Профессор, как человек истинно интеллигентный, вскормленный интеллигентным молоком, настоянным на вечнозеленом и нержавеющем ягеле, первым не выдержал и так интеллигентно, немного тушуясь перед наглостью того, кого еще вчера гордо именовал своим аспирантом, а сегодня уже не знал, как и обозвать, заметил.
— Вы, м-м-м… молодой человек, кажется, сели в мое кресло?
Но получилось у него несколько робко, как будто он, страшно извиняясь, спросил: "Не кажется ли вам, что еще половина первого?"
— Да? А где про это написано? — уловил существенную разницу между произнесенным вслух и спрятанным за спину смыслом Леха, и демонстративно перевернул кресло вверх всеми четырьмя сразу и поразительно кривыми, словно срисованными с профессорских, ногами.
— Если кресло стоит в моем кабинете…
— В вашем? — очень сильно изумился Леха, даже глаз один у него ползком на лоб выбрался, а челюсть отвали-лась так, что в стол со страшным стуком ударилась и по-мяла дубовую столешницу. В образовавшуюся воронку тут же весело скатились умные профессорские чернила и ша-рики от роликов, которых у профессора на столе… все-гда… запас… для лучшего раскручивания мозговых кле-ток.
— В моем, — немного обиделся незнанию такого очевид-ного профессор.
— Ах, что же это я! — сделал вид, что он обо всем одно-моментно догадался, Леха. — Вы, наверное, у нашего рек-тора еще не были?
При упоминании слова "ректор", произнесенного в кон-тексте вышеозначенных событий, профессору сразу захо-телось пописать, пойти домой, сменить ползунки и лечь насовсем спать.
— Не был, — ошибочно признался Лосев, и как-то непо-нятно заволновался. — А что? А где?
— Ну, тогда мне все ясно.
— Что-что? — заволновался Лосев еще на одну скорость по гололеду больше.
— Вы про новый приказ ничего не знаете, — этой фразой Леха заставил профессора резко нажать на все разные тор-моза и потерять полное управление, вместе с браздами, ко-торые еще, но уже не у него.
— Какой приказ? Про кого?
— Не-е, не буду вам говорить. Зачем хорошего человека пустяками расстраивать? Скажешь, а его заранее инфаркт за что-нибудь хватит, сюрприза не получится, — по при-вычке заважничал Леха, чем неожиданно вернул Лосева из состояния полной растерянности в состояние крайнего собственника.
— Извольте заметить, Леха, копытом тебя промеж тех, которые пониже спины, по обеим сразу и очень больно! Сдается мне — я вас ни на фига к себе не вызывал.
На что Леха ему совсем не интеллигентно, специально так, чтобы вернуть отвоеванные позиции.
— Зато я вас вызывал.
— Да? — опять растерялся профессор. — И что?
— Что, что! — Леха по-прежнему не смотрел на профес-сора, проводил спланированную психологическую атаку, а сам перекладывал на профессорском столе бумаги, между делом отправляя особо не понравившуюся ему сначала в рот, а потом, тщательно спрессованную трудолюбивыми плантаторскими челюстями, вынимал, взвешивал на ладо-ни, прикидывая, куда же еённую деть, бросал не в голову профессора, бросал в корзину. — Вы же о приказе ничего не знаете! Я вас вызываю, чтобы сообщить новость, вы не приходите. Что, по-вашему, я должен делать?
— Даже не предполагаю, — сознался в своей полной бес-помощности профессор.
— Вы не знаете? А я знаю!
— И что же?
— А ничего! Я принял самое умное решение, которое мне диктовали вслух и по слогам. Я сам к вам пришел!
— Удивительно верное решение, — похвалил профессор.
— Вы тоже так считаете? Рад.
Голова профессора Лосева не тянула по запасу мощно-сти на голову профессора Доуэля, это было видно даже по размерам ботинок. Поэтому первая здравая мысль пришла к нему из области штанов.
"Наверное, — вдруг подумалось ему, — Леха и моя дочь того, мал-мала кувырк-чувирк, потом ах-поах, ну и вот он, тут, на правах будущего, значит, родственника, желает присосаться, а пока обживает кресло, любимые вмятины под свой размер перестраивает". — Я слушаю вас.
— Да уж придется послушать, папаша! — догадка профес-сора получила первое вещественное подтверждение.
— Папаша?
— Ах! вы уже забыли?
— Что забыл? Я ничего и не знал! Готов чистосердечно… в меру сил… зарплата, сами знаете, какая.
— Ну, вы даете!
— Молодой человек! — гордый чукчатский дух колесом выгнул грудь отставного оленевода. — Выбирайте выраже-ния!
— А я чего? — первый раз растерялся Леха, по его плану профессор все время должен находиться в защите, оправ-дываться, а тут р-раз и нападение.
— Я не могу давать! — объяснил свой совершенно слу-чайный, страдающий от вынужденного одиночества гнев-ный порыв профессор. — Я мужчина!
— Я же образно.
— Даже образно не клевещите. Отвечайте, по какому праву вы меня папашей назвали?
— Ах, вот вы о чем! Я мог бы развернуть целую теорети-ческую лекцию про генную инженерию, зацепить по доро-ге ваш случайный флирт с одной дамой… которая в мамы кому-то… а который генно наинженерил и знать не хо-чет… и алименты который год в сбербанке проигрывает, вместо того, чтобы мне… Но я не буду жадничать, не буду на слабых струнах… Я вас оправдаю, потом условно осу-жу и под амнистию подведу, но назад не выпущу, не на-дейтесь! Вы сломаете два зуба, разбирая, что я вам тут на-городил. А потом вспомните, как сами хвастали, что про-фессор Лосев, даже будучи всеми Рогатовым, для своих аспирантов все равно как отец родной. Было?
— Уф! — вытер полой пиджака взмокшую вчерашними слезами поясницу профессор. — А я, грешным делом, по-думал уже…
— Что все сказанное выше правда? Каждый думает, про-фессор, — Леха не стал продолжать. Пусть кому надо, сами догадываются.
Лосев-Рогатов успокоился по одному поводу, разволно-вался по всем остальным, потому как других догадок в его голове не нашлось, а Леха продолжал делать вид, что ему видно больше, чем слух позволяет.
— Я пришел сделать вам замечание, профессор.
— Мне? Замечание?
— Раз пришел к вам, то и замечание отдам вам. Лично, в руки. Подставляйте.
— Ну что ж, если в руки, да лично, давайте.
— Да не обе сразу, экая у вас профессорская жадность.
— А вдруг много?
— Немного. Вот сколько: как вы ко мне относитесь?
— Хорошо отношусь. Способный молодой человек. По-дающий, сам видел, у входа в церковь. Правда, по мелочи, но я и сам в ваши годы… со скудной стипендии… завсегда сколько мог… бедным старушкам… — тон профессора все больше скатывался в сторону плаксивого.
А ТЕПЕРЬ ПЕРЕХОДИМ К ВЕРБОВКЕ
Леха набрался наглости и ударил со всего размаху ку-лаком по своему худому колену.
— Я повторяю вопрос! Как вы ко мне относитесь? Что вы трясетесь, как девственница, которая пришла устраиваться на работу в публичный дом? Посмотрите! У меня диссер-тация в каком виде?
— В каком?
— В зачаточном! И это в то время, когда вы должны днем и ночью думать о моей предстоящей защите, подгонять всех, вы, бабник, до сих пор только вступление помогли написать.
— Но обычно аспиранты как-то сами…
— А вы тоже сами?
— На что намек?
— Мы не обычные аспиранты и должны все делать не-обычно.
— Чем, позвольте вас спросить, вы необычные?
— Мы — единственные аспиранты… профессора Лосева-Рогатова, иногда даже любимые! Особенно Наташка, кото-рая вас, как сына родного… иногда… своей грудью… без-возмездно!
Это был точно рассчитанный удар ниже пояса. После такого ни один профессор, даже будь он самим проректо-ром по административно-хозяйственной безвозмездно на-глой масти, не выдерживал и добровольно падал на все че-тыре одновременно.
— Ну, знаете ли, — густо покрылся слоем мха Рогатов и совсем сдался на милость, без дальнейших попыток и ар-гументов.
— Да не краснейте вы так, подумаешь, свояки! Все мы по жизни молочные братья, из одного сосуда потребляем, в нем полно, на всех хватит.
— И вы, коллега? — в голосе профессора сквозануло ува-жение.
— Буду коллегой, буду. Но прошу обратить внимание. Как-то вы заикнулись, что наш проректор по науке — ваш ученик. Да?
— Способный молодой человек был.
— И тоже подающий?
— Только надежды.
— И сейчас он над вами начальник?
— В некотором роде да.
— А редактор журнала "непарнохвостатых" тоже ваш ученик?
— И он мой.
— А восемнадцатый зам министра по мешкотаре?
— И этот мой.
— Вот мы и подошли к главной теме. Сейчас узнаете, за-чем я вас вызывал на ковер.
— Все таки это вы меня вызывали?
— Да, я вас, я! Чтобы сказать, как вы, профессор, не-сколько ягелем поросли и не видите очевидного.
— Совсем не вижу?
— Будем надеяться, что у вас временная слепота и я, ваш "сын родной", ваш подающий бедным старушкам аспи-рант, помогу прозреть. Посмотрите на меня внимательно, теперь анфас… а со спины?.. и вы увидите, что перед вами будущий ректор вашего и нашего университета, академик и министр всего глубоко-поверхностного образования Рос-сии.
