этом голосе нет и следов надлома, разве что возбуждение. – Давай сделаем это. Ты да я.
Это уже через край.
Ой, минуточку. Может, я неправильно понял?
– Давай закончим работу. Мы можем прикончить этого гребаного козла. Ты да я.
Благодарение Господу. Пацан просто хочет прикончить меня лично.
– Не знаю, – отвечает Веснушка. – Этому типу палец в рот не клади, а я не хочу, чтобы ты пострадал.
– Да брось, Руди. – Пацан уже умоляет, будто хочет нарушить правила Санты и открыть подарок еще до Рождества. – Завтра я возвращаюсь к корпоративной жизни, но сегодня вечером хочу побыть гангстером, как ты.
Ши приводит хороший аргумент. И подает его грамотно. Он окончательно скрепил сделку репликой «как ты» на конце. Держу пари, в Гарварде он входил в дискуссионную команду.
– Разве при виде этих глаз откажешь? Погляди на парня, Макэвой. Нам предстоит заправлять этим городишкой.
У меня нет сил ни на что, но мое тело спазматически дергается само по себе, и Сломанное Орудие принимает это за подтверждение.
– Ты будешь первым, кого казнит Эдвард Ши, не считая уже подраненного парня. Это большая честь.
Класс. Улет. Дождаться не могу.
Спасибо тебе, Дрюкапалуза. Клево прокатились.
* * *
Должно быть, я в шоке, а может, седатив, подмешанный Эдит мне в ви́ски, еще не покинул моего кровеносного русла, потому что я воспринимаю эту фигню насчет неминуемой смерти очень безмятежно. Я смутно осознаю, что не хочу умирать нынче вечером, но не нахожу в себе достаточно энтузиазма, чтобы поддержать эту идею. Мне знакома подобная апатия, эта свинцовая летаргия, этот распространенный симптом ПТСР[49], но ПТС уже далеко, я сейчас аккурат в окружении ТС. Может статься, С после последнего ПТС только-только обрушился на меня. Получается, то, что я чувствую, – результат видео с пытками. Я искренне надеюсь, что Кригеру с Фортцем прострелят потроха, когда они будут прорываться в Мексику. Ну не смешно ли, что мысль об их смерти вдохновляет меня больше, чем о собственной жизни?
Просто на всякий случай: есть пара-тройка человек, не догадывающихся, что означают буквы ПТСР, и потому скажу, что это вовсе не Педик Тычет Сраку Раком, как однажды предположил мой дружбан Зеб, хотя должен сознаться, что при этом посмеялся, хоть это и не очень культурно с моей стороны. Зеб обратил это в дежурную шутку. Когда я приволок его на Бродвей поглядеть со мной постановку «Рока на века», он утверждал, что страдает от постдраматического стрессового расстройства. По-моему, получилось малость натянуто.
Они оставляют меня в одиночестве на пару часов, время от времени наведываясь, чтобы убедиться, что я по-прежнему прикован к батарее подвернувшейся цепью, выглядящей так, будто ее доставили на север по подземной железной дороге пару столетий назад. Я чувствую себя виноватым, что не пробую сбежать, но у меня попросту нет ресурсов. Меня дважды вырубали, избили откровенно непристойной дубинкой и долбанули «Хаммером». Это уже тянет на рекорд.
Так что я дрыхну на полу, и даже тот факт, что по пробуждении я отправлюсь в путешествие без возврата, не может мне помешать отключиться. Однажды в приемной Саймона Мориарти я читал статью, где говорилось, что подсознание держит ключ наготове. В чем бы ни состоял вопрос, ответ на него уже таится у вас внутри. Так что, быть может, мое глубинное естество выдаст на-гора ключ к этой дилемме. Я скажу себе что-нибудь эдакое, чего не знаю. Что я буду в полном шоколаде, потому что обычно подсознание выдает мне лишь фобии и бихевиоральные тики. Хитрость в том, чтобы очнуться и проорать первое же слово, пришедшее на ум. Это называется аутоманифестацией или, цитируя Зебулона, «кусок психопатического боббемисеха». Я толком не знаю, что именно означает «боббемисех»[50], но могу представить, что ничего лестного. Хорошие вещи редко фасуются кусками.
В эти несколько часов прерывистого забытья мне что-то снится, не просветив меня ни в малейшей степени, если только добрый старый папаша, обматывающий мне голову техническим скотчем, приговаривая: «Хороший солдат, хороший солдат», не является ответом на молитвы мира.
