убита. На нем значился адрес этого самого Дэнни Пила. Надо будет с ним поговорить. Узнать, как конверт оказался у Анжелы. Что это за конверт и что в нем такого важного. А если рядом будет человек, знакомый с Дэнни, это может облегчить задачу. Разговор станет более открытым. Более доверительным. Более плодотворным. И возможно, гораздо менее тяжелым.
– Ну что ж, ладно, – сказал Ричер. – Спасибо.
– Пожалуйста, – отозвалась Ханна и на секунду задержала на нем взгляд. – Скажите мне только одно. Мне очень любопытно. Где ваши вещи? Куда они подевались?
– Никуда.
– Да бросьте. Мне-то уж можно было бы сказать.
– Говорю же, никуда не подевались.
– Правда? Вот послушайте, что я об этом думаю. Вы появились в городе. Познакомились с женщиной. Провели у нее ночь. Может быть, несколько ночей. Чем-то ее обидели. Или злоупотребили ее гостеприимством. Не стали съезжать, хотя она вам об этом настойчиво намекала. Тогда ей все это надоело, и она выбросила ваше барахло. Или порезала на куски, к чертовой матери. Или сожгла. Точно. Признайтесь, сожгла, да? Ну что вам стоит?
– Хорошо. Она все сожгла.
– Правда?
– Нет.
– Тогда где же оно?
– Да здесь, со мной. У меня в карманах.
– Ну что может поместиться у вас в карманах?
– Все, что мне надо.
– Так-таки все?
– Да, все. На данный момент.
Свою деятельность Бруно Хикс и Деймон Брокман осуществляли, исходя из убеждения, что все заключенные в уинсонской тюрьме делятся на четыре категории. Другого не предполагалось, поскольку так было предписано. Но Хикс и Брокман не понимали одного: на самом деле этих категорий было не четыре, а пять.
Более того, пятая категория заключенных была самой старой. Она существовала за много лет до того, как тюрьма перешла в руки компании «Минерва». Эта категория не была выделена профессионалами своего дела. Ни врачами. Ни психологами. Ни бухгалтерами. И уж совершенно точно не юристами. Ее определил лично Кёртис Ривердейл. Основываясь на своем десятилетиями накопленном опыте. На своей врожденной способности видеть людей насквозь. Умении подмечать все, что обычные люди стараются тщательно прятать. Например, безнадежное отчаяние. Или исключительную жадность. То есть то, на чем можно сыграть. Вынудив заключенного устроить так, чтобы его жена или, скажем, сестра приезжала к нему на свидание только тогда, когда это было нужно Ривердейлу. А потом сидеть за стеклянной перегородкой и ждать, пока страж из «старой гвардии» не проводит женщину в кабинет Ривердейла. И пока Ривердейл не отрепетирует с дамой ее визит к узнику.
Иногда Ривердейл, дабы придать ситуации новизну и остроту, позволял присутствовать при этом и заключенному. Беднягу пристегивали наручниками к стальной перекладине, нарочно для этой цели вделанной в стену в коридоре. А дверь оставляли открытой. Впрочем, не полностью, только щелочку. Не столь широкую, чтобы видеть, что происходит в комнате. Но вполне достаточную, чтобы заключенный все слышал.
На тот вечер у Ривердейла был как раз запланирован такой визит. Приезд жены одного из новеньких. Кёртис с нетерпением ждал ее. Если она оправдает его ожидания, можно будет пригласить ее и днем в пятницу. Чтобы отметить возвращение Уинсона к привычной деятельности.
Если, конечно, все пойдет согласно намеченному плану.
Чем дольше Ханна Хэмптон крутила руль машины, тем меньше болтала.
Разговорилась она после того, как приняла решение не высаживать Ричера возле автобусной станции. И ей вдруг захотелось узнать о нем все. Понять, что за человек сидит рядом с ней, что заставило его уйти из армии и кочевать по всей стране, без работы, без видимой цели. Человек, не имеющий своего дома, куда он мог бы вернуться. Человек, у которого нет даже личных вещей. Она стала расспрашивать Ричера о его детстве. О родителях. О брате. Про то, что он чувствовал, когда узнал об их смерти. Про то, как сказалось на его личности то обстоятельство, что все детство он рос на разбросанных по всему белому свету военных базах. Рассказ Ричера о своей службе военным полицейским очаровал и восхитил ее. Ей захотелось услышать и про лучшее дело, которое довелось расследовать Ричеру. А также про худшее его дело. Обо всем таком, что до сих пор не дает ему покоя. Хотелось узнать, почему он бросил службу. И что он чувствует теперь, оказавшись брошенным на произвол судьбы, после того как на протяжении тринадцати лет подвергал свою жизнь опасности ради других людей.
Ричер был рад отвечать на ее вопросы. Говорил он просто, искренне, ничего не приукрашивая. Стараясь, чтобы его рассказ носил только позитивную окраску. С негативными фактами в своей прошлой жизни он давно смирился. Разговор неспешно шел своим чередом, под шуршание шин по асфальту, порой прерываемое стуком колеса, попавшего в выбоину. Навигатор в мобильнике Ханны подсказал, что надо свернуть на шоссе I-70. Перед ними вдаль простиралась дорога. Горы в зеркале заднего вида съеживались, становясь все меньше, и наконец вовсе пропали в далекой дымке. Ханна гнала машину на восток, все дальше от Денвера, они срезали путь по диагонали и оказались почти на границе штата. Потом снова свернули. На этот раз прямо на юг. Пересекли узкую полоску территории рядом со штатом Оклахома. И продолжили путь по просторам Техаса.
Разговор стал постепенно иссякать, после того как Ханна затронула тему отношений Ричера с женщинами. Ее вопросы он обратил к ней самой, от прямого ответа она уклонилась и стала рассказывать о своем странном браке с Сэмом Ротом. По ее словам, он был славный малый. Ханна могла рассказывать о нем бесконечно. О том, как они жили – вроде бы вместе и как бы поврозь. Некоторые ее воспоминания были окрашены чувством нежности к нему. Были и очень забавные. А были и бредовые, из далекого прошлого. Голос предающейся воспоминаниям Ханны постепенно менялся. Становился все тише. Говорила она все медленнее. В конце концов по щеке ее скатилась слезинка. Одна-единственная. Ханна смахнула ее и бросила косой взгляд на Ричера, будто говоря ему: теперь ваша очередь.
Но Ричер молчал.
Деймон Брокман был не из тех, кто быстро меняет свое мнение.
Когда Деймон в первый раз услышал о том, что в конверт, с которым Анжела Сен-Врен сбежала в Колорадо, кто-то, возможно, успел заглянуть, он не увидел в этом большой проблемы. И до сих пор не придавал этому факту особого значения. Но он был также и не из тех, кому нравилось, когда его неоправданно критикуют. Жизненный опыт подсказывал ему: если во время его дежурства что-то идет не
