жили в разных мирах.
Говорить сейчас нужно было с тем, кто не поверил.
– Точно он, – шепнула Александра на ухо брату.
Ян никак не отреагировал, но она не сомневалась, что он услышал. При хозяйке квартиры и правда не следовало обсуждать это.
– Так где мы можем поговорить с Вячеславом Денисовичем? – поинтересовался Ян.
Хозяйка квартиры по-прежнему ничего не понимала, но решила, что у нее проблем все-таки не будет. Она торопливо убрала фото сына в карман застиранного халата и кивнула на дальнюю дверь.
– А где он может быть? Он всегда на одном и том же месте. Вы уж извините за бардак…
– Об этом можете не переживать.
В двухкомнатной квартире каким-то чудом умещались восемь человек. При таких условиях парализованному старику и мечтать о собственной комнате не приходилось. Ему обустроили место у окна – обычную кровать, на которой собрали такое количество подушек, что из них впору было построить крепость.
Рядом, у стен, располагались двухъярусные кровати, на которых ночевали дети. Но вот днем внуки не горели желанием оставаться рядом с дедом, в спальне было пусто, и Александра прекрасно понимала, почему. Воздух был наполнен тем густым тяжелым запахом, который возникает при плохом уходе за лежачим пациентом. Смесь давно не мытого тела, переполненных подгузников, старой одежды… Открытое окно не спасало. Вячеслав Гаевский был до подбородка накрыт старым ватным одеялом, и Александра не хотела даже представлять, как он выглядит под толстой тканью. Одно лишь изможденное, посеревшее, покрытое седой щетиной лицо говорило о многом.
Когда близнецы подошли поближе, Гаевский медленно перевел на них взгляд. Его лицо оставалось пустым – лицо манекена, не больше. Похожее на живое, но не способное никого обмануть этим сходством.
– Мы пришли поговорить о вашем внуке, – сказал Ян. Им обоим приходилось стоять у кровати, нависая над Гаевским, стульев в захламленной комнате не было, а садиться на не заправленные детские кровати было как-то неловко.
Гаевский не отреагировал. То ли не понял смысл слов, то ли не верил, что здесь можно сказать что-нибудь новое.
Так не годится. Александра знала, что выгонять их отсюда не будут, время вроде как не ограничено. Однако она не сомневалась в том, что скоро сюда сунутся как минимум дети, а то и вовсе хозяйка квартиры. Гаевского нужно было выводить из затянувшегося транса немедленно – пусть даже шоковым способом.
Александра нашла в телефоне фото Тимура, снятое в поселке, и показала пожилому мужчине. Снимок был сделан издалека, такого бы не хватило, чтобы доказать поразительное сходство двух мальчиков. Однако Гаевскому оказалось достаточно и этого.
– Откуда?.. – прохрипел он. Похоже, он давно уже ни с кем не говорил.
– Это сейчас не так важно. Мы бы хотели поговорить о вашем внуке.
Однако Гаевский уперся:
– Откуда фото?!
Это было нехорошо. Если он повысит голос еще чуть-чуть, их услышат в соседней комнате. Да и злость в его глазах Александре не нравилась – при таком настроении нормального разговора не будет. Она прикидывала, как настроить старика на нужный лад, но брат ее опередил.
– А какая разница? – спокойно спросил Ян. – Где бы ни было снято это фото, где бы ни находился этот ребенок, вы не сможете встать и побежать туда. Зато мы можем туда попасть. И когда попадем, будет лучше, если мы уже будем знать всю правду.
Вряд ли он действительно чувствовал такую уверенность, но врал убедительно. Старик продолжил хмуриться, зато больше не вопил.
– Нам нужно знать вашу версию событий, – признала Александра. – Что случилось в том лагере? Почему вы не поверили, что Ваня утонул?
Внушение помогло: на этот раз старик им ответил.
Вячеслав Гаевский любил всех своих внуков. Это никак не мешало ему периодически уходить в запои. Он не мог оставаться с детьми постоянно, давние страхи его догоняли, и он прятался от прошлого, как мог. Но когда он был трезв, он с удовольствием водил внуков в парк, за грибами или на рыбалку.
Он любил всех детей сына, однако Ваня определенно был для него особенным – потому что напоминал Вячеславу его самого в детстве. Подвижный, не унывающий, любопытный настолько, что он готов был принять наказание, лишь бы выяснить то, что ему нужно. Слушая это, Александра вспоминала мальчика, который жил теперь в соседнем коттедже. Он, ну точно, он…
Против поездки в лагерь тем летом Гаевский не возражал – его внуки периодически отправлялись куда-нибудь за счет неравнодушных людей. А вот когда его настигла новость о смерти внука, не поверил. Не мог Ваня утонуть, что за бред вообще? Дурацкая шутка!
Однако сообщение оказалось не шуткой, Гаевский понял это на похоронах внука. Но даже тогда он не поверил, фарс с пустым гробиком разозлил его. Он устроил истерику. Его выгнали вон. Гаевский видел, что его сын и невестка приняли Ванину смерть, отпустили ребенка и готовы были жить дальше. Это делало его единственным человеком, который мог добиться для мальчика хоть какой-то справедливости.
– Я же знал, на что он способен, я его учил! – доказывал Гаевский. Теперь, когда он разговорился после долгого молчания, слова давались ему куда легче, хотя голос все равно остался хриплым. – Он не просто бултыхался на поверхности, он рыбкой плавал! Но вдруг он утонул и тело не нашли, как удобно!
– В лагере сказали, что он полез в бурную реку, – напомнил Ян.
– Чушь!
– Вы сами сказали, что он был невысокого мнения о запретах.
– Зато он не был идиотом! Если Ванька что-то нарушал, значит, так было нужно – он мог новое узнать или ему было весело. Но вот так жизнью рискнуть… Совсем на него не похоже!
– Он мог не воспринимать это как риск, – указала Александра. – Та речка казалась спокойной, наверняка красивой в окружении леса. Он мог прыгнуть в нее просто ради нового опыта.
– Не мог он, он все понимал… Но даже так, я решил отталкиваться от худшего. Может, его обманом в ту речку заманили? Или толкнули? Я такое допускал. Вы не думайте, что я просто говорю тут. Я все проверил!
Пить Гаевскому больше не хотелось, а хотелось действовать. Мозг бывшего военного, оправившийся от алкогольного дурмана, работал с удивительной четкостью. Гаевский отыскал и лагерь, и реку. Он не стал ограничиваться осмотром, он прыгнул в воду сам.
Течение оказалось сильным, но далеко не сокрушительным. Гаевский легко выбрался из воды – и не сомневался, что с этим справился бы и выносливый маленький мальчик. Особенно если по берегу якобы метался воспитатель, готовый ему помочь. В лесу не ревел горный
