Алексей Нагорный - Рожденная революцией

– Ну и что же? – улыбнулся Кузьмичев. – Это решение партии. А вы не согласны?

– Согласен. Но я знаю старинную истину: «Исключение подтверждает правило». Я прошу сделать исключение для старого специалиста, товарища Колычева Нила Алексеевича. Это ходячая энциклопедия розыскной работы, ходячая картотека и…

– И ходячая компрометация Советской власти, – снова улыбнулся Кузьмичев. – Вы задумались над тем, что многие граждане знают вашего Колычева как бывшего полицейского чиновника, бывшего дворянина и вообще – бывшего? У народа возникнет вопрос: если Советская власть использует в своей работе бывших, она пуста! Она не в состоянии сама по себе ничего решить, ничего обеспечить и больше того: народ может засомневаться! А это, скажу я вам, печально, если не больше.

– А указания товарища Ленина о тактичном и бережном отношении к старым специалистам? – закипая, спросил Бушмакин. – Вы о них знаете?

– Эти указания не распространяются на полицию, неужели вы этого не понимаете? Странный вы человек! – удивился Кузьмичев. – Ведь вы просите за тех, кто нас преследовал и истязал. Что за близорукость!

– Я прошу в интересах дела. А оно у нас, надеюсь, общее?

– По-вашему, корабль революции в опасности только потому, что какой-то там Колычев будет исключен из списка личного состава УГРО? – съехидничал Кузьмичев.

– Если Колычев и такие, как он, будут и впредь помогать Советской власти, – упрямо сказал Бушмакин, – корабль революции только быстрее поплывет!

Кузьмичев задумался на мгновение:

– Ваша настойчивость и убежденность делают вам честь, товарищ Бушмакин. Хорошо, я разберусь.

– Ну вот и славно, – растаял Бушмакин. – Ухожу от вас в полной надежде, товарищ Кузьмичев!

Бушмакин ушел. Кузьмичев нажал кнопку звонка:

– Я вас вот о чем попрошу, – сказал он секретарю. – Направьте начальнику милиции напоминание: всех бывших полицейских уволить в течение десяти дней без всякого исключения! Это все. Впрочем, нет. Напомните, как фамилия товарища, который только вышел?

– Да вы его должны знать? – удивился секретарь. – Вы же с ним вместе работали!

– Я не спрашиваю вас, с кем я работал, – холодно заметил Кузьмичев. – Если вы не знаете, имейте партийное мужество честно сознаться в своей неосведомленности.

– Бушмакин его фамилия, – нахмурился секретарь.

– Вот видите, – назидательно сказал Кузьмичев. – На пустые пререкания мы с вами потратили несколько драгоценных минут. Это не по-государственному. Так вот, о Бушмакине… Составьте от моего имени докладную на имя первого секретаря. Отметьте, что Бушмакин – товарищ политически незрелый. Думается, уголовным розыском руководить ему рано.

– Да он пожилой уже! – наивно удивился секретарь.

– Значит, поздно, – отрезал Кузьмичев.

Колычев, конечно же, не догадывался о том, какие тучи собрались над его головой. Он настойчиво работал над делом Пантелеева, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь подходы к матерому бандиту. В обеденный перерыв Колычев пригласил Колю прогуляться. Они вышли на набережную Екатерининского канала. Была ранняя весна, над утомительной мозаикой «Спаса на крови» синело ситцевое петербургское небо, внизу, за чугунным парапетом, черная вода несла щепки, сломанные стулья и всякий хлам – городское хозяйство пока бездействовало.

– Красивая церковь? – вдруг спросил Колычев.

Коля всмотрелся:

– Пестрая… А вообще ничего, материал хорош – на века.

Колычев с уважением посмотрел на Колю:

– Честно сказать, поражен точностью вашего суждения, Коля. Профессионал-искусствовед не сказал бы лучше. У вас меткий, острый глаз. Вам бы книжки по искусству надо почитать. Грабаря, например. Историю русского искусства. Прекрасная вещь.

– Куда нам, – вздохнул Коля. – На Маркса и классиков времени не хватает. Что будем с Ленькой делать, Нил Алексеич, будь он трижды неладен?

– Есть у меня одна зацепка, – сказал Колычев.

– Ну-ну? – заинтересовался Коля.

Колычев покачал головой:

– Коля, вы прекрасный молодой человек, но позвольте заметить вам нелицеприятно, что «ну» говорят лошадям. Вы удивительно совмещаете тонкость с бестактностью.

– Лицеев не кончали, – обиделся Коля.

– Очень плохо! Нечем гордиться!

– Значит, если я от сохи, я уже и не человек? – с вызовом спросил Коля.

– Почему же. Учитесь – и вы станете именно человеком. С большой буквы! У вас все данные для этого. Неужели вы революцию совершили только для того, чтобы по примеру некоторых примитивных личностей грабить буржуев? Или изымать излишки, как это теперь называется…

– Это называется экспроприировать экспроприаторов, – налегая на «р», пояснил Коля.

– Возможно, – кивнул Колычев. – Я в марксистской терминологии не силен. Но я убежден, что смысл такой революции, как ваша, прежде всего в том, чтобы дать знания всему народу! А будете сохой гордиться – вас сомнут, молодой человек.

– А вас? – Коля в упор посмотрел на Колычева. – Давно хотел спросить: вы с нами на самом деле или так, до поры до времени?

– Вопрос прямой и требует прямого ответа, – сказал Колычев. – Я принимаю сущность Октябрьской революции, потому что не могу не видеть, что царизм прогнил насквозь и разложился. Взятки, лихоимство, блат во всем, как у преступников… Такой строй обречен. Что касается белого движения – жизнь доказала, что в его основе была такая же тухлятина… Все это так и все же, скажу вам честно, Коля, я не все понимаю и не все принимаю в нашей действительности. К власти рвутся разного рода проходимцы и бездари, вроде Кузьмичева. Их назначают, дают власть! Неужели вы не видите, не понимаете, что Кузьмичевы – первые враги ваши? Наши, если угодно! И… не время и не место об этом сейчас говорить, Коля. Давайте о деле. Зацепка вот в чем: мы все уверены, что нужна связь Пантелеева, не правда ли?

– Так, – кивнул Коля. – Это азбука нашей работы.

– Но это значит, – продолжал Колычев, – что нам придется окунуться в мир уголовников, а вы, я знаю, отрицательно относитесь к такому общению.

– Золотари тоже работают не с медом, – сказал Коля, – а не пачкаются же?

– Резонный довод, – усмехнулся Колычев. – Так вот, я знаю адрес одной биксы. Еще с дореволюционных времен. Тогда она была в теле, молода, к ней многие обращались, чтобы достать хороших девочек… Сам я стар, а вот вы вполне можете попытаться.

– Достать девочек? – ухмыльнулся Коля.

– Не говорите глупости! – рассердился Колычев. – Эта дама – прямая связь Леньки!

– Откуда вы знаете? – загорелся Коля.

– Я был у нее, – сказал Колычев. – Кстати, вам вручили фотографию Леньки?

– Они давно размножены, вот, – Коля показал Колычеву фотографическую карточку бандита.

– А теперь взгляните на это! – торжественно произнес Колычев и показал Коле еще одну фотографию.

Это была великолепно сделанная визитка. Улыбающийся Пантелеев смотрел прямо в объектив.

– Как вам удалось? – восхитился Коля.

– Пустяки, – вздохнул Колычев. – У нее полный альбом этих фотографий. Но на всякий случай вы положите ее на место, хорошо?

– Сделаем, – сказал Коля. – Какой предлог для знакомства?

– Надо подумать. Она недоверчива, капризна, на контакт сразу не пойдет. Нужен продуманный подход. Одно знаю: такие женщины при всей видимости счастья и удачи на редкость одиноки. Попробуйте роль мужчины, которому она просто понравилась.

– Сколько ей лет? – нахмурился Коля.

– Сорок пять, я думаю. А какое это имеет значение? В ее возрасте женщины склонны к флирту с юношами…

– А Маша? – Коля с трудом скрывал негодование.

– Я же не предлагаю вам бросить жену! – возмутился Колычев. – Что такое театр, балаган, знаете? Вот и сыграйте!

– Скажите лучше – обмани, Кондратьев, солги, и все! – взорвался Коля.

– Ну, знаете… – Колычев завел глаза под лоб. – Ваша наивность не делает вам чести. Скажите на милость, ну что плохого, если вы два-три раза встретитесь с этой женщиной? Что она, съест вас? А может быть, вы так на нее повлияете, что она отойдет от ворья и станет на путь исправления?

– Подумаю, – сказал Коля и улыбнулся. – А хитрый вы, Нил Алексеич. Вы и черта при случае уговорите, это уж точно.

После обеда их вызвал Бушмакин, выслушал и долго молчал.

– Претит мне общение с преступным миром. Может, как-нибудь иначе попробуем? Найдем честного человека, который знает Пантелеева, дадим ему задание, а? – тихо заговорил он.

– Сами знаете, нереально это, – сказал Колычев.

– А что, по-вашему, реально? – рассердился Бушмакин. – Послать Колю в пекло? В притон разврата? Это же мерзость, чтобы не сказать больше!

– Придется идти, батя!

Коля крайне редко называл так Бушмакина. Но когда называл – Бушмакин знал: Коля все решил… В глубине души Бушмакин понимал, что не запачкает этот притон Колю, а просто-напросто – очень опасное мероприятие предложил Колычев, потому что знакомство с дамочкой – это только первый шаг, а куда приведут следующие шаги, – этого не предусмотришь. Ведь не кто-нибудь перед ними – Пантелеев. Безжалостный, озверевший от безнаказанности и крови волк. Он еще не обложен, не загнан за красные флажки облавы. Он еще в апогее своей бандитской славы, он беспощаден ко всем и особенно будет беспощаден к тому, кто попытается его разоблачить и ликвидировать.