Чтобы слава о его щедрости распространилась еще шире, каждый раз эмир приказывал выставить столы с угощениями прямо на улицах, и надо сказать, достопочтенные господа, что чего только не было за теми столами! И кускус, и истекающий соком мак-любэ, и баклажаны с горохом, и сирийский салат, и намак-пара, и целые блюда с поджаристыми мург дилли. И каждый приходящий в город мог сесть за стол и вдоволь отведать этих угощений.
Сел и юный ас-Сакалиба. Распорядитель пира протянул ему кубок с шербетом, и юноша хотел было уже отхлебнуть из него, но тут разглядел прилипший к краю кубка золотой волос.
И ас-Сакалиба сказал, а потом повторил еще раз:
– Клянусь, это удивительно, ибо никак не думал я, что в вашем городе могут жить женщины, цвет волос у которых светлее шербета, налитого в этот кубок. Скажи, распорядитель пира, чей это волос?
– Не стоит тебе того знать, – ответил распорядитель, – но, коли уж ты задал вопрос, то будет нарушением долга гостеприимства оставить тебя в неведении, чужеземец. Волос этот принадлежит Фатиме, дочери эмира, которую никто, говорят, не видел, а те, кто все же видел краем глаза, утверждал, что никогда еще под солнцем не рождалось девушки прекраснее, чем она. Есть у нас в городе женщины с тонкими талиями, и женщины, подводящие глаза сурьмой, и такие, у которых глаза похожи на озера, и даже те, что знают, как свести мужчину с ума, но не надолго, а лишь так, чтобы потом он опять смог думать той головой, что носит на плечах, однако прекраснее их всех Фатима, дочь эмира Сейфа ад-Даулы, и воистину счастлив будет тот, кого она сделает своим избранником.
Ас-Сакалиба сказал:
– Воистину, хотелось бы мне увидеться с такой девушкой, ибо странно, что в вашем городе могут жить женщины, волосы которых цветом похожи на утренние звезды той страны, из которой я прибыл.
Было ему отвечено:
– Если ты глуп, то найдешь этой встречи, а если ты, ас-Сакалиба, желаешь сохранить жизнь, то допьешь этот шербет, съешь угощения и пойдешь себе дальше, а никакого свидания искать не станешь.
Удивительно было слышать такое Ас-Сакалибе, и он спросил:
– В чем причина такого твоего ответа?
– Она есть и воистину серьезна.
– Кто она такая, эта Фатима, если даже отважнейшие у вас в городе не рискуют за ней ухаживать?
– Смертельная угроза, вот кто! А если говорить точнее, то единственная и любимая дочь нашего эмира Сейфа ад-Даулы, который режет уши каждому, кто рискнет хотя бы поднять взгляд на Фатиму. Схватки и побоища не страшат отважных юношей нашего города, но как пойдешь против воли собственного эмира?
– А-а-а, – только и сказал Ас-Сакалиба, но с той поры стал искать встречи с прекрасной Фатимой.
2Вторник, 17 октября, 10–45
Голос в динамиках объявил, что поезд прибыл на станцию метро «Петроградская». Стогов захлопнул книжку, сунул ее под мышку и вышел из вагона. Перед эскалатором, как это обычно бывает, образовалась небольшая пробочка, и, переминаясь в ней с ноги на ногу, Стогов ощущал запах стоявших рядом людей: мокрые куртки, мокрая обувь… вечная усталость, отсутствие перспектив… тоскливые запахи осени.
Рано утром Осипов позвонил и продиктовал адрес: весь их отдел вызывали на место преступления. Плечом прижимая трубку к уху, Стогов пытался одновременно ополоснуть лицо и выяснить, насколько срочным является вызов. Из мутного зеркала на него смотрел смертельно усталый тип.
– Не знаешь, что там случилось?
– Вроде бы убийство. Вроде бы какого-то важного строительного деятеля.
– Ограбление?
– Без понятия. Но стрелка вроде бы задержали на месте. Чуть ли не со стволом в руках.
– Прекрасная новость! А при чем тут наш отдел?
– Ты спрашиваешь об этом меня? Позвони в Управление, задай вопрос им. Так прямо и крикни в трубку: какого хрена вы не даете мне спокойно выпить утреннюю кружечку пива и заставляете вместо этого переться на службу! Можешь?
– Ты же знаешь, я все могу.
– Вообще все? Тогда удали из компьютера папку «Корзина».
Осипов повесил трубку, а Стогов пошел натягивать так и не высохшие за ночь джинсы. Еще сорок минут спустя он вышел из станции метро «Петроградская», свернул за угол, потом свернул еще раз, потом сверился с записанным на бумажке адресом, а потом разглядел, наконец, припаркованные возле нужного ему здания милицейские машины. Как это обычно и бывает на месте резонансных убийств: много-много милицейских машин.
Осипов ждал его перед входом. Они пожали друг другу руки. Стогов вытащил из кармана сигареты и молча закурил. По опыту он знал: осмотр места преступления – штука небыстрая. Выкурить он успеет не только эту сигарету, но даже и пару следующих.
Не глядя в его сторону, Осипов спросил:
– С тобой все в порядке? Ты как-то странно выглядишь.
– Это я просто так выгляжу. Расскажи лучше, что тут.
– Да нечего особенно и рассказывать. Есть труп, есть свидетели, и вроде как уже задержан основной подозреваемый. Как я понял, в здании располагалась строительная корпорация. Вернее, не сама корпорация, а ее работорговцы.
– Работорговцы?
– Ну, парни, привозящие в город гастарбайтеров. Тело до сих пор лежит в кабинете, дочка работорговца в истерике, а сто одного алмаатинца переписывают миграционные службы. Думаю, переписывать станут до завтрашнего утра.
– А мы-то тут при чем?
– Как обычно, ни при чем. Просто смуглые ребята говорят какие-то странные вещи. Плетут такое, что начальство решило подстраховаться.
– Да что плетут-то? Можешь по-русски объяснить?
Осипов грустно вздохнул:
– Русский язык в этих кварталах не очень в ходу. Пойдем, сам все увидишь.
Они прошли внутрь. Здание было старое и запущенное. Они поднялись на второй этаж, прошли тесным коридором, потом по еще более тесной лестнице поднялись еще выше, а там неожиданно оказались в огромном зале. Потолок в помещении был высоченный, вдоль стен в три яруса стояли нары, а посреди зала на корточках сидело несколько десятков смуглых людей.
Офицеры миграционных служб в ярких форменных жилетах поверх курток по одному вызывали их и пытались допросить. Давалось им это нелегко.
Стогов встал за спиной одного из офицеров и немного послушал. Молодой розовощекий лейтенант грозно вопрошал:
– Фамилия!
В ответ понурый строитель выдавал гортанную фразу, состоящую из пары дюжин слогов.
– Я сказал, фамилия! Ах, это фамилия? Хорошо. Тогда имя и отчество!
Миграционные офицеры были в основном молодыми. Смуглые гастарбайтеры тоже. Но офицеры двигались энергично, говорили громкими голосами и явно торопились закончить то, что начали. А гастарбайтеры двигались медленно, говорили неохотно и при разговоре старались не поднимать глаз. Из своих теплых, пахнущих курагой краев они привезли понимание того, что мир этот устроен неправильно и самое неправильное место в нем досталось именно им, смуглокожим строительным рабочим. И еще уверенность в том, что изменить тут ничего нельзя.
К ним с Осиповым подошел старший из миграционных офицеров. Насколько понял Стогов, парень был тут за старшего.
– Вы же типа консультанты, да? Моя фамилия Безбородов. Хорошо, что приехали. Может, хоть вы разберетесь, что эти упырьки несут. А то у моих ребят мозг уже дымится.
– А что они несут?
– Пойдемте. Сами услышите.
Они подошли к ближайшему столику: там очередной молодой лейтенант пытался задавать вопросы очередному понурому рабочему.
– Откуда именно ты прибыл в наш город?
– Нужно было ехать.
– Я не спрашиваю, зачем ты приехал. Я спрашиваю, откуда?
– Нам сказали, что надо ехать. У нас все ездят.
– Куда, блин, все у вас ездят-то?!
Смуглый человек впервые поднял на лейтенанта глаза. Словно удивившись его непонятливости.
– Сюда ездят. Где эмир жил.
– Какой эмир?
– Ваш. Который тут живет. И раньше жил.
– «Эмир» – это кличка?
– Почему кличка? Нет, не кличка. Настоящий эмир. Который тут жил.
– Где «тут»? В Петербурге?
– Ну да. У нас все ездят. А когда мне сказали ехать, я тоже поехал.
– Что ты мелешь? В Петербурге никогда не было никакого эмира! Тут раньше царь жил! А эмира не было. В школе вообще, что ли, не учился?
– В школе учился, да. Про царя слышал. Но царь это другое. А еще у вас в городе эмир жил. Это давно было. Но он и до сих пор тут живет.
Лейтенант вздохнул и бросил ручку на стол перед собой. Ни единой строчки протокола заполнить ему так и не удалось. Старший офицер посмотрел на Стогова:
– И вот так они все. По-русски почти не говорят, и что ни спросишь, говорят про какого-то эмира. С узбеками и вообще последнее время непросто, но эти – просто ужас какой-то. Ни от одного внятных ответов не добиться.