Глава 37
Снегопад за окном усилился, превратившись в настоящую метель. И скрыв за кружащейся пеленой лес, горы, небо – весь мир. Казалось, что в мире больше ничего и не осталось – только этот проклятый дом, зависший посреди вьюжной пустоты.
Собственно, в ее мире ничего больше действительно не осталось. Вселенная сузилась до размеров огражденного забором клочка земли с комфортабельной тюрьмой посередине. А население планеты – до трех человек, одинаково отвратительных.
Хотя нет, не одинаково. Василий и Прохор были пока просто омерзительны, чисто визуально. Да и обоняние в их присутствии подвергалось шоковому удару – мыться ребятки не любили. Пару раз в месяц топили баню, вываливались оттуда красные и пьяные, на этом, в общем-то, гигиенические процедуры и заканчивались.
А вот от фон Клотца не воняло – он ежедневно принимал душ и брился, а после бритья слегка брызгал на щеки хорошей туалетной водой. И смотреть на него – если смотреть отстраненно – было приятно: высокий, подтянутый, отросшие светлые волосы тщательно причесаны и разделены косым пробором, правильные черты мужественного лица. Истинный ариец, в общем. Белокурая бестия.
Но у Вики один вид этого арийца вызывал тошноту. А прикосновение казалось ползущим по телу слизняком.
Фридрих фон Клотц, отец ее будущего ребенка, стал для девушки олицетворением всего самого мерзкого и гнусного в мире.
И его отпрыск (по-другому и не скажешь), что рос и развивался сейчас у нее в животе, казался личинкой монстра, сосущей из носителя жизнь. Эдакий «Чужой».
Во всяком случае, Вике казалось именно так. Три месяца, которые прошли с момента подтверждения ее беременности, стали настоящим кошмаром. Хотя врач (явно свой, прикормленный), привезенный фон Клотцем из города, определил, что на тот момент Вика уже носила в себе приблизительно четырехнедельный зародыш, а значит, забеременела она в один из первых дней кошмара.
И весь последующий был напрасным…
Но тогда она хотя бы физически чувствовала себя более-менее нормально.
Или ей это только казалось? Ее насиловали, били, унижали – о каком хорошем самочувствии можно говорить? Она просто не могла выделить из общего кошмара составную часть.
Но после того как фон Клотц узнал об успешном завершении своей миссии, жизнь пленницы в корне изменилась. Теперь это был драгоценный сосуд с будущим наследником огромного состояния, и сосуд хрупкий, требующий осторожного обращения – со здоровьем у девчонки и так не очень, худая вон какая!
Надо, короче, беречь и заботиться.
И кошмар превратился в довольно комфортное существование. Насилие прекратилось, избиения – тоже. И садистских описаний ближайших перспектив больше не было – если мать будет все время нервничать, то ребенок родится беспокойным и плаксивым. А оно фон Клотцу надо?
Оно фон Клотцу не надо. Ему нужен он. Или она. Крепенький, здоровенький, спокойненький, жизнерадостный ребенок.
И теперь жизнь Вики проходила по твердо установленному графику: сон не меньше десяти часов, полноценное пятиразовое питание с достаточным количеством фруктов и овощей, прием специальных витаминов для беременных, прогулки по двору не менее часа два раза в день, гимнастика для будущих мам – за поддержанием немецкого «орднунга» фон Клотц следил лично.
И никаких отговорок насчет плохого самочувствия слышать не хотел.
Он даже пошел на уступки – помнил насчет спокойствия инкубатора – и разговаривал теперь с Викой на русском языке, весьма усовершенствованном с момента их встречи в чешском замке. Лишь легкий акцент выдавал в нем иностранца, да и то непонятно было – то ли немец говорит, то ли житель прибалтийской страны, литовец, к примеру, или латыш.
Но на этом уступки и закончились. Дождь на улице, или ветер, или промозглая сырость, или снег – прогулку отменить не могло ничто. То же касалось и еды, и упражнений – проще было подчиниться и сделать, чем пытаться доказать, что не можешь. И даже если Вику рвало после первой же ложки пищи, фон Клотц терпеливо ждал, пока все закончится, и снова усаживал измученную девушку за стол.
А рвало ее часто. Ей вообще с каждым днем становилось все хуже и хуже, личинка росла и забирала все больше жизненных сил. Отекали ноги, руки, лицо, не было сил даже пошевелиться, но приходил мучитель и поднимал Вику силой. И буквально волок на улицу, или в столовую, или в тренажерный зал.
И то ли организм девушки все же смог перестроиться, то ли упрямство немца помогло, но к концу декабря токсикоз почти прекратился, перестали опухать ноги, ушла тошнота, и прогулки, упражнения даже начали приносить легкий оттенок удовольствия.
Но никаких теплых чувств к растущему внутри организму Вика по-прежнему не испытывала. Материнский инстинкт проигрывал ненависти к причине будущей гибели ее семьи. Этот ребенок, родившись, станет смертным приговором ее матери и брату, он – дитя насильника и садиста, он вырастет таким же, если не хуже. Как можно любить ТАКОЕ?!
Серый туман безвременья, в котором Вика находилась до момента установления беременности, постепенно растаял, сменившись поначалу вялой, еле живой от постоянного токсикоза, но теперь крепнувшей и растущей решимостью.
Решимостью любой ценой помешать гибели ее семьи. Если даже этой ценой станет собственная жизнь Вики. Но сделать это надо прежде, чем родится ребенок садиста, иначе ее смерть будет бессмысленной.
Вернее, и так запланированной фон Клотцем. Ей только удастся избежать мерзкого общества двух ублюдков и их забав.
Сейчас она смогла бы оттолкнуть стул, вот только возможности сделать это у Вики больше не было.
С тех пор как она стала инкубатором, фон Клотц не выпускал ее из виду ни на минуту. Он проштудировал немало литературы о беременности, в том числе и о психозах этого периода. Имевших место и в более комфортных условиях, когда будущая мама жила в окружении любящих родственников, что уж говорить о, мягко говоря, нестандартной данной ситуации!
Плюс непредсказуемый упертый характер этой славянки!
В общем, Вика теперь жила в апартаментах душки Фрицци, хорошо хоть не в одной постели с ним спать пришлось. Фридрих переселился на диван, уступив более комфортабельную кровать будущей матери.
Понятно, что в таких условиях сплести веревку из простыни было довольно проблематично.
Как и вскрыть себе вены.
О пуле в висок речи вообще не шло – все оружие теперь тщательно запиралось в специальный сейф.
Когда фон Клотц отлучался по делам в город, за Викой постоянно ходил по пятам один из ее будущих мучителей. Хорошо хоть, что и Прохор, и Васятка делали это молча, избавив девушку от глумливых бесед. Видимо, хозяин приказал им не разевать пасть до срока.
Правда, уезжал немец из дома редко, где-то раз в месяц. В основном за пополнением запасов провианта, в первую очередь свежих овощей и фруктов. И за транквилизаторами для себя.
О том, что фон Клотц употребляет психотропные препараты, Вика узнала совершенно случайно – немец тщательно скрывал это.
И произошло это буквально пару дней назад, во время подготовки дома к рождественским праздникам.
Пропустить Рождество мнивший себя хорошим лютеранином фон Клотц не мог, поэтому в дом была принесена чудесно пахнувшая хвоей пушистая ель, только что срубленная в лесу.
И теперь надо было придумать, чем украсить дерево – настоящих елочных игрушек в доме, естественно, не имелось.
Неожиданное развлечение увлекло всех, даже Вика на какое-то время забыла о том, где она находится и что с ней будет, вдохнув запах праздника.
Она сидела за столом в гостиной, старательно вырезая снежинки из бумаги, и едва успела сгрести свои поделки в сторону, спасая их от груды каких-то коробочек, принесенных Васяткой.
– И что это? – недовольно поморщилась она.
– Так это, – шмыгнул носом рыжий, – коробки.
– Вижу. Зачем ты их припер?
– На елку повесим.
– Это?! Упаковки от лекарств? Ты с ума сошел!
– А ты их фольгой оберни, я с кухни принесу, красиво будет!
– Ну, в принципе… – протянула Вика, вертя в руках одну из коробочек. – Может, что и получится. Тащи фольгу.
– Ага, щас!
И Васятка с топотом убежал.
А Вика все крутила в руках коробочку, пытаясь вспомнить: откуда она знает название этого препарата?
И уже когда заворачивала коробку в фольгу, вспомнила.
Во время учебы на юрфаке у них была судебная практика. И будущие юристы присутствовали на судебном процессе по делу об убийстве. Убийстве с помощью передозировки вот именно такого транквилизатора.
Теперь она знала, как помешать фон Клотцу.
Но надо было собрать не меньше десяти таблеток, для гарантии.
Гарантии смерти, причем чем быстрее, тем лучше, чтобы не успели спасти ни ее, ни, самое главное, этого змееныша в животе.
Легко сказать, но трудно сделать. Да что там трудно – почти невозможно. Герр фон Клотц размягчением мозга не страдал, и память у него была прекрасная, а если прибавить к этому еще и немецкую педантичность, то надеяться на валявшуюся где-нибудь под столом полупустую упаковку не стоило.
