Что же делать с грузом? Купить начальника шведской военной контрразведки? Где же взять на это время? Кстати, кто там сейчас военный министр? Если бы раньше знать, что он может так экстренно понадобиться. Если бы только знать... Вот кого точно не купить, так это шведского омбудсмена. Всё и все на свете имеют свою цену. Аксиома. А этот - не имеет. Абсурд какой-то, нонсенс.
Появился секретарь, поставил на стол тарелку. На ней покрытый салфеткой стакан буйволиного молока, королевское манго. Привычная трапеза не мешала раздумьям. Еще и ещё раз убеждаемся в разумности решения послать адмирала для участия в морском этапе операции. Он сам объяснял действие всех механизмов, которые держат паром на плаву. Следовательно избавиться от груза вместе с паромом не составит труда. Что мы в таком случае теряем? Тысячу двести фунтов героина. Партия немалая, но для нас потеря, в сущности, невелика. Что мы приобретаем? Дальнейшее обеспечение безопасности всей нашей работы, которой - в случае международного скандала - был бы нанесен чувствительный удар. Конфуз шведских властей в европейском и даже мировом масштабе. Все защитные механизмы приведены в действие - и какой пассаж! - все впустую. Ибо действия предприняты по наводке лжеинформатора. Наконец, время для более тщательной, продуманной, законспирированной операции по прокладке нового маршрута". И вызвав секретаря, Кан Юай продиктовал ему текст телеграммы: "Борт парома "Эстония", господину Луиджи Торини, весьма срочно. Приобретение дома откладывается в связи с невозможностью получить кредит в известном вам банке. Изыскиваем другие возможности. Дядя".
Ёне Стромберг узнал об анонимном послании, полученном в офисе омбудсмена, от почтового чиновника. Ёне постоянно коллекционировал случайных знакомых, так, на всякий случай - вдруг пригодятся. Телеграфиста Лео, старого холостяка и заядлого рыбака, он повстречал во время своих летних каникул (ежегодно он позволял себе расслабиться на две недели в июле), которые проводил тогда на острове Эланд. Проводил в одиночестве, отдыхая от всего и всех. Часами бродил по лесам или уходил в море на катере со спиннингом. Созерцал деревья, волны. Тщетно пытался очистить душу от мерзости, копившейся годами. Даже пытался молиться, глядя в курчавые облака или на далекие солнца, светившиеся в ночном небе золотистыми дрожавшими точками. Молитвы получались странными. Ёне Стромберг не умел ни каяться, ни просить. Даже у Бога он требовал - здоровья, успеха, денег, женщин. Все же возвращался домой умиротворенный, тихий, задумчивый. Правда, хватало такого состояния ненадолго, но потому и ценил его Ёне особо и дорожил каждой минутой. Перед тем, как ринуться вновь в беспощадную битву за жизнь, любил пообщаться с простым людом: официантами придорожных харчевен, служащими бензоколонок, случайными попутчиками, голосующими на дорогах. Лео он подобрал почти у самого моста, соединяющего остров с полуостровом. Пока ехали по шестикилометровому гиганту, оба молчали. Потом постепенно разговорились. Лео был скромным служащим со скромной зарплатой, скромным жилищем и скромными запросами. Судя по машине, одежде, манерам, речи Стромберг был из другого мира - шикарного, недосягаемого. Тем более Лео был приятно поражен, когда Ёне пригласил его как-то к себе на ужин. Просто так, без всякого повода, посидеть, выпить, поболтать о рыбалке (тема бесконечная, которую они начали разрабатывать пока ехали от Кальмара до Стокгольма). Через два-три года Лео в общих чертах представлял себе круг деловых интересов "свойского парня и финансового воротилу Ёне". Ибо встречаясь с ним раз в три-четыре месяца, внимательно следил за телевизионными и газетными разделами скандальных и криминальных новостей. Потому и позвонил Стромбергу и простодушно зачитал по телефону "презабавную телеграмму самому омбудсмену", добавив при этом, что "эстонцы совсем офонарели, если пускаются в подобные розыгрыши". У Стромберга от этой новости потемнело в глазах. Потом, спустя какое-то время он сам похвалит себя за свое необычное хобби - коллекционировать и поддерживать сувенирами, выпивкой, общением на первый взгляд никчемные знакомства. Сейчас же он стал лихорадочно оценивать ситуацию, исходя из одной непреложной истины - омбудсмена ни подкупить, ни обмануть нельзя. Значит, будут обнаружены и наркотики, и кобальт. Пока ему удавалось ускользать от рук правосудия. И дела были мельче, и его личная вовлеченность была всегда прикрыта спинами и головами других. Операция "Джони Уокер" в части её всестороннего обеспечения (полиция, таможня, портовые службы) в значительной степени в Таллине и целиком в Стокгольме была его, Ёне Стромберга, рук делом. Слишком много свидетелей, чье содействие и молчание оплачено, увы, лишь до тех пор, пока их самих жареный петух не клюнет в то самое место. Крах империи. Тюрьма. Выход? Единственный выход - избавиться от героина и кобальта, утопить их в море. Ёне посмотрел на часы. Через час паром выйдет в море. Да, машины уже на борту. Как же их сбросить? Хорошо, если они ближайшие к въездному люку. А если нет? Если нет, то избавиться следует от самого парома. Надо немедленно информировать Кан Юая и Рэма Зондецкого. Их люди на борту. Они смогут предотвратить катастрофу, именно провал всей операции. Потеряем волосы, сохраним головы. Удачно, что Лео сегодня работает в вечерней смене".
Вскоре "дружище" Лео отправил два зашифрованных факса. Один получил в Москве школьный приятель Ёне Карл. И тут же переправил его Зондецкому. Второй был послан в Чайна-таун в Сан-Франциско и через три часа лежал на столе Дракона. "Неплохо, Ёне, совсем неплохо, - Кан Юай прищурился, положил рядом факсы Рауля и Стромберга. - Факт подтвержден из двух источников. Решение принято верное".
Зондецкого факс Стромберга привел в ярость. "Мамочка родная! - с замиранием сердца подумал он. - Теперь доберутся до меня. Как пить дать доберутся. С героина мы только комиссионные получаем. А кобальт-то весь мой. С Моцартом столько провозились, пока все не отладили. Сволочь какая-то предала. Теперь прощай все - власть, благополучие. А может и свобода! Не хочу! За что? За что, гады?" Обычно он подавлял страх, свирепея. И начинал тут же искать козла отпущения. Вызвав координатора по операции "Джони Уокер", он откинулся на спинку кресла, водрузив на стол крепко сжатые кулаки. Усугубило напряжение то, что генерал явился в раскованно-благодушном расположении духа.
- Чуть свет и я у ваших ног, - радостно отрапортовал он с порога.
Не предлагая ему сесть, Зондецкий толкнул кулаком факс по столу. Прочитав его, генерал тоже помрачнел.
- Начнем с того, кто этот "доброжелатель", - почти выкрикнул Зондецкий, злобно тараща глаза. Генерал молчал.
- Есть какие-нибудь идеи на сей счет? - на лице Рэма заиграли желваки. "Он пугает, а мне не страшно", - внутренне усмехнулся генерал.
- Им могут быть многие, - ответил он.
- Это не ответ, - зловеще отрезал Рэм. - Я спрашиваю вас как человека военного и отвечающего за порученное дело - кто конкретно?
- Не знаю.
- Вот так, "не знаю". У него на погонах большие звезды, а он ни хрена не знает. А? Ну так слушайте, что я вам скажу. Этот человек либо двойной агент, которого зацепили янки (помните предположение Стромберга?), либо... - Зондецкий замолчал, достал из стола пачку сигарет, закурил. "Довели батеньку обстоятельства, - удивился генерал. - Первый раз вижу, чтобы он курил".
- Либо..., - подсказал он, поскольку пауза тянулась неестественно долго.
- Либо это Иван Росс.
- Допустим.
- Допустим! - передразнил генерала Зондецкий. - Уже допустили такое, что хоть стой, хоть падай. Была команда... нейтрализовать Росса? Была! А он до сих пор жив-здоров. И функционирует. Что прикажете делать? Киллеров приглашать? Те без осечки работают.
- Был разговор о последнем этапе операции, то есть, когда он будет на пароме, - напомнил генерал.
- Вы только на него посмотрите! - Зондецкий грохнул по столу обоими кулаками. - Неужели нельзя проявить пусть самую малость инициативы и действовать согласно обстоятельствам? Да с такими генералами, как вы, не то что войны или крупного сражения, боя местного значения за какую-нибудь паршивенькую высотку 7,03 не выиграешь. А ещё уверял, что на операцию брошены лучшие агенты. Просрали ответственнейшее дело, генерал.
Координатор хотел было что-то сказать, но Зондецкий в сердцах махнул рукой:
- Идите, генерал.
Посмотрев на часы, Рэм быстро набрал на компьютере текст и послал его с нарочным к Карлу. Незашифрованным был лишь адрес: "Борт парома "Эстония", Моцарту". Карл сам отвез бумагу на Тверскую, предварительно зашифровав и адрес и приписав новый: "Финляндия, Турку, номер, госпоже Эрике Каппонен". Оттуда и получили факс на борту парома. В нем Моцарту, который был завербован ещё КГБ, было приказано во что бы то ни стало избавиться от всего груза. Под текстом стояла подпись "Кузен".
Все три телеграммы были получены на пункте связи "Эстонии" незадолго до полуночи. Перечитав каждую из них по несколько раз, старший телеграфист Як позвонил на капитанский мостик и попросил разрешения туда подняться. Капитан отдыхал и он обратился к вахтенному помощнику:
