В правой руке доктор держал металлические щипцы — вроде тех, которыми Холмс, как я замечал, множество раз снимал с бунзеновской горелки пробирки с дымящейся жидкостью, — и ими-то он и размахивал разгневанно, обращаясь к нам.
— Что означает это вторжение? — бушевал он. — Объяснитесь, или, чёрт возьми, полицию вызову я!
При всей ярости Джекила было заметно, что он героически старается держать себя в руках. Вот только зачем он это делает, я не знал. Тем не менее его всего аж трясло от усилий.
Холмс же внешне был совершенно спокоен.
— Весьма сомневаюсь, что вы так поступите, доктор Джекил. Кобра не приглашает в свою нору стаю мангустов.
— И что сие должно означать?
— Что ж, так и быть, поясню, раз вы намерены довести эту шараду до конца. Я говорю об Эдварде Хайде, которого обвиняют в убийстве сэра Дэнверса Кэрью и которого вы укрываете в своём доме.
Быть может, общая напряжённость момента в сочетании с усталостью, которую я испытывал после длительного путешествия из Шотландии, послужили причиной того, что моё воображение воспарило до нелепых высот, ибо мне показалось, что после выдвинутого Холмсом обвинения на лице доктора промелькнуло выражение невероятного облегчения. Что бы это ни означало, впрочем, в следующий же миг оно исчезло, уступив место негодованию.
— Весьма серьёзное обвинение, — заявил он предостерегающе. — Если бы вы осмелились повторить его перед свидетелями, то к завтрашнему утру предстали бы перед судом.
— Избавьте меня от вашей риторики, — парировал Холмс. — Позволите ли вы нам осмотреть дом?
— Решительно нет!
— Это ваш дом, и вы имеете полное право отказать мне. Но не полиции, когда она нагрянет с ордером на обыск.
Гнев Джекила явственно сменился оцепенением от страха. С потухшим взором он ушёл в себя, и я едва ли не воочию мог наблюдать работу его великолепного мозга. Некоторое время спустя доктор отступил и распахнул дверь.
— Я занятой человек, — объявил он. — И не могу позволить себе оставить работу, пока батальон неотёсанных мужланов в униформе будет совать свой нос повсюду в моём доме, пачкая уникальные препараты и опрокидывая оборудование. Проводите свой обыск, и покончим с этим.
Это был бы самый обычный кабинет, если бы не множество принадлежностей научного характера. Среди них были и застеклённые серванты с ретортами и колбами, в том числе и наполненными химикатами различной окраски и густоты, и мощный микроскоп, под которым было зажато предметное стекло с каким-то белым порошком. В центре помещения располагался сосновый стол, где на голубом пламени бунзеновской горелки стоял стеклянный сосуд. Пара высоких книжных шкафов вдоль левой стены была забита замусоленными томами в кожаных переплётах с названиями химического характера, другие фолианты неустойчивыми штабелями громоздились на столах. Некоторые для удобства пользования были подпёрты в раскрытом виде. В углу стояло совершенно неуместное в подобном окружении псише, неизвестно с какой целью зеркалом обращённое к потолку. В дальнем конце комнаты, перед камином, в котором потрескивал огонь, располагалось потёртое, но на вид удобное кресло. На его подлокотнике стояла тарелка с остатками еды. Три решётчатых окна выходили во внутренний дворик, на противоположной стороне которого маячил изящный старый дом Джекила.
Холмс живо обошёл комнату и вернулся к нашему хозяину.
— Благодарю вас. Думаю, мы увидели достаточно. — Внезапно он пристально посмотрел на учёного: — Доктор Джекил, вам плохо?
От лица хозяина словно разом отхлынула вся кровь, оно побледнело, цветом едва ли не сравнявшись с его белоснежным халатом.
— Матерь Божья! — воскликнул он сдавленным голосом. — Слишком скоро! Слишком скоро после последнего раза!
Холмс более настойчиво повторил свой вопрос. Джекил огрызнулся:
— Я в полном порядке. Пожалуйста, уходите. — То было и требование, и мольба одновременно. Его всего заметно трясло.
— Мой друг Уотсон — врач. Быть может…
— Я же сказал, я в полном порядке! — Теперь Джекил кричал. Он схватил нас за плечи и с силой безумца принялся толкать к открытой двери. — Убирайтесь! — Доктор выставил нас из комнаты и захлопнул дверь. Мгновением позже раздался грохот задвигаемого засова.
Какое-то время мы стояли, совершенно не зная, что предпринять. Вдруг изнутри донеслись звуки неистовых конвульсий, прерываемые звоном разбившегося стекла. Затем наступила тишина. Холмс осторожно постучал в дверь:
— Доктор Джекил?
— Кто там? — Отвечавший голос ошарашил моего товарища, ибо был резким и неприятным, не громче скрежещущего шёпота.
— Это я, Шерлок Холмс. Вы в порядке?
— Убирайтесь! Всё хорошо.
— Вы уверены?
— Прочь, я сказал! — сотряс дверь рёв.
Мы неохотно подчинились.
— Как вы думаете, что всё это значит? — спросил я своего компаньона, когда мы снова оказались в кэбе.
— Не знаю. — Он погрузился в размышления.
— Вы и вправду думали, что он укрывает Хайда?
— Ни минуты. Я всего лишь хотел взглянуть на лабораторию Джекила и подтвердить свои подозрения. Я преуспел и в том, и в другом.
— И?
— Вам, конечно же, интересно, что побудило меня вернуться в кабинет профессора Армбрустера в Эдинбургском университете, — сказал он.
Я согласно кивнул, хотя это замечание показалось мне в данном случае абсолютно неуместным.
— Я полагал, что вы расскажете, когда сочтёте нужным.
— Ваше терпение достойно похвалы, Уотсон. Какое-то время я был убеждён, что корни нынешнего загадочного поведения Джекила следует искать в университете. Когда теория шантажа отпала, я решил сосредоточиться на его научных исследованиях. Интересы человека могут многое о нём рассказать. Поэтому я спросил у профессора, какие книги Джекил читал в студенческие годы. Как я уже говорил, относительно некоторых сфер старый учёный сохранил поразительно ясную память. Армбрустер незамедлительно предоставил мне полный список наименований трудов, занимавших большую часть времени молодого человека. Многие работы с тех пор не переиздавались, и я потратил чёртову уйму времени, разыскивая их. Но всё-таки разыскал, и вот вам результаты. — Он похлопал по свёрткам, лежавшим на сиденье рядом с ним.
— Пока не понимаю, к чему вы клоните, — признался я.
— Многие из сочинений относятся к химии и естественным наукам, хотя, если верить Армбрустеру, ни одно из них не требовалось для того курса обучения, что проходил Джекил. Беглое знакомство с лабораторией выдающегося учёного — настоящей химической сокровищницей, подобной которой я мечтаю однажды обзавестись, — подтвердило моё убеждение: Джекил всё ещё занимается химическими исследованиями. Теперь я уверен, что нахожусь на верном пути.
— На пути к чему?
— Если бы я знал, Уотсон, то избавил бы себя от многих недель работы. — Холмс взглянул на меня, его глаза сверкали словно два солнца. — Я намерен полностью посвятить себя изучению этих книг, что направили Генри Джекила на нынешний путь разрушения. Таким образом я пройду по следу, оставленному блестящим умом, в точности как если бы я шёл по следам ботинок преступника. Задача эта почти невыполнима, поскольку предполагает, что за несколько недель я смогу прийти к тем же заключениям, что и Джекил за тридцать лет. Но другого выхода нет. Все остальные версии неизбежно заканчиваются тупиком.
— А тем временем…
— Да, Уотсон, тем временем убийца будет свободно разгуливать по улицам. Нам остаётся лишь молиться, чтобы его стремление к разрушению оставалось под контролем, пока мы не добьёмся результатов, которые могли бы гарантировать, что больше разгуливать ему не придётся.
После этого заявления Холмс сорвал упаковку с одного из свёртков — увесистого тома под заглавием «Основы химии, сочинение Уилтона» — и принялся за чтение, пока наш кэб громыхал по булыжнику, направляясь на Бейкер-стрит.
XVII. Человек в лаборатории
Как это типично для Лондона, в 1885 году о весне возвестили дни холода и бурь, бывшие во всех отношениях столь же суровыми, что и остальные дары долгой зимы. Ледяные ветра завывали среди опустевших улиц, стенали вокруг дымоходов и под карнизами, с грохотом швыряли о заиндевевшие окна пригоршни снега и замёрзшего дождя. Клочья грязно-коричневого тумана цеплялись за газовые фонари, словно сопротивляясь стремлению безжалостного ветра разорвать их на части. Сами же улицы сверкали льдом, и немногочисленный транспорт продвигался по скользким мостовым со скоростью улитки. Как и почти все остальные в осаждённом городе, мы с Холмсом, пока за окном бушевала стихия, довольствовались заключением в собственном доме, посвятив себя сидячим занятиям да нежась перед нашим маленьким камином. Впрочем, погода особого значения не имела, поскольку за последние два месяца мой товарищ едва ли выбирался из своего кресла перед очагом, кроме как пообедать да пополнить запасы табака, полностью погрузившись в изучение массивной груды печатной продукции, что он привёз из Эдинбурга. Читал Холмс быстро, в среднем книгу за день, откладывая её затем в сторону и принимаясь за следующую из кипы. Довольно скоро пол вокруг него оказался заваленным отвергнутыми сочинениями, хотя к некоторым из них он время от времени возвращался, чтобы либо вспомнить какие-либо сведения, либо подтвердить только что прочитанное. К началу марта наша гостиная начала напоминать захламлённый кабинет профессора Армбрустера.
