У Эрнестины резко испортилось настроение. Утром симпатия Греты к одежде вообще и к ее покупкам в частности смягчила ее отношение к непрошеной гостье, но после того, как в поисках Греты она обегала пятнадцать отделов, миссис Фостер снова впала в раздражение. «Отвратительная Арчина курица!» После следующих десяти отделов Эрнестина была не только зла, но и слегка встревожена. Конечно, эта глупышка устала ждать и отправилась домой — у девушек в этом возрасте отвратительные манеры. Но…
Она расспросила всех швейцаров. Швейцар, стоявший возле той двери, через которую они входили, хорошо запомнил юную леди. Он знал миссис Фостер в лицо и помнил, что она пришла с юной леди. Более того, он помнил, что юная леди минут через десять вышла. О да, он совершенно уверен, что это была та самая юная леди. Она вышла из магазина и села в машину, которая ждала на другой стороне улицы.
— Она вышла одна?
— О да, мадам, совершенно одна. В машине сидел джентльмен.
— Какой джентльмен?
— Не могу сказать, мадам. Машина была закрытая, с шофером. Шофер зашел в магазин и вышел на две-три минуты раньше юной леди.
— Какая машина?
— «Даймлер», мадам.
Эрнестина страшно разозлилась и поехала домой. Дома позвонила своему кузену Арчи Миллару, и ей сказали, что он ушел на ленч. Она оставила для него сердитое послание и на протяжении всего ленча бранила Джорджа за невоспитанность и отсутствие уважения к людям, присущее мужскому полу.
— Если Арчи собирался повести девушку на ленч, почему он не сказал? Раздобыл машину бог знает где. Арчи — и «даймлер» с шофером, извольте видеть! До чего это по-мужски — навязать мне девушку, а потом буквально похитить ее за пять минут до ленча, ничего мне не сказав! Теперь не появится в своем офисе часов до трех. Потом примчится сюда и опять подкинет мне девчонку, чтобы я за ней ухаживала. Ну кто, кроме мужчин, способен так вывести из себя?!
Арчи позвонил в половине второго.
— Эрнестина, привет!
— Ну знаешь, Арчи, это уже переходит всякие границы!
— Девочка моя, зачем так сердиться? Если будешь продолжать в таком же духе, у тебя раньше времени появятся морщины.
— Должна сказать, что тебе следовало дать мне знать, что собираешься вести девушку на ленч. Я уж вообразила бог весть что.
— Э-э… что все это значит?
— Говорю, ты должен был меня предупредить.
— Предупредить о чем?..
— Джордж, конечно, принял твою сторону, мужчины всегда заодно.
— Что я такого сделал?
— Если собрался вести ее на ленч, а я думаю, что вы договорились еще вчера, почему она мне ничего не сказала, а попросту сбежала из «Харрисона»?
— Эрнестина, о чем ты говоришь?.. Где Грета?..
— Понятия не имею. Разве вы не вместе обедали?
— Нет. Может, ты все-таки скажешь, что случилось?
— Так ты не забирал ее из «Харрисона»?
— Нет, конечно.
— Тогда кто же?
— Послушай, расскажи толком, что случилось.
— Я поднялась наверх позвонить Рине Латочи, потому что обещала дать ей адрес Джима Максвела, а Джордж так приставал, что я забыла про это, пока мы с Гретой не подошли к «Харрисону».
— Ну?
— Как всегда, Рину долго не подзывали к телефону. А когда я закончила разговаривать, то нигде не смогла найти Грету. Я обошла все отделы. Знаешь, оказывается, там есть вещи, о которых я и не слышала. Все обошла, а ее нигде нет. Я стала расспрашивать швейцаров. Один ее видел, он сказал, что Грета вышла десять минут назад, села в «даймлер», который стоял напротив, и уехала. Конечно, я подумала, что это был ты!
— «Даймлер»!
— С шофером. Швейцар сказал, что внутри сидел мужчина. Это был ты?
— Нет. Я не видел ее со вчерашнего дня.
Эрнестина не узнавала голос Арчи, так он изменился.
— Тогда кто же там был?
— Во сколько это случилось?
— Значит, так… Когда я вспомнила, что надо позвонить Рине, было около двенадцати, а швейцар сказал, что она вышла через десять минут.
— Эрнестина, я же сказал тебе не оставлять ее одну!
Эрнестину это оскорбило.
— Ну знаешь, и это ты называешь оставить одну?!
Арчи повесил трубку.
Чарлз провел целый день на Торнхил-сквере, разбирая бумаги. Часов в пять он закончил и вышел на улицу через сад. Смеркалось, но было еще светло. В аллее было темнее, чем в саду.
Он запер дверь в стене, немного постоял и пошел направо. Почему именно направо, Чарлз не мог объяснить — просто свернул направо, а не налево и пошел по темной аллее.
По правую руку от него были сады домов на Торнхилсквере, по левую — более узкие садики домов, выходящих на Джордж-стрит. С обеих сторон кирпичные стены то там, то сям прерывались деревянными дверьми. Из-за наклона улицы справа были видны только верхние этажи домов, но дома на Джордж-стрит являли миру все свои освещенные окна, задернутые шторами.
Чарлз прошел несколько метров и только тогда понял, что его ведет сентиментальное желание взглянуть на дом Пельхамов. Он мог бы взглянуть на него в любой день после возвращения, это правда, но правда и то, что у него ни разу не возникало такого желания. Сейчас он понял причину этого. Его манил именно пустой дом, потому что в пустом доме живут тысячи воспоминаний.
Он миновал изгиб аллеи и остановился на том месте, где часто поджидал Маргарет, сбегавшую к нему через садовую дверь. Дом был самым большим на этой улице — больше и старее других на сто лет. Квадратный дом в георгианском стиле с современными пристройками. Пристройкой, в частности, был и кабинет. Он выступал вперед, нарушая ровность линий. Из сада к нему вела уродливая железная лестница. С аллеи была видна балконная дверь и ступени витой лестницы.
Сотни раз Чарлз стоял здесь и смотрел на эту дверь, ожидая, когда она откроется. Он и сейчас стоял и смотрел, и его не покидало чувство, что он дурак, если пялится на пустой дом и вспоминает обитавших в нем людей. Сумерки сгустились до темноты, дом казался черным квадратом. Он уже не различал окно и ступеньки, когда продолговатое окно вдруг засветилось и его пересекла тень. Одно мгновенье — и человек опустил жалюзи.
Это был Фредди Пельхам, и, увидев, его Чарлз отбросил романтические воспоминания в прошлое, где им и место. Их сменила вполне практичная мысль о том, что сейчас у него есть блестящая возможность прижать Фредди и прояснить запутанную ситуацию вокруг Серой Маски.
Чарлз толкнул дверь сада — она оказалась открыта, и он быстро прошел по тропинке к лестнице. Железные ступеньки были скользкие, а перила холодные и небезопасные.
Он постучал в окно и чуть не засмеялся — такое испуганное лицо было у Фредди, когда тот поднял жалюзи и стал всматриваться в темноту. «Небось решил, — подумал Чарлз, — что Серая Маска заявился».
Чарлз был тронут, увидев, как просветлело лицо Фредди, когда тот узнал его.
— Понимаешь, я в доме один. От меня немного пользы, если дело дойдет до схватки с грабителем. Вот Хьюго Бирн, ты помнишь Хьюго, или нет… он был до тебя? Его мать — Эдит Пис, еще ее сестра была замужем за Данлопом Мюреем, — конечно, они тебе не родня. Послушай, а о чем я говорил? Ах да, о грабителях. Так вот, бедняга Хьюго как-то встал среди ночи, и ему показалось, что он слышит вора и… О чем бишь я?., он привез себе жену из Шотландии, он женился на Джозефине Кэмпбел, знаешь ли… Нет, не на Джозефине, та была чернявая… а на Элизабет Кэмпбел. Да, точно, на Элизабет, она рыжая, мы еще ее называли Рыжая Лиза, за глаза, конечно. И… о чем это я? Ах да, бедняга Хьюго и вор. Оказалось, что это ходит старик Роберт Кэмпбел. И он так и не оставил им ни гроша. Печально, а?
В кабинете царил привычный беспорядок. Как Фредди умудряется здесь что-нибудь находить — загадка. Фредди предпринял слабую попытку прибраться.
— Ужасная мешанина, правда? Садись, садись. Вот сюда, переложи альбомы на пол. Нет, лучше оставь. Садись в кресло, эти бумаги мы сдвинем, тут ничего важного. Что? Одни счета, если что и потеряется, никто не заплачет.
Он стряхнул кипу бумаг на пол.
— Спасибо, я не сяду, — сказал Чарлз. — Извини, что помешал. Я хотел тебя кое о чем спросить, и когда увидел свет, то подумал, что можно зайти и все решить.
— Да, что я могу для тебя сделать? Все равно вряд ли я могу с этим что-то сделать. Хотел немного разобраться с хаосом — завтра я уезжаю, а здесь так много работы, все равно не справлюсь. Маргарет придет проститься. Я ей звонил, сказал, что буду здесь, и она придет, как только освободится. Потому и оставил садовую дверь открытой — она войдет через нее. Ну-ну, я рад, что уезжаю. Не люблю прощаться, факт. Довольно глупо, а?
Фредди беспокойно перебирал бумаги на столе. Было что-то жалкое в его бесцельных движениях и виноватом взгляде, сопровождавшем эту суету. Чарлзу стало его жалко.
— Не знаю… Я хотел поговорить о Маргарет.
Фредди от любопытства оживился.
— О Маргарет… Что именно? Не хочешь ли ты сказать… О нет, конечно нет, — что было, то прошло, так оно и лучше. Я сейчас вспомнил Томми Хадона, он был обручен со второй дочерью Дженкинса, убей меня, не помню, как ее звали, какое-то короткое имя… Дот? Нет, Мей? Нет, не Мей…
