Слева на стене висел массивный двустворчатый Ротко[49], уравновешенный картой мира с двумя полушариями справа. Эдвард невольно стал успокаиваться. Было несколько жутких моментов, когда библиотекари как будто собирались к нему подойти, но этого так и не произошло. Интересно, каково это — чувствовать себя здесь своим, вот как Маргарет. Развалившись на мягком сиденье с блокнотом на коленях, Эдвард воображал себя другим человеком, закопавшимся в свою науку, как морская свинка в опилки, — сидит себе такой и грызет потихоньку глыбу тайного знания, надеясь внести свою лепту, пусть незаметную, в общую кучу. Не так уж и плохо. Летний ветерок ворошил жесткую траву на крутом склоне долины. Вскоре Эдвард бросил притворяться, будто читает. Река сверкала на предвечернем солнце — только затемненное стекло позволяло смотреть на нее не жмурясь. Белый катер бодро пенил воду, одолевая течение, и на его мокрый корпус падали ритмичные блики.
Эдвард посмотрел на часы — почти пять. Утихшая было паника овладела им с новой силой. Он вскочил и огляделся. Читателей, кроме него, совсем не осталось. Молодая женщина-библиотекарь с оливковой кожей, толкавшая перед собой скрипучую тележку, предложила поставить книгу Эдварда обратно на полку и вынула том из его онемевших пальцев.
Он снова сел за компьютер и стал ждать, то и дело поглядывая на часы. Его инвестиционное мышление, привыкшее рассчитывать допустимый риск, кричало ему, что он ввязался в очень опасную экспедицию. Это тебе не в покер играть на чьи-то чужие деньги. Это настоящее. У него вспотели ладони. Зеленые буквы на пыльном мониторе вызывали ощущение галлюцинации. Ему пришлось сбегать в туалет.
В 5:03 он встал и прошел в дальний конец зала. Время настало. В голове надоедливо вертелась фраза из прочитанного в колледже стихотворения: «То был не сон — уже очнулся я». Периферическое зрение, сверхъестественно обострившись, охватывало разом все углы помещения.
Он двигался параллельно абонементу и старался смотреть прямо перед собой. Он не чувствовал бы себя более заметным, если бы шел по канату или пронесся по комнате балетными прыжками — хотя сейчас он едва справлялся с обычной ходьбой. Конечности у него одеревенели, как у игрушечного солдатика.
В стене перед ним открылась щель. Кромешная тьма за ней что-то ему напоминала.
По ту сторону было холодно, черным-черно и сильно пахло отсыревшей кожей. Он не видел буквально ничего, точно нырнул с головой в нефтяное озеро. Он пошарил во тьме, стукнулся костяшками обо что-то железное и повернул, как робот, налево, следуя указаниям Маргарет.
Потом из глаз у него посыпались искры — он налетел лбом на бетонную стену. Эдвард шарахнулся назад, сел кому-то на ногу и сказал хрипло:
— Ой!
— Ой-ой… — прошипела Маргарет.
Попытавшись встать, он ударил ее головой в челюсть. У нее клацнули зубы.
— Извините! — Он протянул руку, желая успокоить Маргарет, наткнулся на грудь и отдернул руку назад.
Где-то на другом конце помещения, оказавшегося очень большим, открыли дверь, бросив яркий свет между высокими металлическими стеллажами. Дверь закрылась, и Эдвард снова ослеп.
— Что происходит? — спросил он.
— Здесь все не так, — сердитым шепотом ответила Маргарет, потирая подбородок. — Они, кажется, все переделали. Добавились какие-то перегородки.
Он встал, соблюдая на этот раз осторожность. Эта стенка не походила на перегородку. Он потер лоб и прислонился к чему-то, похожему на торец стеллажа.
— Вы уверены, что запомнили правильно?
Она промолчала.
— Кто это сейчас открыл дверь?
— Не знаю.
Поврежденные костяшки и лоб пылали в леденящей атмосфере.
— Как тут холодно.
— Дворец любви и наслажденья меж вечных льдов и влажных сфер[50], — непонятно ответила Маргарет, но голос ее в темноте звучал успокаивающе. Он снова протянул руку и на этот раз нашел ее локоть. За дверью, в ином мире, слышался приглушенный разговор.
— Вы расписались в книге? — вдруг спросила она.
— Тьфу ты!.. — Эдвард скорчил во мраке невидимую гримасу. — Забыл.
— Идите и распишитесь.
— Опять туда выходить? Ну нет!
— Без отметки о нашем уходе мы ничего сделать не сможем. Меня будут искать. Нас обоих.
— Там, по-моему, кто-то есть.
Тем не менее он двинулся по стене и нащупал дверную щель, а потом и ручку. Чуть-чуть приоткрыв дверь, он прижался щекой к шершавой шлакоблочной кладке и выглянул. Плацдарм, о чудо, оказался свободен.
— Ладно. — Он нашел теплую руку Маргарет и стиснул три подвернувшихся пальца. — Обещайте, что дождетесь меня.
— Ступайте. — Она пихнула его в спину.
Не веря в происходящее, он выскользнул из безопасного мрака на свет. Солнце, льющееся в панорамные окна, било по глазам. Он перебежал к абонементу, согнувшись, как разносчик, бегущий по траншее под огнем неприятеля. Толстая книга регистрации пропала со стойки. Осмелев, он обошел стол с другой стороны и стал рыться в запретной зоне бланков, штампов и желтых карандашей, пока не нашел требуемое. Уселся на толстый ковер, расписался напротив их с Маргарет фамилий и сунул книгу на место.
Встав, он почувствовал себя глупо. В библиотеке не было ни души. Он сделал несколько резких вдохов и выдохов с открытым ртом: ха, ха, ха. Кондиционеры работали так, что он почти удивился, не увидев в воздухе пара. Из-за отсутствия других людей он острее ощутил присутствие окружающих его книг. Ему представилось, как каждый том неистово перелистывает сам себя, маниакально пересказывая миру свое содержание.
Эдвард осознал, что пока ничего плохого не сделал. Перед законом он чист. Он еще не перешел черту, за которой он влипнет окончательно и бесповоротно. Он вышел из-за стола, размахивая руками, как спортсмен, разминающийся перед заплывом на пятьдесят метров стилем баттерфляй. Роковая черта искрила совсем близко, как оборванный провод, в нескольких ярдах пространства и нескольких минутах времени.
Эдвард поймал себя на том, что движется по низким ступеням в сторону выхода. Солнце садилось за красные утесы на том берегу Гудзона, и в его косых лучах от ног Эдварда падали джакометтиевские[51] тени. Он пересек еще две пары таких же теней — двое библиотекарей, мужчина и женщина, обсуждали какой-то прием для донаторов, ни о чем не подозревая. Ничто его здесь не удерживало. Он запросто мог уйти, если бы захотел. Свобода выбора искушала. Может быть, все это часть чьей-то другой истории — Маргарет или герцогини, а не его. Он может уйти, сесть в автобус и к ночи вернуться в Манхэттен. Нехорошо по отношению к Маргарет, но у нее есть машина, и она прекрасно без него обойдется — оба они хорошо это знают. Он распахнул двойные двери вестибюля и вышел на гравийную дорожку.
Вдоль аллеи и на газонах выстроилось небольшое подразделение черных и темно-синих лимузинов с тонированными стеклами. Мужчины и женщины в вечерних костюмах гуляли по дорожкам с бокалами шампанского. Официанты разносили закуски. К одному из лимузинов прислонился с сигаретой в руке человек с необычайно слабым подбородком. Эдвард узнал его сразу — он видел его у дома Уэнтов в день своего первого визита. Герцогский шофер.
Эдвард замер на месте. Если шофер здесь, то и герцог, стало быть, тоже? Почему здесь, а не в Лондоне? Выздоровел, что ли? Может, он идет по следу кодекса, пользуясь теми же ключами, что и они? То, что казалось ясным и четким, приняло совершенно другой оборот, как песок в перевернутых стеклянных часах. Эдвард попятился обратно, и двери сомкнулись за ним, как занавес в последнем акте спектакля. Он заблуждался — его место здесь. Потайная дверь по-прежнему стояла приоткрытая. Он юркнул внутрь, притворил ее за собой, отдышался немного и насколько посмел громко позвал Маргарет.
Ответа не было. Он прошел чуть дальше, придерживаясь за книжные полки. В абсолютной темноте все — расстояния, собственные ноги, холодные железные стеллажи — казалось ему громадным и лишь наполовину реальным. Точно он, как сказочный Джек, проник в дом великана по бобовому стеблю и теперь блуждал среди гигантских столов и стульев. Ну куда она подевалась? Оцепеневший ум с того момента, как Эдвард увидел шофера, снова понесся вскачь, стараясь нагнать упущенное. Пластмассовая стремянка, подвернувшаяся под ноги, рухнула куда-то во мрак. Эдвард провел руками по полкам с обеих сторон, и пыль, накопившаяся на безымянных томах, осыпалась под его пальцами.
Он дошел до дальней стены и двинулся вдоль нее, нащупывая попеременно новые полки, картотечный шкаф, ручки щетки и швабры, а затем дверь. За ней слышались голоса.
— Извините, конечно, но вам следовало обдумать это заранее. И выделить себе побольше времени для работы. — Эдвард узнал капризный голос одного из библиотекарей, говоривший с французским — а может, бельгийским — акцентом.
