На лице Игоря мелькнуло недоумение.
— Мне всегда близок язык настоящих джентльменов.
Антон задумался. Перед ним сидел умный, обаятельный парень. Материально обеспеченный, без пяти минут, как говорил Степан Степанович, кандидат медицинских наук, превосходно разбирающийся в психологии людей и удивительно легко, вроде бы мимоходом, управляющий их поступками.
— Скажите, что заставило вас написать фальшивое письмо Федору Костыреву? — задал первый вопрос Бирюков.
— Я не знаю такого человека, — чуть подумав, ответил Айрапетов.
Антон достал копию заключения почерковедческой экспертизы, исследовавшей конверт, найденный Светланой Березовой у Костыревых, и положил ее перед Игорем.
— Против вот этого документа возражать трудно, Игорь Владимирович, — спокойно сказал он.
Лицо Айрапетова потемнело. Не отрываясь от чтения, он зубами достал из пачки сигарету, машинально щелкнул зажигалкой и затянулся так, что, казалось, щеки сошлись вместе. Табачный дым клубами поплыл по квартире. Бирюков молча ждал, что скажет Игорь. Тот, закончив читать, возвратил Антону заключение и довольно равнодушно заговорил:
— Сейчас вспомнил. Писал я Костыреву, только забыл его фамилию. Об этом просил меня Мохов. Понимаю, что поступил не по-джентльменски, но не вижу причины, из-за которой письмом заинтересовался уголовный розыск.
— Из-за сфабрикованной вами фальшивки порядочный парень едва не стал преступником.
— Костырев хотел убить предполагаемую тещу? — натянуто пошутил Айрапетов.
— Нет, связался с Моховым и чуть не стал соучастником преступления. Мохов совершил кражу из магазина.
— Не вижу в этом своей вины. Костырев же не обезьяна. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы разгадать фальшивку. К тому же, трудно поверить, чтобы современного парня могло шокировать глупое письмо сумасбродной мамаши.
— А если современный парень впервые столкнулся с вероломной подлостью и растерялся? — спросил Бирюков, глядя в упор на Айрапетова.
Игорь отвел глаза:
— Этого я не предполагал.
— Почему же боялись своего письма и хотели любой ценой вырвать его у Березовой? — опять спросил Антон. Не оставляя Айрапетову лазеек, добавил: — Обещанный соседскому Генке хоккейный абонемент не так уж дешево стоит.
Айрапетов долго молчал. Казалось, он не замечает дымящейся в руке сигареты, однако выражение его лица было спокойным, задумчивым. Такое лицо бывает у неглупого, сдержанного человека, волею случая попавшего в нелепую историю.
— В этом я виновен, — отчетливо произнося каждое слово, наконец, сказал Игорь, еще немного помолчал и стал объяснять: — Полусонная Люда Суркова в тот злосчастный вечер проговорилась, что ее сестра носит в сумочке какое-то загадочное письмо, которое хочет передать в милицию или прокуратуру. Это письмо якобы ей прислал тот мрачный парень, с которым однажды в кафе «Космос» чуть не подрался Мохов. Признаюсь честно, струсил. Решил перестраховаться. Перестраховка, как видите, вышла боком. Поверьте, иногда и на порядочных людей находит затмение.
— В тот вечер Суркова знала о другом письме, на котором вы подписали только адрес.
— О другом?.. — удивился Айрапетов. — Что-то не помню, какие адреса я подписывал.
— Это уже не джентльменский разговор. — Антон с упреком посмотрел на Игоря и положил перед ним копию второго заключения экспертизы, исследовавшей конверт с письмом московского инженера.
Выдержка изменила Айрапетову — на его лице появилась растерянность, и Антону вдруг стало неловко, будто он играет с Игорем, словно кот с пойманной мышью. Имея такие сведения, как показания Остроумова и Мохова, не стоило большого труда припереть Игоря к стенке. Однако, чувствуя уверенность, Антон не торопился раскрывать карты — слишком необычный «игрок» сидел перед ним. Надо было разобраться в мотивах преступления и, главное, установить истинное лицо Айрапетова.
— Вспомнил, — тихо сказал Игорь. — В тот же раз Мохов дал мне какое-то письмо, которое я даже не прочитал, и попросил надписать конверт таким же почерком. Не задумываясь, начеркал ему что-то похожее.
— Для чего нужны были Мохову эти фальшивые письма?
— Он хотел сагитировать друга уехать куда-то на север, а друг не соглашался. Так, во всяком случае, Мохов мне объяснял.
— Вам известно, кто Мохов?
— Я не интересовался подробностями его биографии.
— Напрасно. Там и без подробностей — сплошная уголовщина. Любопытно, что вас заставило общаться с ним?
— Видите ли… Я никогда не ищу в общениях с людьми корыстной цели. И никогда не отталкиваю от себя людей. При положительном влиянии, бывает, даже матерые уголовники бросают свое преступное ремесло.
— Мохов не бросил.
— Значит, я ошибся в нем.
— Как к Мохову попало письмо Василия Михайловича Митякина, которое тот получил от Березовой?
Айрапетов усмехнулся и ответил самым искренним тоном:
— Это для меня новость. С Митякиным мы школьные друзья. Последний раз встречались около месяца назад, на железнодорожном вокзале. Кроме Васи, были я, Бураевская, Мохов и мой дядя Николай Петрович. Ни о каких письмах при встрече не велось разговора.
— После той встречи не виделись с Митякиным?
— Нет. Время меняет людей. Вася Митякин тоже изменился. От школьной дружбы ничего не осталось.
Что-то насторожило Бирюкова в ответе, и он, стараясь сосредоточиться, задал побочный вопрос:
— Игорь Владимирович, чем вызвана привязанность вашего дяди к игрушечной собачке?
— Это давняя тяжелая история. Николай Петрович, с женой и пятилетней дочерью Зиночкой, попал в автомобильную катастрофу и только чудом остался жив. Жена и Зиночка погибли. У каждого, даже самого здорового человека существует предел так называемой физиологической выносливости, и когда этот предел перейден, развивается, говоря языком медицины, психогенное расстройство. Оно у Николая Петровича усилилось полученной в катастрофе травмой головы. Игрушечная собачка — его память о погибших дочери и жене. Мы пробовали собачку спрятать, надеясь, что дядя быстрее забудет трагедию. Однако Николаю Петровичу стало еще хуже — он чуть было не лишился рассудка полностью. Эту игрушку очень любила Зиночка, она была моей сверстницей.
— Зачем Николай Петрович ездил в райцентр в прошлое воскресенье?
— Говорит, отдыхать. Он часто уезжает туда без моего разрешения.
Пришло время задать самый главный вопрос, и Антон спросил:
— Чем вы, Игорь Владимирович, объясните такое совпадение: в один и тот же день у вас снято пять тысяч рублей в сберкассе, а у Остроумова на эту же сумму открыт счет?
— Не может быть… — почти прошептал Айрапетов.
Бирюков положил перед ним выписки из сберкассовских лицевых счетов, сухо проговорил:
— Чтобы не играть в кошки-мышки, добавлю: Остроумов передумал садиться на скамью подсудимых за кражу. Не выгодно ему показалось отсиживать за чужие грехи.
Айрапетов, вскочив из-за стола, заходил из угла в угол по комнате. Затем сел на прежнее место, хотел налить себе вина, но передумал. Смял в пепельнице недокуренную сигарету и, нервно щелкнув зажигалкой, прикурил новую.
— Я действительно заплатил Остроумову деньги, — жадно затягиваясь табачным дымом, заговорил Игорь. — Однако вовсе не потому, что принимал участие в краже. Мохов за бесценок продал мне золотые часы, и когда я понял, что уголовный розыск напал на его след, испугался. У страха глаза велики, под его влиянием я стал ворочать глупость за глупостью…
— Разве вы не знали, какие вещи продаются за бесценок?
— Знал, разумеется. Поэтому и всполошился.
— Неужели без этих часов не могли прожить?
— Мог. И вовсе не разбогатеть на них хотел… — Игорь стыдливо опустил глаза. — Видите ли, все мы, человеки, в душе немного сволочи. Хотел я эти часики раздарить своим оппонентам после защиты диссертации. Этакий великодушный фарс хотел разыграть. Вот и доигрался…
— Что рассказывал Мохов о магазине?
— Ровным счетом ничего.
— Когда состоялась купля-продажа?
— В воскресенье утром.
— Билеты Мохову и Костыреву на самолет вы покупали? — сделав ударение на слове «вы», спросил Антон.
— Я. В аэропорту у меня есть знакомые.
— Мохов знакомил вас с Костыревым?
— Нет.
Допрос только начинался…
Не один день понадобился Бирюкову для выяснения обстоятельств дела. Время шло, а полная картина кражи не прорисовывалась. Не стирались приятные краски ретуши с портрета Игоря Айрапетова, не хватало какого-то очень важного соединительного звена в преступной цепочке Лаптев — Гоганкин — Мохов — Айрапетов. Кто из них запевала? Кто оказался причастным к преступлению по воле случая? Какова доля вины каждого из них?
