Эдику дважды повторять не надо. Он тут же выскакивает в коридор. Эрих тоже покидает зал. Полицай у двери их не задерживает и, повинуясь жесту инспектора, выходит следом. Мне не меньше других хочется на свежий воздух, но я продолжаю сидеть на неудобной лавке.
– Вы хотите мне что-то сказать, герр писатель? – спрашивает Сквортцоф, складывая бумаги обратно в портфель.
Я передаю инспектору последние слова Баклажана. Сквортцоф впивается в меня сердитыми глазками.
– Вы уверены?
– Иду не так просто понять, но на этот раз я убеждён, что она сказала именно это: «Я знаю, кто убил Харди и Мари».
Физиономия великана наливается кровью. Я уже знаю: инспектор размышляет. Почтительно молчу, чтобы не нарушать хрупкий мыслительный процесс. Подумав с минуту, Сквортцоф задаёт неожиданный вопрос:
– Доктор Бахман не мог дотянуться до чёртовой бутылки?
– Это совершенно исключено. Бахман сидел далеко от нас. Да и причём здесь бутылка? В вине же не было яда.
Сквортцоф хмурит брови.
– Вы правы, герр писатель. Бутылка явно не при чём.
– Может быть, Ида пришла в сознание и её можно спросить? – осторожно задаю я вопрос инспектору. Тот машет огромной ручищей.
– Не выйдет. Вашей беженки уже нет в Замке. Её увезли в клинику. Когда она придёт в себя, мне сообщат.
– А что с велосипедом? – набираюсь я нахальства.
– Мы нашли его. Сейчас устанавливаем, кому он принадлежал.
Внезапно гигант хлопает ладонью по столу.
– Давайте начистоту, герр писатель.
Я гляжу прямо в кирпичную физиономию Сквортцофа. Он тоже не сводит с меня глаз.
– Хорошо. Давайте начистоту, герр инспектор.
– Признавайтесь, что вы тут нарыли? Кого сами-то подозреваете?
Я усмехаюсь.
– А если ошибаюсь? Подведу невинного человека.
Сквортцоф кривит губы в ответной усмешке. Нет, так я тоже усмехаться не буду.
– Не считайте полицию наивной, герр Росс. У меня уже есть версия, подкреплённая доказательствами, но хотелось бы услышать ваши соображения.
Я пожимаю плечами.
– Вполне возможно, что мы оба подозреваем одного и того же человека.
– Вы имеете в виду доктора Бахмана?
Я осторожно киваю. Ну вот. Имя злодея, наконец, произнесено вслух. Мне действительно очень подозрителен руководитель художественной студии.
– Я в сложной ситуации, – доверительно басит Сквортцоф. – Бургомистр давит на моё начальство – фрау Кукертц, а она на меня. Необходимо, как можно быстрее, раскрыть это дело.
Слыхали? Фрау Кукертц! Я же говорю: «Матриархат!»
– Против Бахмана свидетельствует многое, – признаю я.
– Что, например? Как, по-вашему, развивались события?
– Я допускаю, герр инспектор, что могло произойти следующее. По неизвестной мне причине, Бахман решил убить Харди Курца.
– Заранее?
– Да. У Бахмана были ключи от подземного хода. В прошлый понедельник, накануне приезда в Замок художников, он поздно ночью осмотрел место действия и спланировал преступление.
– Откуда вы знаете?
– Я видел чью-то тень в коридоре.
– Вы уверены, что это был доктор?
– Я уверен – это были не глюки. Полагаю, что это вполне мог быть убийца. Возможно, Бахман. Кто ещё будет по ночам шляться по Замку? Или вы верите, герр инспектор, в легенду о Полоумной Марии?
– Допустим, это был Бахман. Что дальше?
– На следующий день убийца прячет с лесу велосипед, на котором вернётся в Замок после преступления.
– Отлично. Я тоже так думаю.
– Затем убийца назначает Харди встречу. Рано утром в четверг они встречаются на стройке в восточном крыле, и убийца закалывает Харди кинжалом. Потом прячет труп в чане с известью, чтобы скрыть следы.
– Бахман не отрицает, что утром отсутствовал в своей комнате, – напоминает Сквортцоф.
– Да, как раз в это время я встретил его в коридоре с алебардой в руках.
– Наши эксперты утверждают, что алебарда побывала в известке, – замечает инспектор.
– Я долго думал, при чём здесь алебарда, ведь Харди был убит кинжалом.
– И к какому выводу вы пришли?
– Убийца зачем-то окунал алебарду в извёстку. Может быть, с её помощью заталкивал тело поглубже. Или доставал кинжал, который уронил в чан. Руками ведь копаться в извести невозможно. В общем, как-то использовал.
– Я думаю, – сказал Сквортцоф, – что кинжал остался в теле Курца и доктор с помощью алебарды поднял его на поверхность.
– Вполне возможно. Потом Бахман помчался в туалет, чтобы смыть с оружия кровь и известь. Там я его и встретил.
– Но кинжала вы у него не заметили. Почему?
– В коридоре было темно. Такой большой предмет, как алебарда, не мог не броситься мне в глаза, а на другое я и не смотрел. Бахман очень быстро пробежал мимо меня. Вся сцена заняла несколько секунд.
– Понятно. Что же случилось потом?
– Затем доктор возвращает кинжал и алебарду туда, откуда их взял – статуе рыцаря возле комнаты Мари.
Хотя инспектор и хмурит брови, но видно, что он со мной согласен. Однако я догадываюсь не обо всём.
– Не понимаю, когда убийца успел отогнать родстер Харди в Ведьмин лес и вернуться на велосипеде обратно в Замок? Что-то здесь не сходится.
Сквортцоф опять противно усмехается.
– Всё очень просто, герр доморощенный детектив. У доктора был помощник. Вернее помощница. Я уверен, что Бахману ассистировала его жена. Эта маленькая азиатка.
– Разве Понтип умеет водить машину?
– Разумеется, я всё проверил. У неё есть водительские права. Выданы в позапрошлом году. Так что, герр писатель, я на верном пути!
– А мотив? Зачем солидному уравновешенному человеку убивать своего лучшего ученика?
Сквортцоф басит с видом превосходства:
– Я знаю причину.
Неужели намекает, мол, не один ты с крыльями?
– И какую же?
– Герр Никс сообщил, что Бернхард Курц и Мария Бахман были любовниками. Сначала Курц соблазнил Марию, а потом хладнокровно бросил, ради своей карьеры в Штатах. Вывод очевиден: отец отомстил за дочь. Герр Никс утверждал также, что Бахману Курц никогда не нравился. Больше того, герр доктор ненавидел этого ловеласа и очень любил Марию.
Я скептически хмыкаю.
– Вы всерьёз считаете, герр инспектор, что после казни негодяя, совратившего Мари мстительный отец расправился со своей любимой дочерью? И выдал убийство за самоубийство?
– Один дьявол знает, что творится в головах этих художников, – сердито бурчит Сквортцоф. – Это же настоящие безумцы! Я никогда не понимал, как взрослый человек – не дитя сопливое – тратит жизнь на малевание картинок.
Я привожу ещё один довод против:
– Понтип утверждает, что вчера до завтрака Бахман не выходил из комнаты.
– Вы верите этой азиатке? Бросьте, герр Росс! Они сговорились. Как говорят у вас в России: «Муж и жена – одна сатана!»
Победоносно глядя на меня, верзила подбрасывает ключи от машины в воздух и роняет их на пол.
Упс! Но и я повергнут в шок.
Под траурный звон колокола опять наступает понедельник. Оказывается, уже прошла целая неделя, как я поселился в Замке. Так, не успеешь оглянуться, и наступит последний понедельник твоей жизни. Вы спросите, как можно понять, что это последний? Ну, если на вас будет нестись паровоз или вы будете смотреть на океан в иллюминатор падающего авиалайнера, то вы поймёте.
Между прочим, сегодня Международный женский день. Несмотря на то, что в Германии его не отмечают, я поздравляю Марину с праздником – посылаю ей смс-ку. Постановляю купить жене цветы, когда она вернется с «кура». Прежняя супруга, Виолетта, разбила мне сердце, а Марина склеила его, как смогла. Теперь живу со склеенным.
За окнами моей комнаты колышется густой утренний туман. Словно к стёклам прилипла ватная борода Деда Мороза. Туман поднимается от реки и заполняет собой всё окружающее пространство. В голове у меня тоже туман. Вчерашний разговор с инспектором его нисколько не развеял. Убийца – Бахман? Не знаю. Я не так категоричен, как Сквортцоф. Это гигант не ведает сомнений. Сомнения ведут к разладу, разлад к унынию, а уныние – как учит нас Библия – грех. Сквортцоф старается жить без греха уныния. Ему, похоже, уже всё ясно. А мне нет. Может быть, Баклажан, когда придёт в себя, поможет распутать это преступление?
Без пяти минут семь. Спускаю себя по лестнице в коридор – заодно тренирую вестибулярный аппарат – и «мчусь» на завтрак. С каждым утром народа в столовой всё меньше. Как в английском детективе. Ходульный сюжет. Таинственный убийца трудолюбиво сокращает количество едоков до тех пор, пока не перебьёт всех. Читал – знаю. На этот раз кроме Харди, Мари и Баклажана отсутствует ещё чета Бахманов.
«Халло! – Халло! Хай! Сервус! Грюсс готт!»
Приземляю себя возле Эдика. Тот энергично пожимает мою ладонь.
– Привет, Вадим! Отлично смотришься в оптическом прицеле.
