потерю сил, затраченных на уборку. После него я объявила Жанне, что хочу побыть одна в читальном зале, дескать, соскучилась по книгам за три месяца сплошного безделья и гулянья. Та одобрительно кивнула и по секрету поведала, что собирается отлучиться часа на три в райцентр за покупками.
Мне только этого и надо было. Дождавшись ее ухода, я мигом взлетела на третий этаж и приоткрыла заветную дверь.
Инвалидное кресло было пустым. Толик сидел на кровати с книгой в руке, как всегда, неподвижный, точно изваяние. При виде меня лицо его оживилось.
– Привет, Василек. Ты откуда? Вы разве уже вернулись?
В голосе Толика звучала радость – очевидно, три месяца полного одиночества осточертели даже ему, при всей ярко выраженной мизантропии и страсти к уединению.
– Не все, – с готовностью объяснила я, – только несколько человек. Приехали на уборку.
– Ясно. – Он отложил книгу и внимательно оглядел меня, стоящую у порога. – А ты загорела. Классно выглядишь. Ну-ка, подойди, покажись.
Я подошла ближе и остановилась у его кровати. Толик смотрел на меня в упор, и глаза его зажглись интересом.
– Слу-ушай, Василек, – проговорил он, растягивая слова, – да ты, никак, выросла. Совсем не такая стала.
– А какая? – спросила я, чувствуя, как щеки заливаются румянцем.
– Будто ты не понимаешь! – Толик весело усмехнулся и, обхватив меня за обе руки, привлек к себе. Я старалась смотреть ему в глаза. Лицо горело все сильней, даже ушам стало жарко.
– Да что ты точно деревянная! – мягко произнес Толик и, не грубо, но настойчиво надавив на мои плечи, усадил к себе на колени. – Расслабься, – шепотом проговорил он мне на ухо, – ты же за этим сюда шла, я ведь не слепой. Угадал?
Я кивнула, не в силах оторвать взгляд от его медленно приближающихся губ. Толик поцеловал меня долгим, умелым поцелуем, от которого внутри у меня что-то сладко задрожало и заныло. Я зажмурилась и приникла к его щеке. Мне хотелось заплакать от счастья, раствориться в его объятиях, может быть, даже умереть – в этот момент я ничего не боялась.
Так мы сидели минут пять. Руки Толика все крепче сжимали мои плечи, дыхание его стало частым и шумным. Наконец он резким движением отстранил меня от себя и, взяв за подбородок, приподнял мое лицо.
– Василек, скажи правду, ты когда-нибудь ходила наверх, в радиорубку?
Я тут же поняла, что он имеет в виду. В радиорубке, расположенной на чердаке, старшие ребята тайком просматривали припрятанные киномехаником кассеты с порнухой. Пару раз Светка, завсегдатай таких мероприятий, уламывала меня сходить на чердак вместе с ней. Толик, конечно, прекрасно знал о шалостях в радиорубке, как неуловимым образом был осведомлен практически обо всем происходящем в интернате, при этом крайне редко покидая свою палату.
Сейчас он глядел на меня со спокойным ожиданием, будто интересовался тем, как я провела лето.
– Да, ходила, – сказала я едва слышно.
Толик кивнул и улыбнулся.
– И что ты там видела?
Я опустила глаза.
– Все.
– Это радует, – произнес он насмешливо, – значит, ты знаешь, что делать в таких случаях. – Толик перестал держать меня, разжал пальцы. Я неуверенно слезла с его колен, совершенно не представляя, что произойдет в следующее мгновение.
Он продолжал сидеть тихо, не двигаясь, остановив взгляд чуть пониже моих ключиц. Я дрожащими пальцами взялась за «молнию» на сарафане и потянула ее вниз.
Толик молча наблюдал, как я раздеваюсь. Мне не было ни страшно, ни стыдно, хотя никогда до этого ни один мужчина не видел меня без одежды. Да что там – обычный ежемесячный медосмотр у Марины Ивановны являлся для меня сущей мукой, а о банном дне и говорить не приходилось.
Но сейчас я чувствовала себя совершенно иначе. Я была словно во сне.
Да, точно! Это был один из моих снов, в котором я ощущала себя взрослой, опытной, знающей нечто такое, о чем в реальности понятия не имела. Будто какая-то сила таинственно руководила моим телом, подсказывая нужные, единственно верные жесты.
Во взгляде Толика мелькнуло удивление. Это действительно было в высшей степени странно: тринадцатилетняя девчонка вела себя как зрелая, умудренная опытом женщина.
Я помогла ему снять рубашку, и он послушно подчинился уверенным движениям моих рук. Затем я опустилась рядом с ним на кровать.
Мы полулежали бок о бок, откинувшись на подушку, сплетя тесные объятия, и сгорали от страсти, пока жаркая волна не захлестнула нас с головой.
Дальнейшее происходило стремительно и сумбурно. Сознание запечатлело лишь обрывочные фрагменты, словно высвеченные фотовспышкой из общей темноты.
…Его глаза, из синих вдруг ставшие черными от расширенных зрачков… боль, острая, как удар ножа… еле слышный сдавленный стон, непонятно кому принадлежащий, возможно, нам обоим… А потом нахлынул густой туман, через который слабо пробивалась мысль о важности и неотвратимости того, что случилось…
…Первое, что я увидела, когда пришла в себя, – распахнутую настежь дверь палаты. Сквозняк раскачивал ее взад-вперед, заставляя петли тихонько и жалобно поскрипывать.
Я охнула, соскочила на пол и бросилась к порогу. Снаружи никого не было. Я поспешно прикрыла дверь и оглянулась на Толика. Тот улыбался, хоть и несколько растерянно.
– Знаешь, что будет, если нас застукают?
Я кивнула.
– Смотри. – Он вытащил сигарету и закурил. – Тебе-то они ничего не сделают, ты их любимица. А меня вытурят в два счета.
– Не вытурят, – проговорила я твердо и принялась натягивать разбросанные по полу шмотки. – Никто ничего не узнает.
– Смотри, – повторил он уже более спокойно. – Ты когда снова придешь?
– Когда хочешь.
– Тогда давай завтра. Или… нет. – Толик слегка заколебался и произнес решительно: – Нет. Сегодня. Вечером.
– Хорошо. – Я наклонилась и поцеловала его в губы, впервые не опасаясь, что он будет смеяться надо мной, обзовет или прогонит.
19
Это было счастье. Сбылась моя двухлетняя мечта, так, как я и предполагать себе не могла. Толик перестал видеть во мне прислугу, я стала для него женщиной. Желанной, свидания с которой ждут с трепетом и нетерпением.
Мы оба ополоумели от страсти. Я не могла думать ни о чем, кроме той минуты, когда наконец увижу его, возьму за руку, прикоснусь к его губам. Толик больше не выглядел мрачным и угрюмым – при виде меня лицо его светлело, глаза загорались. Он ощупывал меня глазами с головы до ног, и я чувствовала, как этот взгляд проникает под одежду, будто срывая ее.
Я не была у него первой. Потом, позже, он рассказал мне, что стал мужчиной в неполные тринадцать – его соблазнила молодая смазливая соседка, на пять лет старше. Но
