— Я был бы премного обязан, если бы вы поделились со мной причиной вашего веселья.
Резкий настойчивый голос раздался из угла трюма, оттуда, где висела масляная лампа. Услышав его, Холмс немедленно смолк, палец сам собою лёг на спусковой крючок винтовки. Он узнал этот голос, хотя с обладателем его виделся лишь однажды.
— Да полно, будет вам стесняться. Поделитесь. — Голос прозвучал снова, приглушённый и равнодушный, можно было подумать, что обладатель его пьян или смертельно устал.
Холмс медленно повернулся лицом к говорившему: теперь он различал его силуэт в густой тени за масляной лампой. Тот, похоже, сидел на высоком табурете.
— Полагаю, вы вполне в состоянии постигнуть причины моей радости, Карсуэл. Несмотря на все уловки — ваши и вашей повелительницы, — силы, что превосходят вас своим могуществом, расстроили все козни, — проговорил Холмс спокойно, делая шаг в сторону скрытой тенью фигуры доктора Саймона Карсуэла.
Тот, в свою очередь, тоже рассмеялся. То был высокий, дребезжащий, безрадостный звук.
— Как возвышенно, — хмыкнул он саркастически. — Силы, что превосходят нас своим могуществом? Не надо втягивать в это Господа Бога, Холмс. Он ни при чём. Он там посиживает у себя на облаке и наблюдает, как мы, смертные, творим всяческие безобразия. Нет-нет. Не нужно поминать силы, что превосходят… что бы они там ни превосходили. Нас — и баронессу, и меня — сгубили невежество и профессиональная некомпетентность. Есть добрая старая поговорка: не играй с огнём… — Он хрипло, горько расхохотался. — Да, уж я-то точно обжёгся.
Карсуэл подался вперёд, свет лампы упал ему на лицо.
Увидев его черты, Холмс резко втянул воздух. Кожу покрывали тёмные волдыри, некоторые уже лопнули. Рот расширился за счёт распухших дёсен — именно поэтому голос и звучал так странно. В глазах доктора стояли слёзы.
— Вам не понадобится оружие, мистер сыщик. Через восемь часов я и так умру. Моих познаний достаточно, чтобы поставить диагноз. У меня, видите ли, чума. Я заражён чумой. — Он издал странный, диковатый смешок, говоривший об умственном расстройстве. — Боюсь, я утратил осторожность, — продолжал он. — Подошёл слишком близко, и одна из этих тварей меня укусила. А я-то думал, она уже сдохла. Так нет, издыхая, набралась сил и отомстила. Я тут же принял меры, однако было уже поздно. — Он прикрыл глаза, слёзы хлынули по исковерканному лицу. — Слишком поздно.
Холмс не находил слов. Он знал, что этот человек поставил свои знания и опыт на службу баронессе и её дьявольским планам, но подобной напасти нельзя было пожелать даже ему.
— Вы, надо думать, назовёте это божественным вмешательством. А на мой взгляд, виной всем чертовская неосторожность! Так что всем нам конец: и мне, и гигантской крысе, и её многочисленному потомству.
— А баронессе?
— А вот на это даже не надейтесь, мистер Холмс. Я-то думал, что вы, с вашим умом, уже догадались, что баронесса у нас неуязвима, как заколдованная. Она вышла из переделки, даже не запачкав платья.
— Вы были соратниками?
Карсуэл качнул головой.
— Я был для неё мелкой сошкой. Я понадобился ей, потому что обладал необходимыми познаниями. Я хорошо разбираюсь в инфекционных болезнях, а кроме того, у меня была слабость — азартные игры. Заманить меня в ловушку, не оставив иного выхода, кроме как выполнять все её указания, не составило ни малейшего труда.
— Вам поручили вывести этих чудовищных тварей и заразить их чумной бациллой.
— Умеете вы выражать свои мысли, мистер Холмс. Да, это сжатая, хотя довольно грубая и упрощённая версия истины.
— Но вы же могли отказаться. Финансовый крах — пустяк рядом с уничтожением тысяч ни в чём не повинных людей. И, небо свидетель, вы же врач. Вы дали клятву Гиппократа. Ваш нравственный долг — спасать жизни, а не губить.
— Мог ли я отказаться? А сами-то вы смогли ей отказать?
Холмсу нечем было ответить на этот выпад. Уж кому-кому, а ему следовало понимать, что любой, кто попадал в орбиту влияния баронессы, переставал быть себе хозяином. Все эти несчастные делались марионетками в её руках. Он подумал о Стэмфорде, как тот изменился, как мало в нём осталось человеческого. Карсуэл завербовал его в качестве помощника для экспериментов над крысами, пообещав, что погасит все его долги и станет щедро платить за услуги. Стэмфорд, плохо понимая, во что ввязывается, согласился. А потом познакомился с баронессой, и воля его больше ему не принадлежала. По сути, в этой истории не было ни единого злоумышленника, кроме самой баронессы. Остальные же были её рабами — включая, на некоторое время, и самого Холмса.
Мысли его прервал Карсуэл: попытавшись встать на ноги, он вскрикнул от боли. Холмс инстинктивно рванулся к нему.
— Не приближайтесь! — вскричал умирающий. — Я несу смерть, как и эти крысы! — Он снова усмехнулся, звук вышел булькающий, со всхлипом, он сотряс всю грудную клетку. — Я теперь последняя угроза, Холмс. Гигантская крыса и её отпрыски мертвы, из всей когорты ваших врагов остался я один. Так что особо вам тревожиться не о чем: всего лишь заражённый, умирающий человек. Вот, взгляните.
С этими словами Карсуэл качнулся вперёд и схватил масляную лампу, чтобы поднести к лицу, однако рука соскользнула, лампа упала на пол. Она тут же разлетелась вдребезги у его ног, масло и пламя вырвались на свободу, разбежались по полу, пожирая всё на своём пути. Сухие балки стали лёгкой добычей огня, и через несколько секунд всё вокруг запылало. В самом сердце ревущего пламени стоял Карсуэл. Холмс увидел его застывший силуэт в обрамлении трепещущих жёлтых языков. Затем, издав последний булькающий звук, Карсуэл рухнул на пол и исчез в снопе искр, его скрыла оранжевая завеса жара.
Холмс не успел заметить, как пламя окружило его. Дверь, ведущая наружу, уже пылала. Холмс понимал: действовать нужно быстро, иначе он разделит судьбу Карсуэла. Бросив винтовку и обмотав голову пальто, Холмс помчался по огненному туннелю и выкарабкался на палубу. Хватив ртом воздуха, сыщик почувствовал, что за спиной кто-то есть. Он быстро обернулся и едва успел разглядеть кулак моряка, летевший ему навстречу. Отреагировать было уже невозможно. Кулак въехал ему в подбородок, в голове вспыхнул яркий свет. Покачнувшись назад, Холмс упал на палубу и ударился головой обо что-то твёрдое. Виски сжала тупая боль, перед глазами всё поплыло. А потом Шерлок Холмс потерял сознание. Огонь же уже выбирался из трюма, дабы полностью завладеть «Матильдой Бригс».
Когда через несколько секунд Холмс пришёл в себя, судно пылало. Языки пламени не успели добраться лишь до носа. По возможности обороняя от огня открытые участки кожи, Холмс отчаянными зигзагами помчался по палубе к своей цели. Стремительность бега позволяла ему прорываться сквозь обжигающие языки пламени. Взмыв по уже занявшимся ступеням, он достиг носа — и тут же перед ним встала огненная стена. Ни на миг не заколебавшись, он прыгнул сквозь неё, как прыгают, прорывая завесу.
Оказавшись у леера на самом носу, Холмс увидел внизу, на причале, какие-то смутные фигуры. Может, это ему кажется? Кто это? Уотсон? Майкрофт? Лестрейд? Жар застил зрение. Холмс крикнул, помахал им. Потом за спиной с грохотом рухнула горящая балка, напоминая, что медлить нельзя. И тогда он прыгнул с носа судна в тёмные речные воды.
Глава двадцать вторая
ПОСЛЕДНИЙ ОБМАН
— Дорогой Уотсон, я, право же, в цел и невредим. Не переживайте вы так. Да, я промок и слегка обжёг ладони. Всего-то. Сухая одежда, добрая порция спиртного — и я буду в полном порядке. — С этими словами Шерлок Холмс развернулся и направился к себе в спальню. — Я скоро вернусь! — крикнул он через плечо. — А вы, Уотсон, тем временем предложите нашим гостям что-нибудь подкрепляющее, а мне налейте бренди, да побольше, очень вас прошу.
После того как мы вытащили Холмса из воды и «Матильда Бригс» прямо у нас на глазах, всё ещё пылая, бесславно пошла ко дну, мы вместе с Майкрофтом и Лестрейдом вернулись на Бейкер-стрит — инспектор оставил Лэньона руководить завершающей стадией операции. Холмс наотрез отказался рассказывать о своих приключениях до того, как он «сядет у собственного камина и переоденется в сухое».
Когда за моим другом захлопнулась дверь, Лестрейд — куда менее гневливый, чем в начале нашей экспедиции, — позволил себе суховато усмехнуться.
— Удивительный он человек! — воскликнул инспектор, недоуменно покачивая головой. — Не буду скрывать, иногда его поведение доводит меня до полного бешенства, однако он всё-таки изумителен.
Майкрофт исподтишка заговорщицки подмигнул мне, отмечая эту внезапную перемену взглядов.
— Кажется, кто-то тут говорил про бренди, — произнёс он бодро, чтобы прервать неловкое молчание, которое повисло после внезапного панегирика Лестрейда.
