– Сколько стоит вся коробка? – Лив показала на пластиковый контейнер со сладостями.
Дэниеэль напустила на себя такой вид, будто решала в уме сложнейшую математическую задачу, и ответила:
– Двадцать баксов.
Лив сунула в сумочку руку и припечатала к прилавку двадцатку.
Растягивая удовольствие, продавщица достала ключ, привязанный шнурком к большому куску пластика, и положила перед собой.
Лив схватила его, бросилась к туалету и открыла дверь. Томми влетел внутрь, сорвал штанишки и брызнул струей еще до того, как успел добежать до унитаза.
А когда закончил, из его груди вырвался громкий вздох облегчения.
Он кивнул, глядя на мать широко распахнутыми глазами.
Лив посмотрела на мочу на полу и стульчаке. Стоило бы оставить это ведьме за кассой, но той только это и требовалось – потом Дэниэль всем наперебой станет рассказывать, что они с Томми вели себя в «Паркере» как вандалы. Поэтому Лив все сама убрала, а на обратном пути бросила ключ на прилавок. Уже подойдя к двери, она остановилась, вернулась обратно и сгребла огромную коробку со сладостями. Переступив порог, она почувствовала, как ей сверлит спину злобный взгляд Дэниэль.
– Добро пожаловать домой, – прошептала Лив.
Глава 21
Лив остановила автомобиль на подъездной дорожке и нахмурилась. Дом ее детства отчаянно нуждался в ремонте. Живые изгороди давно надо было подрезать. Ставни на окнах рассохлись, краска облупилась.
Синди встретила их на пороге, все такая же неухоженная: давно не крашенные волосы отросли и на два дюйма сверкали сединой. На женщине были брюки из полиэстера и поношенный кардиган.
Старшая сестра Лив никогда не любила прихорашиваться, и раньше многие удивлялись, как они вообще могут быть родственницами. В старших классах весь город признавал Лив писаной красавицей и трижды провозглашал ее Ирригационной Королевой во время пышной церемонии, проводимой каждое лето. Она унаследовала утонченные, где-то даже аристократические черты их покойной матери. А Синди была вся в отца: такой же крупной, с широким носом и таким же широким лицом.
– Это кто же у нас такой? Неужели Томми? Глазам своим не верю, – произнесла своим скрипучим голосом Синди. – Когда я видела тебя в последний раз, ты был совсем еще крохотуля.
Эти слова были адресованы не столько Томми, сколько Лив.
– Ага, это я, – убедительно заявил мальчик.
– Ну тогда заходи, обними свою тетушку.
Томми на миг застыл в нерешительности, но все же медленно подошел и обнял ее, отвернув в сторону лицо.
– Прости, что опоздали, – извинилась Лив, – сначала задержали рейс, потом…
– Часы посещений вот-вот закончатся, – перебила ее Синди, – поэтому, если хочешь увидеть его сегодня, нам лучше ехать сразу.
В фургончике Синди не было кресла для ребенка, и они уселись в машину Лив. Сестра бросила взгляд на гигантский контейнер со сладостями между передними сиденьями, но вопросов задавать не стала. Немного погодя они уже катили по уединенной автостраде в дом престарелых. По обе стороны от дороги простирались бескрайние поля с телефонными столбами, на проводах которых покачивались птицы.
– Мне сказали, у нас неделя на то, чтобы его куда-нибудь пристроить, – заявила Синди.
– А если нет? Они что, вышвырнут старика с болезнью Альцгеймера на улицу?
– Да нет, просто наймут баснословно дорогую сиделку, поместят его в самую дорогую комнату и будут сосать из нас деньги до тех пор, пока мы не отступим.
– А ты искала другие пансионаты?
– Большинство из них не хотят брать пациентов, норовящих куда-то улизнуть, и уж тем более склонных к деструктивному поведению. К тому же там дорого.
– Насколько?
– В четыре раза больше нашей нынешней платы.
Лив хохотнула. Они и эти «Сумеречные луга» едва могли себе позволить.
– Мы не можем швыряться деньгами. Мэгги поступает в колледж, нам придется туго, и средств едва ли хватит даже на платежи по ипотеке.
Она подозревала, что дела обстояли еще хуже, но после последней ссоры она отдала ежемесячные счета в ведение Эвана и теперь пребывала в блаженном неведении. Хотя и знала, что платить придется.
Синди смотрела перед собой на равнину, протянувшуюся на многие мили.
Лив не хотела этого говорить, но другого варианта попросту не видела.
– А как насчет дома? Ты никогда не думала его продать?
– И куда я пойду? – возмутилась Синди.
– Не знаю. Он такой большой. Тебе можно было бы…
– Что? Снять комнату над «Трубоукладчиком»?
– Нет, конечно же.
Синди вполне вписалась бы в суровую, несговорчивую публику, снимавшую комнаты над единственным в городе баром. Перед тем как встать у руля местного почтового отделения, сестра, как и их отец, тоже работала на местном заводе. Тяжкий труд на конвейере бок о бок с заключенными, осужденными на пожизненный срок, отнюдь не сгладил острые углы ее натуры.
Лив тут же себя отругала – нельзя быть такой резкой. У сестры, как и у конфет из магазинчика, была твердая оболочка, но мягкая сердцевина.
– Я понимаю, что с твоей семьей город обошелся нехорошо, но это моя жизнь.
Уезжать из Адейра Синди отказывалась наотрез. Большинство жителей никак не припоминали ей родство с Пайнами, опасаясь, как бы она после этого не стала выбрасывать их почту.
Тишину нарушал только шорох кативших по дороге шин.
– И что, их никак нельзя убедить оставить его там? – наконец спросила Лив.
Синди в ответ только нахмурилась.
– Неужели все так плохо? – уточнила Лив.
– Папа четыре раза сбегал. А на прошлой неделе швырнул в стену грелку и обозвал сиделку, – из-за сидевшего рядом Томми Синди понизила голос, – нехорошим бранным словом на букву «п»…
Лив помассировала виски. Они провели здесь всего час, а у нее уже раскалывалась голова.
– Можешь поверить мне на слово, – продолжала Синди, – я сцепилась с тамошним персоналом. Они пригрозили больше меня не пускать. Не кого-то, а меня! Уму непостижимо.
Лив вполне могла постичь это своим умом.
