Мне это надо?
Интересные, однако, связи у этой Жанны Чекулаевой. А с другой стороны, если эта девица самолично и хладнокровно несколькими ударами смогла убить Анну Чекулаеву молотком, а потом грамотно и опять же хладнокровно подставить алкаша Павлова, то почему бы ей не быть знакомой с парнями, имеющими автоматы и знающими в них толк? Интересно, заказ на мой расстрел был сделан разовый или эти парни в сюртуках будут продолжать охотиться на меня и далее?
Почему именно у Жанны?
Потому что только у нее был мотив для убийства Анны Чекулаевой. Коломийцева она убрала как опасного свидетеля, а это тоже мотив. И именно ей я стал опасен своим журналистским расследованием убийства Геннадия Павловича Нехватова. Как перед этим был опасен сам Геннадий Павлович, почти докопавшийся до истины… Ведь это не Валентин Георгиевич добивался Жанны, а она его. Целых три года, с первого по третий курс. Не Чекулаев ходил за ней по пятам, поджидал у дверей аудиторий и у входа в университетский корпус, а она. Наверное, у нее какое-то время ничего не получалось. Или же Чекулаев отвечал ей благосклонностью, но вот разводиться не желал. Может, недоставало сил, а может, он любил свою жену Анну и не хотел расставаться с ней из-за какой-то там девчонки, пусть хорошенькой и влюбившейся в него до умопомрачения и неистовства. А к Жанне он относился снисходительно. Это ее распаляло, бесило, злило. Как же: то, чего она так страстно и неуемно хочет иметь, не идет ей в руки. Не становится полностью ее, не принадлежит всецело ей! Для натуры, желающей во что бы то ни стало иметь то, что хочется, подобный облом равносилен крушению всех жизненных установок. И по прошествии двух лет Жанна решает кардинально поменять ситуацию: исключить соперницу из списка живых, то есть попросту убить Анну Чекулаеву. Иного выхода для достижения желаемого ведь нет… Но и после гибели Анны завладеть Валентином Чекулаевым Жанне удалось не сразу. Целый год он оплакивал свою супругу и лишь потом сдался натиску Жанны. А после свадьбы Жанна сделала все, чтобы ничего не напоминало ее мужу о бывшей супруге. Отсюда и лишенный сентиментальности стиль хай-тек, который она выбрала для отделки их семейного гнездышка…
Да, можно не сомневаться: это именно она, Жанна, стоит за всеми тремя убийствами и покушением на меня и Ирину…
Ближе к вечеру я позвонил Ирине.
– Привет, – сказал я. – Как ты там?
– Нормально, – ответила Ирина. – Только скучаю.
– Я тоже скучаю, – произнес я и вздохнул. И как вздохнул – понял, что действительно соскучился.
– Завтра не увидимся? – спросила Ирина. Так, на всякий случай. Ведь мы с ней по этому поводу все обговорили.
– Нет, – ответил я.
– А когда? – поинтересовалась она. Опять на всякий случай.
– Я думаю, к следующим выходным все разрешится, – сказал я.
– Хорошо, – она немного помолчала. – Надеюсь, предупреждать тебя, чтобы ты был осторожным, не следует?
– Не следует, – ответил я, – я взрослый мальчик.
– Тогда до встречи? – Эта фраза прозвучала очень печально.
– До встречи, – бодро, насколько это было возможно, отозвался я.
* * *
Когда наступил понедельник, я решил работать. То есть как порядочный служащий компании пошел на работу к девяти утра. Правда, я шел, оглядываясь и проверяясь: то поправляя несуществующие шнурки, то останавливаясь и кося глаза, глядя якобы на витрины. Словом, вел себя как шпион на вражеской территории. Или какой-нибудь бандюган, находящийся в розыске. К счастью, никакой слежки или тайного преследования мной обнаружено не было. Может, и правда, заказ на меня парням с автоматами был разовый?
На работе моему появлению никто из сотрудников не удивился. Разумеется, кроме шефа. Все были заняты своими делами, поэтому понятия не имели, когда я бываю на работе, а когда отсутствую. Шеф же привык обращать внимание на все, что происходит в его телекомпании. Поскольку такое ему было положено по должности и чину. И когда мы встретились с ним в коридоре, он был весьма удивлен моему появлению. По представлению шефа, у меня должен был быть самый разгар журналистского расследования. Пик, так сказать. И вдруг я. Иду по коридору, направляясь в кабинет корреспондентов. Удивительное – рядом…
– Здравствуйте, шеф, – произношу я и останавливаюсь посередь коридора. – Как ваше здоровьице?
– Здравствуйте, господин Русаков. Здоровье ничего, слава богу, – как бы рапортует мне шеф.
– Рад, – я делаю счастливое лицо Страшилы, получившего наконец у Гудвина мозги, состоящие, как известно, из отрубей, иголок и булавок.
– А что это вас на работу потянуло? – спросил шеф и, заложив руки в карманы, стал покачиваться с пятки на носок и обратно.
– Да не могу я просто без работы, – сообщил я, наблюдая за покачиваниями шефа. Не упал бы… – Воспитание не позволяет…
– Похвально, – одобрительно произнес шеф. – Ну и чем вы думаете заняться на работе?
– Известно чем, – деловито ответил я. – Работой.
– А-а, – протянул шеф и перестал качаться. Беспокоиться за него я перестал. – Тогда желаю вам успехов в вашей работе.
– Спаси вас бог, шеф, – вычурно ответил я вместо спасибо. И пошел в свой кабинет…
Сначала я заказал на завтра монтажную, чтобы собрать имеющийся материал по делу Нехватова, записать закадровый текст и довести до ума интервью с Полиной Шлыковой.
Потом полдня я играл в подкидного дурака онлайн. Дошел до статуса «продвинутый». Еще немного, и я стал бы «профи», но меня отвлекла от игры Катюшка, бессменный руководитель бессмертной программы для женщин «Ты – богиня». Она зашла ко мне в кабинет и стала говорить мне о своем видении современной женщины, которая сегодня уже никому и ничего не должна. Она не должна стирать носки, готовить обеды и ужины и даже рожать детей. Все это, дескать, женщина может делать только по личной инициативе и охоте, чтобы порадовать любимого человека. А когда она не хочет никого радовать, то ничего делать, дескать, и не должна. Особенно по принуждению.
– А как же Семейный кодекс? – задал я ей провокационный вопрос, поскольку совсем недавно полистал эту брошюрку. – В частности, раздел третий, который озаглавлен как «Права и обязанности супругов»? Там имеется глава «Личные права и обязанности супругов». И глава: «Ответственность супругов по обязательствам».
– Это все анахронизм чистой воды, – безапелляционно отмахнулась Катюшка. – В нашей стране женщина свободна от всех обязательств. Если они ей навязываются со стороны. Женщина ничего и никому не должна. Она свободна в своем выборе занятий…
Спорить с крайне эмансипированной Катюшкой было глупо и бессмысленно. Конечно, ее взгляды были навеяны тем обстоятельством, что она была разведена. И вообще ей не везло с мужчинами. Все ее почему-то бросали, хотя она была достаточно хорошенькой и неглупой. Впрочем, это «почему-то» я, кажется, знал. Она была слишком прямолинейной и принципиальной. А жить с женщиной, обладающей такими качествами, крайне тяжело. Почти так же, как жить с поэтессой…
Ведь кто такие феминистки? Это женщины, брошенные мужчинами. И тем самым оскорбленные до самых глубин души. И жаждущие мести. Не физической, а моральной…
Вернувшись домой вечером, я сначала позвонил Ирке, а потом еще долго трепался по телефону со всеми теми, с кем можно было потрепаться. Потом смотрел телевизор и так и уснул с включенным теликом.
Когда я пришел на работу в «Авокадо» во вторник, шеф не нашелся даже, что и сказать. Он лишь посмотрел на меня с участием, хмыкнул и печально покачал головой.
Я развел в ответ руками. Дескать, мы, трудоголики, все такие: без работы никак. Дескать, как в песне поется:
Мы-и везде-е, где тру-удно-о.
До-оро-ог каждый ча-ас.
Тру-удовые-е бу-удни-и – пра-аздни-ики-и для на-ас…
И поднялся на второй этаж, где были монтажные.
В этот день мы со Свешниковым собрали полторы передачи. Для завершения программы мне не хватало кадров захвата и ареста убийцы, что мне обещал устроить капитан Ермаков. После чего я бы произнес в кадре заключительную речь о неотвратимости наказания и о том, что все наши поступки обязательно имеют продолжение в будущем. И это продолжение напрямую зависит от поступков.
Потом я позвонил Ирине, справился, как она, чем занята, и, получив очередное наставление быть осторожным, отключился.
Вовремя увидев Катюшку, я поспешно ретировался в буфет, где повстречался со своим оператором Степой Залихватским и предупредил его, чтобы он был готов по первому моему требованию сорваться с места и примчаться туда, куда я ему скажу.
– А когда, хоть предположительно, мне надо будет срываться к тебе? – поинтересовался Залихватский.
– Предположительно, это четверг или пятница, – не очень твердо ответил я.
Вечер вторника я коротал примерно так же, как и вечер понедельника: названивал кому было можно, долго трепался с ними ни о чем, потом смотрел телевизор, во время просмотра коего и уснул. Мне снилась какая-то ерунда: тюрьма и ее обитатели в полосатых одеждах и полосатых же шапочках, похожих на шапочки академиков. Я тоже был одним из полосатых сидельцев, что меня крайне печалило.
