Если, правда, охране не дан приказ не вмешиваться. Ее ведь, как Лана поняла из реплик Старовойтова, должны сломать в этой камере.
Шана побледнела, отчего прыщи выделились еще гаже, глазки, и без того крохотные, сузились до малозаметных щелочек, все остальные сокамерницы притихли. Правда, из дальнего угла, от окна, послышалось что‑то похожее на одобрительное хмыканье. А может, просто горло прочистили.
— Ну все…, ты меня достала, сука! Вот! — старательно хрюкнув, бабища харкнула на грязный затоптанный пол. — Слизывай…!
— Извини, дорогуша, но это блюдо не входит в список моих кулинарных предпочтений, — отмахнулась Лана, деловито направляясь обратно к двери. — Ты уж сама как‑нибудь, а я пойду, позову портье, пусть мне дадут другой номер. Здесь слишком много нечистот.
— Умничаешь, стерва…?! — рассвирепела лесбиянка. — Грымза, Булка, держите ее!
Тоже мне, нашла надзирательниц! Одна пухлая и неповоротливая, а другая, хоть и жилистая, но с координацией движений — беда. Чифирьку надо меньше пить, или что они тут употребляют в качестве допинга.
Ринувшуюся к ней толстуху Лана остановила небрежным тычком в болевую (очень болевую, поверьте!) точку, после чего Булка порадовала утонченный слух сокамерниц истошным визгом, изредка перемежавшимся подвываниями. И выбыла из игры.
Грымза оказалась поопытнее в искусстве ближнего боя, но не намного. Ее ведь бывший спецназовец не учил. И вскоре грязнуля присоединилась к катавшейся по полу толстухе, только она не выла, а нудно, без фантазии материлась.
— Вот зараза, ноготь сломала, — раздраженно констатировала Лана, разглядывая руки. — И чего людям не хватает…
Договорить не удалось, трудно беседовать с собой, любимой, когда на тебя несется вонючий прыщавый квадрат с невесть откуда взявшимся ножом.
Вот это уже гораздо хуже. Но, спасибо Кравцову, тренер из него получился неплохой, от первого удара Лана ушла легко и ловко. И от второго тоже. И даже успела пнуть в коленную чашечку ногой, но это стоило ей ботинка. Без шнурков обувь в драке не держится, увы.
Боль в ноге вовсе не утихомирила Шану, поток матерщины усилился, грозя утопить наглую девку в словесном дерьме. С яростью и упорством истыканного бандерильями быка на корриде бабища снова и снова бросалась в атаку, размахивая ножом, но ни разу пока не сумела даже задеть верткую красотку.
— Какого… сидите, б…?! — завопила наконец она, окончательно вымотавшись. — А ну, навалитесь все разом, иначе я вас потом так…, мало не покажется.
С нар начали спускаться остальные обитательницы камеры. Правда, не все, набралось человек восемь, а всего здесь сидели, как успела заметить Лана, не меньше двадцати женщин.
Остальные предпочли нейтралитет.
Но и восьми свежих, не вымотанных беготней теток, среди которых были особи довольно внушительных габаритов, было достаточно на одну, пусть и обученную, но — по‑прежнему худую и подуставшую девушку.
Стучать в дверь с криком «Хулиганы зрения лишают!» было бесполезно. Драка и так происходила возле самой двери, к которой Лана предусмотрительно стояла спиной, шум и вопли не услышал бы только глухой, но никаких движений с той стороны не ощущалось.
Оставалось одно — держаться до конца, ни в коем случае не позволяя скрутить себя.
И Лана держалась, отбиваясь изо всех сил. Еще три тетки присоединились к Булке и Грымзе, но остальным удалось‑таки завалить девушку своими тушами. Завалить на пол. И даже ноги прижать, хотя без утерянных в бою ботинок узкие ступни тридцать пятого размера ощутимого урона нанести никак не могли.
Шана медленно, наслаждаясь каждым мгновением грядущей расправы над наглой девкой, приблизилась к распятой на полу девушке и присела перед ней на корточки:
— Ну что, допрыгалась…? Интересно, кто тебя научил так лапками махать? Или это сейчас в ваших фитнес‑шмитнес‑клубах преподают? А…? Че молчишь? Че губки сжала? Ты это, давай, открывай ротик пошире, покажи, какой у тебя язычок, такой же ловкий, как и хозяйка?
Сопевшие над Ланой тетки возбужденно захихикали. Одна из них, худая девица лет тридцати с болезненно желтым лицом и гнилыми зубами, облизнулась, глядя на Лану:
— Слышь, Шана, а ты нам позволишь с ней позабавиться? Мы ж тебе помогли. Посмотри, какие у нее сисечки тугие да крепкие, сразу видно — свои!
— Цыц, Репа, слюни‑то подбери! — нахмурилась прыщавая.
— А че, как помогать — так давайте, а как поделиться, так нет! Сама тогда ее и держи!
— Заткнись…! Перо в бок ночью захотела? Не нуди, получишь девку, но только после того, как она меня ублажит по полной программе.
— Грустно, наверное, с такой рожей иметь романтичную душу, жаждущую любви и ласки, — криво усмехнулась Лана, не оставляя попыток вырваться. — Поэтому и эротические фантазии слишком уж буйные. Пусть тебя твоя псарня ублажает, как там клички у этих сучек — Булка, Грымза, Репа? Мило, не скрою. Но как‑то без выдумки, без огонька. А тебя предупреждаю, тварь убогая, посмеешь ко мне прикоснуться — убью.
— Ой, испугала! — ощерила кривые зубы Шана, медленно задирая на девушке свитер. — Интересно, каким же… ты меня убивать будешь? Ноготками, да? Так их уже нет, пообламывались. Зубками? Выбьем.
— На теле у человека есть одна точка, при нажатии на которую останавливается сердце. Я знаю эту точку. А ты когда‑нибудь, да заснешь.
Лесбиянка на мгновение застыла, потом хмыкнула:
— Спасибо, что предупредила, придется тебя на ночь связывать. Ох ты…! Гляньте, девки, какое бельишко на ней!
— Не рви, Шана, я себе лифчик возьму!
— Куда он тебе, у тебя ж минус ноль, а тут полноценная тугая троечка. Мням…
Дрожь омерзения волной прокатилась по телу, когда Лана ощутила прикосновение слюнявого рта к своей груди. Она задергалась еще сильнее, чем спровоцировала лишь возбужденный гогот самок‑извращенок.
— Я убью тебя, слышишь!
— Ага, конечно, — болезненный укус за сосок, и мерзкая лапа поползла к застежке джинсов.
— А ну, убрались все, — раздался вдруг ленивый какой‑то, равнодушный голос. Разглядеть, чей он, Лана не могла, задранный на лицо свитер мешал. — Я кому сказала!
Руки державших дрогнули, но хватка пока не ослабела. Рука, расстегнувшая уже джинсы, тоже не остановилась. Судя по громкому сопению, остановить лесбиянку мог только кирпич:
— Слышишь, Кобра, не лезь, а? Мы вас не трогаем, вы в наши дела не вмешиваетесь. Договаривались ведь, верно? Вот и от…!
И кирпич все же прилетел. Либо что‑то похожее, судя по громкому хрусту кости.
Потом еще пару хлестких ударов — и руки, доводившие Лану до исступления, исчезли. Все. И те, что держали, и те, что лапали.
Девушка одернула свитер и вскочила, немедленно приняв боевую стойку.
— Ну все‑все, хватит воевать, — усмехнулась высокая худощавая женщина лет сорока, чье тренированное гибкое тело действительно напоминало змеиное. — Никто тебя больше здесь не тронет. Обещаю.
— Кобра…, ты че…, в натуре? — прохрипела скорчившаяся на полу Шана, выплевывая на пол сгусток крови вместе с зубом. — Ты войны в камере захотела…? Так будет тебе война, за тобой только трое сук…
— Начнем с того, — процедила нежданная спасительница, брезгливо вытирая окровавленную кроссовку об одежду продолжавшей пребывать в своем болезненном мире Булки, — что суки здесь кучкуются только вокруг тебя. А что касается моего вмешательства — то тебе не кажется, ковырялка, что ты зарвалась? Я ведь тебя предупреждала — похабенью своей заниматься тихо, по ночам, когда я сплю. А ты что устроила…?
— Не твое дело… узкоглазая! — Бабища, отковырнув себя с пола, направилась к умывальнику, помечая путь кровью. Словно кто‑то мог заблудиться! — Ты еще не знаешь, с кем связалась!.. тебе теперь! Но если не будешь больше мешать и прощения попросишь, так и быть, живи спокойно.
— Странно, — пожала плечами Кобра. — Вроде по морде получила, а х… несет, словно я ей по мозгам врезала. Ладно, проехали. Так, слушать всем! — она повернулась лицом к настороженно притихшим сокамерницам. — Девчонка под моей защитой, поняли? Если кто еще посмеет тянуть к ней свои потные лапы, получит сложный перелом этих самых лап. Усекли?
— Да ладно, Кобра, мы‑то тут при чем? — примирительно улыбнулась женщина лет сорока, больше похожая на бухгалтершу какого‑нибудь НИИ, чем на уголовницу. Впрочем, она вполне могла ею, бухгалтершей, быть. Старослужащих, так сказать, имеющих по нескольку ходок, в СИЗО совсем не большинство. — Ты же знаешь, мы не по этим делам. У меня муж дома, дети, у многих — тоже, нам Шанины развлечения также не нравятся. Не собираемся мы девочку обижать, и не собирались вовсе.
— Спасибо вам, — только сейчас Лана почувствовала, как дрожат ноги.
