– В пятницу днем я приехал в Озерный, чтобы подготовить все к новоселью.
– Да… к новоселью. – Я на секунду запнулся, но тут мои воспоминания потекли так легко и свободно, словно с моей раненой памяти сняли повязку. – Я хотел сделать Тане сюрприз, самый лучший подарок к свадьбе, и все жалел, что нельзя обвязать дом огромным таким бантом. Это был последний счастливый день в моей жизни. Я все ходил по дому, представлял, как мы будем жить вместе. «Здесь будет спальня, здесь детская», – говорил я вслух и смеялся, совершенно беспричинно. Невероятная радость переполняла меня, ожидание счастья, беспредельного, бесконечного, на целую жизнь. Звучит банально, понимаю, но тогда… В общем, я, совершенно счастливый, бродил по дому, загружал продуктами холодильник, производил небольшую уборку и предвкушал завтрашний праздник. Мне все здесь очень нравилось. Огромный старинный дом, вокруг прекрасная природа, уединение и покой. Но больше всего мне понравилась мансарда. В ней находилась одна, но очень большая и вся какая-то праздничная комната. А вид какой открывался из окон! Я как раз стоял у окна и любовался на озеро, залитое солнечным светом, когда услышал, что кто-то поднимается по лестнице. Не знаю, почему мне стало жутко? Стоял и ждал – вот сейчас откроется дверь и произойдет что-то страшное. Шаги приближались, и ужас мой нарастал. Никогда ничего подобного я не испытывал раньше, разве что во сне. И когда дверь открылась, закричал, именно так, как кричат во сне – словно проталкивая крик через непреодолимую преграду. Она была странно одета, эта женщина. В какой-то темной накидке и в черной шляпе с вуалью.
– Дешевый маскарад! – возмущенно проговорила Полина. И, спохватившись, что меня перебила, улыбнулась: – Прости, больше не буду.
– Может, и маскарад, – согласился я, – но тогда мне так не показалось. Эта женщина произвела на меня ужасное впечатление. Наверное, и шаги ее, эти таинственные шаги, гулко раздающиеся в пустом доме, тоже были частью инсценировки, но цели достигли. Я был ужасно испуган, уже испуган, когда она появилась в комнате. Она подошла ко мне и долго молчала, а потом сказала, что я загубил невинную душу и должен искупить вину перед ней своей кровью, а если этого не сделаю, она заберет жизнь близкого мне человека. Сказала и вышла из комнаты. И опять загремели шаги по лестнице.
Конечно, я ей не поверил, хоть и напугала она меня чуть не до обморока. А когда немного отошел, стал убеждать себя, что это просто нелепая шутка или эта женщина – обыкновенная сумасшедшая. Но настроение было испорчено, больше в доме я находиться не мог. Поехал домой, но на середине пути мне опять стало страшно. Я не верил тогда ни в какие пророчества и знал, что никого не убил. Но мне вдруг ярко представилось, как Таня перебегает дорогу на красный свет – была у нее такая залихватская привычка, – и ее сбивает машина. Я позвонил ей на работу и сказал, что за ней заеду, попросил ни в коем случае без меня не уходить. Она пообещала дождаться, и я немного успокоился. Но когда подъезжал к библиотеке, услышал взрыв. Не знаю, что это было, но перед глазами возникла страшная картина: здание библиотеки рушится, Таня… Вспомнился тот взрыв в детстве, когда чуть не погиб Кирюша. В общем, я ясно представил катастрофу и понял, что пророчество сбылось: Таня погибла из-за меня, из-за того, что я попросил меня дождаться, из-за того, что я не прислушался к словам этой женщины. Я погнал на страшной скорости и… сбил ее – она перебегала дорогу на красный свет.
Я замолчал и посмотрел на свое отражение в стекле двери. Полина протянула руку, чтобы дотронуться до меня, и опять рука ее прошла мимо – прикосновения я не ощутил.
– Но ведь ничего страшного не произошло, – сказала она, – Татьяна не погибла. Несколько ссадин да пара синяков.
– Да, но именно с этого все и началось. Потом мы поехали в Грецию, и она опять чуть не погибла.
– Погибнуть тогда мог и ты, или вы вместе, – сердито проговорила Полина. – Все это какие-то глупые фантазии. Тебя накрутили, а ты и поверил.
– Но пророчество действительно сбывалось. Мой отец…
– Врач допустил ошибку, врач, а не ты.
– Но к этому врачу записал папу я. Если бы он обратился в районную поликлинику…
– Он обращался, диагноз и там поставить ему не смогли. Ты не виноват в ошибках других. И никто не виноват в болезнях и несчастных случаях, которые происходят с людьми.
– Конечно, не виноват! – усмехнулся я. – Не виноват до тех пор, пока это не входит в систему. А это была именно система: стоило мне соприкоснуться с кем-нибудь из них, как тут же что-нибудь случалось. Операция прошла успешно, и я успокоился, отец быстро стал поправляться. И поправился бы, если бы я опять не вмешался, если бы не считал его на тот момент самым близким мне человеком. Но я постоянно был рядом, покупал лекарства, нанял сиделку с высшим медицинским образованием, не усвоив урок. И через три месяца папе опять стало хуже, а потом… Когда его увезли в больницу с новым приступом, я понял, что нужно делать. Устраниться, раз и навсегда. И знаешь, как только я принял такое решение, все стало удивительно легко складываться. В доме, который я купил, но так и не устроил новоселье, нашелся пистолет и патроны. Это был знак.
– Знак? Да тебе пистолет просто подбросили. Неужели ты не понимаешь?
– Зачем? – Я устало посмотрел на Полину: наивная милая девочка, она так хочет мне помочь, но не понимает самых простых вещей. – Я тщательно подготовился…
– Назначил время и место, – плаксивым тоном закончила за меня Полина, передразнивая мои воспоминания.
– Ну да, все так и было, – серьезно согласился я с ней, словно не замечая иронии. – Этот дом, мой дом, как нельзя лучше подходил для этой цели – полная уединенность, отдаленность от всех и вся. Был вечер, солнце заходило за склон на том берегу озера, закат был просто необыкновенно красив.
– Один из тех, которые так любила рисовать Катя?
– О ней я тогда не думал. Я вообще редко ее вспоминал. Почти никогда. Это потом… Ты напомнила. Свет я включать не стал, а может, просто не успел – сначала было светло, но я все тянул и тянул, не знаю почему. Мне не было страшно, но я словно чего-то ждал. Заряженный пистолет лежал на столе, под рукой. И тут мне показалось, что в комнате находится другой человек. Сидит в темном углу в кресле и следит за каждым моим движением. Я понимал, что этого быть не может, – дверь закрыта, никто не знает, что я здесь, – но все-таки стало жутко. Этот человек хотел, чтобы я застрелился. Он словно для того и находился здесь, чтобы проследить за моей казнью. Я стал уговаривать себя не бояться, убеждать, что никого там нет, я один. Но продолжал краем глаза следить за ним. Вот он вздохнул – я явственно услышал человеческий вздох! – вот шевельнулся… Комната была залита красным от закатного света. Я опять стал уговаривать себя не смотреть в тот темно-красный угол, только в окно. Но взгляд мой постоянно соскальзывал. Человек, сидящий в кресле, притягивал меня. Притягивал и пугал. И тогда я наконец совсем по-другому посмотрел на то, что собираюсь сделать, каким-то чужим взглядом, и испугался. Я испугался тогда застрелиться, понимаешь? Испугался, просто-напросто струсил. От страха и пошли все эти бредовые видения. И, если честно, не знаю, смог ли бы тогда довести все до конца или нет.
Я стоял и смотрел в окно, приказав себе ни в коем случае больше не отрываться от заката, довести до конца то, что задумал, то, что сделать было необходимо, а уйти просто подло. Стоял и смотрел… И тут зазвонил телефон. Я резко обернулся – и снова уткнулся в закат, повторение нереальной реальности. Это было всего лишь зеркало. То самое. Закат отражался в нем. От моего резкого движения на пол упал пистолет, он так и остался там лежать, пока, через месяц, его не нашел Сашка. Я поднял трубку. Не знаю, не могу объяснить, зачем перенес перед этим, первым, самоубийством телефон в мансарду – неужели надеялся на такой вот звонок? Звонила мама. Из больницы. Кризис у отца миновал, никакой опасности больше не было.
Добрые ласковые руки свели меня с эшафота и посадили за руль машины. Я гнал как сумасшедший, мне нужно было поскорее добраться до больницы и увидеть папу. Да, я ошибся, когда говорил, что день предсказания был последним счастливым. Были, были еще счастливые дни. Вот только счастье мое каждый раз оборачивалось новой бедой. Вот и тут. Я был в какой-то эйфории счастья и радости, когда услышал этот страшный грохот и крик. Сначала услышал – мой транс удачи не сразу отпустил меня, – только потом увидел и понял, что произошло. Мне не пришло в голову запомнить номер машины, которая тебя сбила, преследовать убийцу. Да я и не думал тогда, что он убийца, что наехал на тебя умышленно… Не могу передать, какой ужас пережил тогда. Все повторялось. И эта авария, виновником которой я не был, тоже вошла в круг повторений. Я просто обезумел от ужаса и отчаяния, бросился к тебе… Асфальт был усыпан осколками разбившегося стекла, асфальт был окрашен закатом. Я не виноват был в том, что произошло, но мне казалось, что, если бы не поехал по этой дороге, если бы вообще никуда не поехал, а закончил то, что был должен, ты не пострадала бы.
