— Эй, Людок, эй, Пашуля, заткнитесь! А то не дам денежку хорошую.
Собачьевидные бомжики оторопели, уставившись на нас, как на призраков. Должно, не ожидали доброго дела от людей, проживающих в другом мире.
— Д-д-дай, — заикаясь, попросил долговязый и сделал осторожный шаг. Будем молчать, как в могиле.
— Стой, где стоишь, — сказал я. — Уж больно от тебя пахнет, товарищ.
— Прекрати, — поморщилась Мая, поднимаясь с лавочки.
— От тюрьмы да от сумы… — и вытащил сотенку. — Ваша, Паша, но берешь, когда мы отойдем на двадцать шагов. Считай вслух!..
Конечно, я не отличался особой деликатностью, считая, что вправе так поступать с теми, кто пал на дно жизни по собственному желанию, душевной немочи и любви к родной горькой водочки.
Дальнейшие события в парке были смешны и печальны. Когда я и Мая покинули его и вышли на освещенный асфальт, то услышали под темными деревьями визг и рычание: люди-псы мутузили друг дружку, сражаясь за кредитку.
Я посмеялся: очень похоже на то, что происходит на нашей бирже, только там все более цивилизованно. Впрочем, осекся, глянув на спутницу, дела на ВБ пострашнее будут.
— Прости, — сказала Мая, — мне надо идти.
— Я хотел, как лучше, — повинился.
— А получилось, как всегда.
Я приоткрыл массивную дубовую дверь, и девушка исчезла в сумрачно освещенном гранитном подъезде, похожем на склеп. М-да! Свидание Ромео и Джульетты не удалось. Не те времена, не те. Прагматизм шагает по стране, какая может быть романтическая любовь, когда хочется жрать, жрать и жрать: днем и ночью, летом и зимой, утром и вечером, весной и осенью. И все наше народонаселение только этим и занимается: набиванием брюха. Я и сам не прочь существовать с толстой, как барсетка нового русского, мамоной, но этого ведь мало, что чувствовать себя человеком? Не так ли?
Уходя, запрокидываю голову и вижу на штиле высотного здания, рубиновую звезду. Так мне кажется, что там, во влажных ночных облаках, горит рубиновая звезда Давида. Потом понимаю — сигнальные огни, отпугивающие воздушные лайнеры.
Уходя, вижу, как два собачьевидных бомжа торопятся к подземки, где янтарит круглосуточный пункт обмена валюты. Уходя, спрашиваю себя: отчего на душе так досадно, будто что-то происходит помимо моей воли.
Ответ получил скоро — по прибытию в свой родной двор, где творилась некая свето-шумовая вакханалия. Мне показалось, что снимают научно-популярный фильм о нашей помойке. Нет, все было куда серьезнее. У моего подъезда замечались два милицейских уазика с проблесковыми маячками, мелькание коих превращало ночное земное действо в запредельно-космическое. Во всех окнах пылал свет, а жители выглядывали из окон, точно с театральной галерки. Часть публики толпилась на клумбах, пытаясь приблизиться к подъезду, охраняемому милицейскими служаками. Стервозный лай собак дополнял хаос полуночи.
Первая мысль: что-то случилось с аутистом? Но отсутствие карет «скорой помощи» отрезвило меня. Тем не менее, я набежал на службистов с криками, что здесь живу. В это время во двор закатила машина службы «03», и я, ахнув: Илюша! ринулся напролом.
Мой бег по лестнице вверх сопровождался милицейским матом и криками проклятия. На площадке пятого этажа теснились люди, как в форме, так и в гражданской одежде. Разумеется, они обратили внимание на придурка, целенаправленно хекающего по стертым ступенькам.
— Стоять! — рявкнул один из них. — Кто такой?
— Живу я здесь, — с обидой проговорил. — В квартире 19. Что случилось?
— На ловца и зверь бежит, — оживились оперативники. — Тебя, дружище, нам и не хватало, — и взяли меня под белы ручки, как только могут брать представители закона.
Успев приметить краем глаза соседа Павлова, испуганно выглядывающего из своей квартирки, я мимикой лица вопросил: как там Илья? Павлин Павлиныч меня понял и отмахнул: все в порядке. И почему-то перекрестил меня.
Я тотчас же успокоился — главное, чтобы аутист не пострадал во всей этой ночной оргии. Все остальное приложится.
Радовался я рано: сначала мне ударил в нос палевый запах гари в прихожей, потом я увидел в комнате мешок, накрытый простыней… и ещё один мешок…
Не мешки ли это с сахаром, мелькнула нервическая и бредовая мысль, может, Ирочка Фирсенко решила сделать сюрприз и приволокла их в мою квартиру? Или это мешки с гексогеном, и некая вселенская сволочь подбросила мне? Потом понял, что это трупы — рядовые трупы.
Наверное, выражение моего простецкого лица было таким, что руководитель оперативной группы смягчился:
— Отпустите его, — приказал. — Знаешь, кого? — вопросил, когда откинули края простыней с мешочных тел.
Неприятное зрелище: размозженные квадратные затылки и лбы, пробитые пулями. Мозговая каша брызнула так, что заляпала обои и мебель. Спрашивается, кто убирать будет? Я?
— Никого не знаю, — рассматривал незнакомые молодые (типично бандитские) лица. — А что здесь произошло? — поинтересовался со здоровым любопытством.
— Мы бы сами хотели узнать, — сказал руководитель группы, — у тебя.
— Ничего не знаю, — был непритворен — У меня алиби. — И позволил пошутить: — Когда уходил в десятом часу, трупов не было.
— Их принесли вместе с пушками, — тоже шутил руководитель, садясь за стол. — Будем разбираться. Все из карманов и документы на стол, потребовал.
Подлинные мои документы не вызвали никаких эмоций у службистов, а вот доллары в сумме две тысячи восемьсот — воодушевили необыкновенно товарищей в погонах и без. Посыпались, как горох, вопросы: откуда, куда когда, где, с кем, зачем, почему? Я отвечал вполне правдиво, мол, из бывших пограничников, сейчас работаю на валютной бирже трейдером, кое-что получаю, но влачу жалкое существование, врагов не имею, со всеми дружу, алиби стопроцентное — деловое свидание с девушкой Маей, деда которого, кстати, тоже застрелили…
— Где застрелили? — вздернулся руководитель группы. — Здесь?
— На валютной бирже, — прикусил язык.
Нет, язык мой — враг мой! Услышав об убийстве на ВБ, оперативники окончательно потеряли голову и хотели вязать меня, как главного килера страны.
Только часа через два весь этот ночной бедлам закончился. Вызванная труповозка увезли тела, оперативники установили примерную картину криминального события и мою полную к нему непричастность, а я воспрял духом, хотя убирать мозги предстояло лично мне.
— На твоем месте, — сказал руководитель оперативной группы, — я бы свалил в укромное местечко. Идет охота на тебя, трейдер, мать твою трейдеровскую, идет охота.
— Вы так думаете, мать вашу ментовскую?
— Уверен. Дурные деньги ещё никому счастья не приносили, — передал визитку. — Звони, если что.
— Что, если «что»? — завредничал, глядя в бумажную четвертушку. Капитан Горкин Роман Романович, это вы?
— Нет, я — папа римский, — добродушно похлопал по плечу моложавый оперативник с худощавым, плохо выбритым лицом. — Ну, будь здоров! — и пообещал вызвать в качестве свидетеля, если в том будет необходимость.
Ничего себе виражи судьбы, присел на порожке, оставшись, наконец, один. Что это все значит, Слава? Объясни самому себе криминальную ситуацию. Два трупа в собственной квартире — это будет многовато даже для тебя, искателя приключения на собственный зад. Василий Сухой был прав: прольется кровушка — и она льется, как из кухонного крана. Вот только какой смысл во всех этих убийствах? Почему началась резня? Допустим, во главе угла деньги. Ну и что? Нельзя договорится полюбовно? О чем договорится и с кем? Те, кто пришел ко мне в ночные гости, прибыл не с вафельным тортиком, а со свинцовым приветом. Не дать ли деру в Тырново, пока не поздно. Жизнь дороже миллиона долларов? На десять тысяч, припрятанных в унитазе, можно прожить счастливо лет десять, если обитать скромно, как обретается все терпеливое народонаселение.
Мысль о нищей жизни взбесила меня: нет уж, господа, желающие моей смертушки, ни хрена у вас не выйдет. Я, проживающий на родной сторонке, и буду кого-то трусить. Да пошли вы туда, куда ходят получать пиздюлей бомжи Людок и Паша: на вокзалы, напомню, они ходят, и вам, господа во фраках и сюртуках, советую срочно приобретать билеты в далекое далеко, ибо вместе нам не быть на территории, которую вы именуете, РФ.
А если охота идет не на тебя, родной, — на Илюшу она идет. От меня никакой полезной пользы, а вот аутист это золотая жила Клондайка, алмазная россыпи Мирного, нефтяные промыслы Каспия.
Возникает вопрос: кто так умен и находчив, что так быстро дотрюкался о выдающихся способностях моего друга детства. Кто, помимо меня и Василия, знает об этом феномене? Правильно, Мая, но она вне подозрений, как жена Цезаря. Еще кто? Боюсь, что мое вызывающее поведение на бирже вызвало определенные подозрения. Приход аутиста эти подозрения усилили. Тот же опытный трейдер Анатолий Кожевников без труда мог осознать секрет, слыша полубредовые бормотания моего товарища.
