– Мы каждый день получаем десятки писем! Для работы с ними у нас существует специальный отдел! Вы имеете в виду какой-то официальный или государственный документ? Такие бумаги поступают к нам в работу по другим каналам.
– Нет, это письмо от женщины по фамилии (я назвала фамилию), жительницы поселка N.
– Жительницы поселка? – выражение ее лица стало таким, словно я спросила, есть ли у них тараканы.
– Именно! – сухо подтвердила Сара.
– И ради этого вы меня побеспокоили? – еще более надменно поднимая брови, заявила моя соотечественница.
– И еще больше побеспокоим, если вы нам не ответите! – пообещала Сара.
Женщина хотела что-то ответить, но потом вдруг вспомнив, что хамить иностранке и представителю крупного газетного синдиката не безопасно, передумала.
– Одну минуточку, я принесу журнал регистрации! – сказала она, – мы регистрируем все письма от частных лиц, которые к нам поступают.
И вышла, развернувшись на тонких каблуках. Сара презрительно хмыкнула (в тот момент я искренне простила ей это презрение). Она вернулась минут через десять, неся толстый журнал. Открыла нужную страницу.
– Давайте посмотрим… как, вы сказали, фамилия?
– Я повторила. Она провела пальцем по ряду фамилий.
– Вот, пожалуйста. Письмо от такой гражданки зарегистрировано не было!
– Не было? Но это невозможно! – сказала Сара.
– Не было, – повторила она, – такой фамилии в списке нет. Вот, посмотрите сами.
Я посмотрела. Действительно, тетя Лида в списке не значилась. Сара нахмурила брови. Она подумала о том же, о чем и я – что женщина не успела доехать до посольства. Но это было невероятно! Тетя Лида живая и здоровая 15 ноября в 8 вечера вернулась в N и только после 8 вечера ее убили.
Подождите… одну минуту… – сказала я, – когда вам приносят письма, вы их читаете?
– Разумеется! – сказала женщина.
– Особенно, когда вам говорят, что письмо очень важное, не так ли?
– Конечно! – подтвердила она еще холодней.
– Тогда посмотрите, вы когда-нибудь читали это? – я протянула ей копию письма тети Лиды. Женщина взяла, пробежала глазами по строчкам и вернула мне, не прочитав первую страницу. Ее лицо разгладилось.
– Неужели вы приехали ко мне из-за этой сумасшедшей? Успокойтесь! Мы хорошо работаем! Писем от больных людей мы не регистрируем!
– Значит, вы уже читали это письмо?
– Конечно, читала! Я ведь вспомнила! Я даже помню эту женщину: в возрасте, бедно одетая и вела себя, действительно, как больная.
– Как именно?
– Глаза бегали. Руки тряслись. Заикалась на каждом слове. Типичный портрет психически больного человека!
– Почему вы решили, что она психически больна?
– Вы это читали? И вы мне скажете, что это написал нормальный человек? Да у нас каждый день приходят такие же психи и за годы работы я уже научилась их различать! Чего я только здесь не видела! Помню, один требовал виллу и миллион долларов, и угрожал, что себя подожжет. А оказалось, его недавно выпустили из лечебницы! Другая угрожала убить своего ребенка, если мы не дадим ей политического убежища! В результате выяснилось, что у нее не было никакого ребенка! Еще одна писала бесконечные письма о том, что президент – ее потерянный в детстве сын! Еще один являлся с чертежами вечного двигателя и заявлял, что его не понимают в родной стране. Здесь бывают такие психи, что вам и не снилось! И вы считаете, что я не определю больного человека с первого взгляда? Да вы почитайте это до конца – сразу поймете, что написала психически больная! Я только первые строчки прочитала и мне все сразу стало ясно! Мне некогда возиться с бредом всякой сумасшедшей!
– И что же вы сделали?
– Сказала ей, что она должна обратиться к врачу. Она пыталась настаивать, заявляла, что в этом письме все правда. Впрочем, она не скандалила, вела себя тихо, но сразу было видно, что это больной человек! Конечно, я не стала это регистрировать и вернула ей письмо. Она его не взяла. Тогда я на ее глазах разорвала этот бред и отправила в мусорную корзину!
– Что вы сделали? – переспросила Сара с каким-то тихим ужасом.
– Я же сказала: на ее глазах разорвала письмо на клочки и отправила в мусорную корзину! После этого она заплакала и ушла. Ушла тихо, сама. Мне даже не пришлось вызывать охрану.
– Вы… вы… – Сара потеряла дар речи.
– Вы действительно могли так поступить? – я поспешила ей на выручку.
– Разумеется! Я хорошо исполняю свою работу! – заявила сотрудница посольства.
– Но почему вы не показали это письмо кому-то еще? Чтобы это письмо прочел еще кто-то, кроме вас?
– Потому, что в моей компетенции решать такие вопросы! – заявила она с апломбом.
– В вашей компетенции? – ядовито сказала Сара, – я уж постараюсь, чтобы у вас ее было поменьше!
Посольская дама не удостоила ее ответом.
– Все, у меня больше нет времени! – заявила она, – вы только это хотели узнать?
– Нет. Еще мы хотели узнать, каких работников принимают сюда на работу, – сказала Сара, – и еще о том, что место работы иногда следует менять. Особенно таким работникам, как вы.
Брови женщины изогнулись в дугу. Она явно не понимала, что ей говорили. Да здесь и не о чем было больше говорить. Мы молча вышли из посольства, сели в мою машину и вернулись обратно, в представительство «Тарквелл-пресс». Когда мы заперлись в кабинете, Сара сказала:
– Какой ужас! Я до сих пор не могу прийти в себя!
– Видишь, я оказалась права. До посла это письмо не дошло. Оно и не могло дойти…
– Бред сумасшедшей! – в возмущении повторила Сара, – подумать только!
Я печально покачала головой.
– Для таких, как она, все, что не соответствует узким рамкам ее мышления, останется бредом сумасшедшей, даже если она узнает, что цена этому бреду – человеческая жизнь.
– Я все время думаю об этой женщине, – сказала Сара, – думаю, как она одиноко бродила по городу, не зная, куда пойти со своим чудовищным грузом… понимая, что завтра для нее уже нет… От этого становится так страшно… И так сжимается сердце…
– Ей, действительно, некуда было пойти, – сказала я, – везде ее бы встретили точно так же. И, пока она ходила в этом проклятом городе, бандиты проникли в ее дом, подложили бомбу или что-то сделали с газом, чтобы, когда она вернется домой, раздался взрыв.
Мы замолчали. Обо всем этом действительно было лучше не говорить. Я первая нарушила молчание.
– Теперь я точно дойду до конца, – сказала я, – и узнаю то, что не узнала она. Во что бы то ни стало!
Я оставила на стоянке машину. Это был темно-синий «ниссан-премьера». Я водила его второй год. Это был подарок, который оставил мне самый страшный (и в то же время, бесконечно дорогой) человек. Я ненавидела его подарок и не могла не садиться за руль. Ощущение власти над тяжелым железным монстром захватывало с головой, за рулем я полностью уходила внутрь железного корпуса, оставляя только маленький, достаточный для меня резерв, чтобы обязательно куда-то уйти. Уйти, обгоняя незадачливые иномарки на поворотах. Я обожала прикасаться к машине рукой, долго вглядываясь, как на темном блестящем корпусе расплываются влажные теплые пятна от моих пальцев. Я обожала вдыхать запах бензина и гладить мягкую обивку салона рукой, проводить ладонями, полируя человечьим теплом блестящий, чисто вымытый корпус. Я любила смотреть, как сильный, красивый металлический зверь подчиняется одному повороту ключа, отдавая мне часть своей уверенности, своей силы. Я относилась к машине с какой-то ненормальной трогательностью. Это замечали даже самые невнимательные из моих друзей. С абсолютно не женским терпением и почти мужской гордостью я ставила машину на первое место в сфере своих домашних интересов. Я принимала мою машину вполне естественной частью моей не состоявшейся семьи, словно живое человеческое существо.
Это была моя гордость, мое безропотное, беспрекословное достижение и превосходство, мой друг и мой бог, часть моего существа. Иногда, врываясь на чересчур большой скорости в неуверенный заторможенный ритм ночных городов, я тихо разговаривала с этим зверем, растворяясь в голосе, звучащем в глубине салона. Ощущая себя больной и наслаждаясь звучащей в ответ тишиной. Без машины я не смогла бы жить. Иногда мне приходила в голову нелепость (особенно в кошмарных снах), что это – металлическое надгробие моей могилы.
В тот день я оставила машину на стоянке. Включила сигнализацию и осмотрелась. Темнота и вокруг, ничего… В это место я приехала совершенно случайно и еще утром я еще не знала, что вечером буду здесь. Дело в том, что днем мне на работу позвонила одна знакомая. Именно знакомая, так будет верней. Как правило, у успешных людей нет друзей, а у успешных женщин просто не может существовать подруг. Чем больше у тебя друзей, тем меньше ты стоишь. И никогда в жизни я не поехала бы в десять вечера (именно столько было на часах, когда я оставила на стоянке машину) в чужой дом к случайному человеку, если б не одно личное обстоятельство. Если б не открытие очень важной для меня истины, которая обнаружилась сразу, как только я вышла из автомобильного салона на свежий воздух. То, что я сумасшедшая (агрессивная буйная сумасшедшая) знали все вокруг, в том числе и я сама. Теперь, этим вечером я сделала важное и заключительное открытие: я не только сумасшедшая, я еще и полная идиотка!
