Мысли, возникшие после разговора с Сильвестром и Джинни меня угнетали. Настоящее не может изменить прошлого, как сказал Уилс, но оно дает возможность осознать его тайны и их последствия.
Уилс неправильно расценил мое молчание.
- Если вы сомневаетесь в моих словах, вы можете познакомиться с документами.
- Я не сомневаюсь, что вы дали мне верные сведения, доктор. Кто еще слышал заявление Фэблона о самоубийстве?
- Жена Фэблона. Разве этого недостаточно? Вы не можете опровергнуть ее слов. Нельзя же все человеческое подвергать сомнению!
В моем мозгу все еще вертелась мысль о бесплодности наших ночных бесед с Мариэттой.
- Я слышал, что перед допросом Мариэтта считала, что ее мужа убили, сказал я.
- Возможно, так она и думала. Данные физических исследований убедили ее в обратном. При расследовании она определенно убедилась, что Фэблон совершил самоубийство.
- А что это за данные физических исследований?
- Химическое содержание крови, взятой из сердца. Оно окончательно подтверждает, что Фэблон утонул.
- Его могли сбить с ног и утопить в ванне. Так бывало.
- Не в этом случае, - доктор Уилс говорил гладко и быстро, как хорошо запрограммированный компьютер. - Содержание хлорида в крови из левого желудочка было на двадцать пять процентов выше нормы. Содержание магнезии резко возросло по сравнению с правым желудочком. Эти два показателя, сопоставленные вместе, доказывают, что Фэблон утонул в океанской воде.
- И нет никаких сомнений, что это было тело Фэблона?
- Абсолютно никаких. Его жена опознала его в моем присутствии.
Уилс поправил очки и посмотрел сквозь них на меня, будто ставил диагноз - не одержим ли я манией?
- Откровенно говоря, я думаю, что вы совершаете ошибку, пытаясь связать то, что произошло с Фэблоном, со смертью Мариэтты. - Он показал на помещение, в котором лежала Мариэтта в своем замороженном ящике.
Возможно, мне следовало остаться и поспорить с Уилсом. Он был честным человеком. Но само место и холод действовали на меня удручающе. Цементные стены и высокие узкие окна напоминали мне камеру старинной тюрьмы.
Я ушел. Прежде чем покинуть госпиталь, я из телефонной будки позвонил профессору Аллану Бошу в Государственный колледж в Лос-Анджелесе. Он был в своем кабинете и ответил немедленно.
- Это Лу Арчер. Вы не знаете меня.
Он прервал:
- Наоборот, мистер Арчер, я слышал много о вас в течение последнего часа.
- Тогда вы слышали обо мне от профессора Таппинджера.
- Он только что уехал. Я сообщил ему все, что мог, о Педро Доминго.
- Педро Доминго?
- Это имя Сервантеса, когда он был нашим студентом. Полагаю, что это и есть его настоящее имя, и я знаю, что он уроженец Панамы. Это важные сведения, не так ли?
- Есть и другие. Если бы я мог поговорить с вами лично...
Его моложавый голос прервался на мгновение.
- Я очень занят в настоящее время. Визит профессора Таппинджера нисколько не облегчил мою работу. Почему бы вам не узнать все у него, а если у вас остануться какие-то вопросы, вы можете связаться со мной позднее.
- Я так и сделаю. Но есть кое-что, что вам нужно знать, профессор. Ваш бывший студент был убит в Бретвуде сегодня в полдень.
- Педро убит?
- Его застрелили. Что означает, что выяснение его личности нечто большее, чем академический вопрос. Вы лучше свяжитесь с капитаном Перлбергом из отдела смертельных случаев.
- Пожалуй, придется так и сделать, - произнес он медленно и повесил трубку.
Я сверился со своим автоответчиком в Голливуде. Ральф Кристман звонил из Вашингтона и оставил послание. Оператор прочитал мне его по линии:
- Полковник Плимсон опознал усатого официанта на фото. Это южноамериканский или латиноамериканский дипломат по имени Доминго. Может быть, опросить посольства?
Я велел оператору немедленно связаться с Кристманом и попросить его узнать все, что можно, о Доминго в посольствах, особенно в Панамском.
Прошлое и настоящее воссоединяются. Я поддался приступу клаустрофобии в телефонной будке, будто я попал между двух падающих стен.
25
В телефонной книге фамилии Секджар, девичьего имени Китти, не было. Я зашел в общественную библиотеку и посмотрел в городском справочнике. Миссис Мария Секджар, работница больницы, значилась по адресу: улица Джунипер, дом 137. Я нашел бедную маленькую улочку, примыкающую к железнодорожному депо. Первым, кого я встретил на улице Джунипер, был молодой полицейский Вард Расмуссен, шедший по направлению ко мне по грязной дорожке, служившей тротуаром.
Я вышел из машины и поприветствовал его. Мне показалось, что он немного разочаровался, увидев меня. Вы иногда чувствуете нечто подобное, когда выходите на охоту с собакой на уток и другой человек пересекает вам дорожку.
- Я беседовал с матерью Китти, - сказал он. - Я пошел в местную школу и откопал ее наставника, который помнит ее.
- Визит был успешным?
- Не сказал бы. - Но вид у него был довольный. - С матерью не все прошло гладко. Может быть, она скажет больше вам. Она думает, что ее дочь в большой опасности. Она с ранних лет попадала в разные истории.
- Истории с мальчиками?
- А какие же еще?
Я переменил тему.
- Вы добрались до банка, Вард?
- Да, сэр. Там мне повезло. - Он достал свою записную книжку из кармана и полистал листки. - Миссис Фэблон получала регулярные суммы из панамского банка "Новая Гранада". Они пересылали ей деньги каждый месяц до февраля этого года.
- И сколько в месяц?
- Тысячу. Так продолжалось шесть или семь лет. В общей сумме это составило около восьмидесяти тысяч.
- Есть ли какие-нибудь указания на источник?
- Нет, если верить местным сведениям, они приходили с цифрового счета, очевидно, весь перевод осуществлялся без прикосновения человеческой руки.
- А в феврале все прекратилось.
- Верно. К какому выводу вы приходите, мистер Арчер?
- Я не хотел бы делать преждевременных заключений.
- Нет, конечно нет. Но это могут быть деньги преступного мира. Вы помните, эта мысль пришла вам в голову после завтрака сегодня утром.
- Я совершенно в этом уверен. Но будет чертовски трудно это доказать.
- Я знаю. Я беседовал с ответственным за валютные операции в банке "Националь". Панамские банки такие же, как швейцарские. Они не имеют права раскрывать источник своих вложений, что делает их удобными для рэкета. Что, по вашему мнению, нам дальше делать?
Мне нетерпелось поговорить с миссис Секджар и я сказал:
- Попробуйте изменить закон. Хотите подождать меня в моей машине?
Он сел в машину. Я подошел к дому Секджаров пешком. Это была небольшая деревянная постройка, которая выглядела так, будто проходящие поезда стряхнули с нее большую часть покраски.
Я постучал в рыжую досщатую дверь. Вышла женщина с черными, подкрашенными волосами. Она была большой и грузной, около пятидесяти лет, хотя подкрашенные волосы делали ее старше. Приятная на вид, но не такая красивая, как ее дочь. В лучах полуденного солнца ее голова из-за самодельной покраски отливала всеми цветами радуги.
- Что вам нужно?
- Мне необходимо поговорить с вами.
- Снова о Китти?
- Да.
- Я ничего о ней не знаю. Это я сказала и другому и это говорю вам. Я много работала всю свою жизнь, и я могу держать голову высоко в этом городе. - Она задрала подбородок. - Мне было нелегко, а Китти не была помощницей. Она давно не имеет ничего общего со мной.
- Она ваша дочь, не так ли?
- Да, полагаю, что так. - Она говорили резким голосом. - Она не вела себя как дочь. И я не отвечаю за ее поступки. Я, бывало, избивала ее до крови, но ничего не помогало. Она была всегда необузданной, насмехалась над учением нашего Господа. - Она возвела очи к небу. Ее собственные глаза были тоже непокорные.
- Могу я войти в дом, миссис Секджар? Меня зовут Арчер, я частный детектив. - Ее лицо оставалось каменным, и я быстро продолжил: - У меня нет ничего против вашей дочери, но я разыскиваю ее. Она может знать кое-что относительно убийства.
- Убийства? - Миссис Секджар испугалась. - Тот, другой, ничего не говорил об убийстве. Это приличный дом, мистер, - произнесла она с достоинством бедного человека. - Это первый случай после того, как Китти ушла из дому, что полицейский пришел ко мне. - Она быстро оглядела улицу, будто ее соседи подсматривали за нами. - Думаю, вам лучше войти.
Она отворила дверь. Комнатка была мала и бедно обставлена: кровать и два стула, вылинявший тряпичный ковер, телевизор, настроенный на дневной сериал, где, как я уловил, говорилось, что дела в мире идут совсем плохо.
Миссис Секджар выключила его. На телевизоре лежала большая Библия. Дешевые расклеенные картинки на стенах были все религиозного свойства.
Я присел на кушетку. Мне показалось, от нее слегка попахивало запахом Китти. Слабо, но явственно чувствовался запах ее духов. Странно. В этом доме? Это был уже не аромат святости.
