Он приподнял очки, закрывавшие глаза, и, ухмыльнувшись, подмигнул.
– Нам ведь есть о чем поговорить, да?
Он поднял девиц с расшитых синей шелковой ниткой кожаных диванчиков и как пастушок гусынь погнал их вовнутрь салона.
– Жду! – крикнул Кущенко, высунувшись из стеклянных дверей. – Надоело-то рыбу лопать неделями? Пошевеливайтесь! У меня еще и кондишка есть! И телек!
– И что будем делать? – спросила Изотова, направляя «Адвенчер» к «Тайне».
– Идти, – отрезал Губатый, размышляя о том, просто ли нюх привел Кущенко в бухту или ему все-таки что-то стало известно. – Раз зовут в гости – отказываться неудобно. Тем более что разговора не избежать. Насколько я знаю Куща, он сюда приехал неспроста. И в тот раз. И в этот. Не бывает таких случайностей.
– И что говорим? – осведомился Ельцов, ополаскивая лицо водой.
– Никто ничего не знает, – ответил Губатый принайтовливая «резинку» к корме «Тайны». – Никто ничего не ищет. Отдыхаем. Ловим рыбу. Общаемся…
Изотова улыбнулась, глядя Пименову прямо в глаза.
– Это понятно, – Олег принялся неуклюже подниматься по короткому шторм-трапу, но Губатый был готов биться на спор, что этот Ленкин взгляд Ельцов тоже поймал. – Не понятно только одно… Скажи, ты считаешь Кущенко идиотом?
– Нет.
– Тогда такая тактика не прокатит.
– Посоветуй что-то другое, – предложила Ленка.
Она явно оправилась от азотного отравления, движения приобрели прежнюю резвость, и только то, что Изотова иногда едва заметно морщилась, скорее всего, от боли в коленных суставах, напоминало о том, что несколько часов назад она лежала на дне с блаженным выражением в застывших глазах.
– Я не спорю, ты прав, – продолжила она, принимая от Пименова баллоны и ставя их на подставку у компрессора. – Только что взамен? А?
– Ложный след, например, – сказал Ельцов, с наслаждением на опухшем лице сдирая с себя костюм. – Мы не можем скрыть того, что занимаемся поисками. Но мы можем показать совсем не то, что ищем?
– Например? – заинтересованно спросил Пименов. – Что, например?
– Второй сейф, – ответил Ельцов спокойно и чистым куском ветоши начал оттирать лицо от силиконовой смазки. – Тот сейф, что стоит в капитанской каюте. То, что в нем есть, для нас интереса не представляет, а вот амбиции и жадность нашего писклявого друга ( слово «писклявого» Ельцов выговорил вкусно, с особым удовольствием) могут быть удовлетворены.
– Ты говорил там всего несколько золотых монет… – начала было Изотова, но Ельцов, стараясь не смотреть ей в глаза, отмахнулся от супруги, как от назойливой мухи.
– Все так… Там остатки денег экспедиции. То, что они оставляли на крайний случай. Личные вещи капитана и его помощника. Немного, но на пару тысяч зеленых наберется. И пусть Кущенко у нас это заберет! Жестоко и цинично! Он ведь не собирается делиться, правда? – спросил Ельцов у Губатого.
– Сказать честно – в альтруизме замечен не был. Если есть возможность заграбастать все – готовься, так он и сделает! Классный план, Ельцов! Снимаю шляпу!
– Ты хочешь слить ему «Ноту»? – осведомилась Изотова у Губатого.
– Не все. Только то, что нас не интересует. Уж под воду он тоже не полезет. Пусть поможет нам достать второй сейф. А мы, под шумок, выдернем из корпуса «Ноты» и первый. Полежит пока на дне – кушать он не просит. А когда этот упырь уберется прочь, мы поднимем то, что нам надо.
– Один вопрос, – сказала Ленка, приподняв бровь, от чего выражением лица стала напоминать сувенирные венецианские маски, которых одно время полно было в новороссийских комиссионках. – А где этот капитанский сейф? Ты-то сам его видел?
– Я его видел, – вмешался Ельцов. – В той каюте, через которую твой Пима шастал туда-сюда. И удивляюсь, как это вы оба ничего не заметили. Он встроен в переборку, возле стенного шкафа и отлично виден, если посветить фонарем налево. Сейф небольшой, раза в два меньше, чем у руководителя экспедиции, так что в иллюминатор пройдет.
– Принимается, – решительно сказал Губатый. – Ты придумал, ты и сольешь информацию. Я буду молчать, как Карбышев на морозе. Ленка изображает мятущуюся особу.
– Дуру, то есть? – спросила Изотова обиженно.
– Ну, почему сразу дуру? – опешил Пименов. – Тонкую, сомневающуюся натуру, так будет точнее. Изобразишь метание между желанием обогатиться и страстью все вываливать наружу.
Изотова фыркнула и исчезла в каюте.
– Я в душ.
Некоторое время мужчины молча вытирали с кожи жирный силикон.
– Я перед тобой ни в чем не виноват, – сказал, наконец, решившись Пименов.
– Ага, – отозвался Ельцов. – Конечно, Пима. Какие дела? Ни в чем! Ты вовсе не мою жену трахаешь, а совершенно постороннюю женщину! Проплывала здесь поблизости, а ты ее раз, и на хер, чтобы не скучала! Так?!
Губатый вздохнул.
– Одно меня утешает, – продолжил Ельцов, не сводя с лица Пименова внимательный взгляд. – Это не ты ее, а она тебя еб..т. Это я так, чтобы у тебя иллюзии не создавались. И еще… Не рассчитывай на мои добрые чувства, Леша. Это я с виду – лох, а если присмотреться – и гордость у меня есть, и злости в достатке, как у хорошей сторожевой собаки. Просто мне сейчас деньги важнее. Мы с тобой временные союзники. Без тебя мне жемчуг не достать. Поторопился я из-за своей любимой, хотел еще годик выждать, да она уговорила сейчас ехать. Вот в спешке и на тебе свет клином сошелся. А как достанем бабки – лучше слиняй куда-то, потому, что если я тебя на Ленке увижу, ничего не пожалею, чтобы твои яйца у меня на рабочем столе в баночке с формалином плавали.
– То есть, – переспросил Губатый, – пока нет денег, ты мне жену трахать разрешаешь, а после того, как найдем – так «ни-ни»? Оригинально!
«Тайну» качнуло основательно и Ельцов едва не потерял равновесие, хватаясь за ограждение.
– Есть такое насекомое, богомол называется, – улыбка у Олега была холодная, как вода под термоклином, и леденила точно так же. Единственный здоровый глаз смотрел не мигая, и Пименов поневоле напрягся, спиной ощущая, что Ельцов, несмотря на некоторую «ботаничность» может быть опасен по-настоящему. – Это, как тигр в мире насекомых. Страшный хищник, которого боятся все жучки-паучки. Так вот, самки богомола после сношения голову самцу аккуратненько откусывают, и потом его целиком и съедают. У них инстинкт такой, ничего не поделаешь.
Пименов внезапно похолодел. Он вспомнил угловатые быстрые движения Изотовой, в том момент, как она двигалась по палубе после подъема с глубины, и наконец-то нашел, пусть по подсказке Ельцова, точное сравнение, которого ему так не хватало.
Ну, конечно же – самка богомола! Он видел телепередачу по «Дискавери» прошлой зимой. Та двигалась точно так же – стремительно выщелкивая угловатые конечности с точностью машины смерти, припадая на задние ноги перед мгновенным cope de grace.
– Так вот, не думай, что ты у нее любимый муж в гареме, Пименов. Ей безразлично, кто из нас будет рядом. Ей важно победить! Самке богомола все равно, сколько самцов съесть для достижения цели. Уяснил? Просек фишку, умник?
– Ты романы писать не пробовал? – спросил Губатый. – Зря! Был бы богат! Давай, для начала ополоснемся в море! Неудобно в гости опаздывать, а Ленка там плещется, будто у меня баки резиновые!
Кущ организовал все действительно цивильно.
В кают-компании «Ласточки» работал кондиционер, и после липкой, солоноватой жары царящей в рубке «Тайны», Губатому показалось, что он попал в прохладный рай. Раздвижной стол был накрыт с купеческим размахом, и Пименов, зная патологическую жадность Владимира Анатольевича в тех вопросах, когда деньги надо было тратить не на себя любимого, понял, что разговоры предстоят серьезные.
«О чем бы с тобой не говорили люди, знай, с тобой говорят о деньгах».
Помимо разного рода кушаний, которые и на берегу-то себе не каждый день позволишь, на столе стояло холодное пиво, причем не плебейское «Клинское», а аристократический «Хейникен», возвышалась строгая бутылка «Русского стандарта» (в легкой изморози, потеющая прозрачными каплями – Губатый с трудом отвел от нее глаза и сглотнул жидкую слюну). А в ведерке из белого металла плавила кусковой лед бутылочка шампанского из подвалов Абрау-Дюрсо.
– Ёксель-моксель! – произнес Кущ, открывая объятия Изотовой. – Ленка! Мать! Ну, до чего ж хорошо выглядишь!
Изотовой пришлось слегка наклониться, чтобы Кущенко расцеловал ее в щечки. При этом Владимир Анатольевич игриво прихватил ее за грудь.
– М-да… Знал бы раньше – после школы женился бы на тебе! – продолжал сыпать комплиментами плантатор-пограничник. – Вот смотри, Олежка пополнел!
Он слегка хлопнул Ельцова по животику, выпирающему из-под выгоревшей, линялой футболки.
– Пима полысел, но в тонусе!
Он приобнял Губатого за плечи, этак по-хозяйски, покровительственно: так старший брат обнимает младшенького – Ивана-дурака, с некоторым брезгливым намеком на братнину убогость и с железной уверенностью в том, кому именно достанется мельница при разделе имущества батюшки.
